Крис Вудинг - Отрава
Отрава почти не слушала Паруса. Она даже не ела с тех пор, как слегла в постель, и ничего не пила. Девушка выглядела болезненно бледной, и от нее даже пахло болезнью. Длинные черные волосы спутались и жирными прядями свисали на лицо. Она начала бредить во сне. Ее друзья ах, какое бессмысленное теперь это слово – пытались уговорить ее поесть хоть что-нибудь. Но аппетит пропал, и даже голод был только тупой далекой болью, ноющей где-то внутри.
И Отрава была настолько поглощена своим горем, что не заметила происходящего вокруг, пока оно не стало слишком явным.
Однажды, когда Парус читал ей, девушка произнесла первые осмысленные слова с тех пор, как заболела.
– Парус… – прохрипела она. Старик тут же поднял глаза, и в его глазах засветилась надежда.
– Парус, ты болен. Он на самом деле был болен. Теперь она увидела это. Впалые щеки и глаза, истощенное тело, дряблая кожа. Как будто бы это он голодал, а не она. И потом… это нечто большее, чем просто недоедание. Что-то еще было в его состоянии, что-то помимо болезни и физической слабости. Но она ушла в забытье от голода и ничего не поняла.
– Мы все больны, Отрава, – сказал Парус. – Перчинка и Брэм тоже? – Тревога кольнула в сердце Отравы. – И Андерсен?
– Все. Слуги, архивариусы, даже короли и королевы. Даже Элтару плохо.
– Что случилось? – прошептала девушка. – Что происходит?
– Не знаю. Словно замок наполнился призраками. Вокруг безразличие, все… устали. Целители не могут понять причину. Они говорят о чуме или иных недугах, но дело в другом… Оно даже в стенах… сам замок ослабел, стал бледным… не таким крепким, как раньше, – Парус вздохнул. – Как будто все угасает, растворяется…
– Но… – начала Отрава, – как… – Не знаю… не знаю… – прошептал Парус. Он был сам на себя не похож – не тот твердый, живой Парус, какого она знала. Он поднял голову и устало посмотрел на девушку.
– Отрава, я слышал, о чем ты бредила во сне. Это бессмысленно… я… я не понимаю… Перестань так делать.
– Я? – Отрава была настолько ошарашена, что даже не смогла рассердиться. – Я ничего не делаю. Ничегошеньки, просто лежу. – Как ни странно, она еще могла шутить, пусть и не очень удачно.
– Ты… ты говорила о сказках. Что тебе сказал Иерофант? Что он сделал?
Но Отрава думала о словах Горюна, которые тот произнес в своей хижине у озера. Как мир изменился в худшую сторону, когда он отказался от своей роли и попытался придумать себе другую жизнь. «У меня тоже была история, но мне она не понравилась, и я решил все изменить. Не стоило этого делать». Он не стал объяснять, что это значило. Мол, не время еще. Но сейчас все встало на свои места.
– Это из-за меня, – сухими губами произнесла она. – Из-за меня. Я виновата.
– Как? Почему? – Боль в голосе Паруса камнем легла на ее сердце.
– Я перестала подчиняться, – ответила девушка.
– Кому? – спросил Парус. Отрава приподнялась на локте. – Ты не видишь этого, Парус. Не видишь, потому что не хочешь. Но все это сказка и больше ничего. Ее придумал Иерофант. Не хочу быть пешкой в его игре, с которой можно делать все, что заблагорассудится. Если я не могу решать за себя, то вообще ничего не буду делать. Если я не могу действовать по своей воле, – девушка опустила глаза, – уж лучше умереть.
Она видела, что Парус поник, но всеми силами пытался понять ее слова. Отрава представила ему невероятную картину мира, которая была выше его понимания.
– Не понимаю, – сказал он. – Я не… я не знаю, как это связано с… недугом, поразившим нас. Но я вижу, что это имеет отношение к тебе, Отрава. Что здесь такого ужасного, что ты не хочешь больше жить? Разве ты не понимаешь, что обрекаешь и нас на смерть?
Отрава бы заплакала, если бы у нее остались еще слезы.
– Вы выдумка, вы все. И я тоже… – Как ты можешь так думать? – воскликнул Парус, вдруг оживившись. – Мы чувствуем, мы любим, плачем, страдаем, приносим себя в жертву… Если это не жизнь, то что же? Чем ты это можешь назвать? С чего ты взяла, что Иерофант может каким-то образом тобой управлять? Разве ты не принимаешь свои решения? Ты же сама решила отправиться в это путешествие.
– Не знаю, правда ли это, – ответила Отрава и опустилась на подушки. – Мне нужно доказательство того, что моя самостоятельность – иллюзия, и вот, пожалуйста, посмотри, что происходит, если я отказываюсь ему подчиняться. Сказка рассыпается. А может, я хочу сдаться?
На это у Паруса не было ответа. Отрава перевернулась на другой бок спиной к старику, и, в конце концов он ушел.
Они часто приходили к ней с тех пор, как она снова заговорила. Им казалось, что это хороший признак, но все было совсем наоборот. Отрава просто хотела попросить прощения за то, что происходит. Брэм и Перчинка, как и Парус, ничего не понимали, но умоляли ее поесть, чтобы набраться сил. Они сами умирали, растворялись, превращались в ничто, в то время как сказка вокруг Отравы заканчивалась. И как ей теперь вырваться из пропасти, в которую она провалилась? Как жить с сознанием того, что она – выдумка? Отрава терпела слезы Перчинки и молчание Брэма, не зная, что хуже. Но она не хотела поддаваться. Лучше умереть, угаснуть вместе с ними, и тогда все закончится. Этот выбор Отрава сделала для себя. И если ее смерть нарушит планы Иерофанта, значит, так ему и надо. Он сам придумал такого упрямого персонажа. Чем сильнее ее толкали, тем сильнее она сопротивлялась.
* * *Отрава приходила в себя и вновь погружалась во мрак. Слабость то заглатывала ее, то выплевывала обратно. День и ночь перемешались. Время распалось на цепочку недолгих минут просветления. Девушка голодала и мучилась жаждой. Иногда она просыпалась с влажными губами, когда кто-то из ее заботливых друзей пытался напоить ее молоком или медом, пока она спала, надеясь, что Отрава машинально проглотит питье. Но этого было мало, чтобы остановить неизбежное. Она погибала и знала об этом… по крайней мере, это было ее решение.
Однажды ночью Отрава проснулась в полутьме и увидела у своей постели Брэма. На столе рядом горел один-единственный фонарь, бросая тусклый свет на лицо ловца духов. Его глаза прятались в тени всегдашней шляпы.
– Брэм, – с трудом выговорила девушка, вымученно улыбнувшись.
Он долго молчал, и хотя Отрава не видела выражение его лица, но все равно понимала, что он очень серьезен.
– Брэм, что стряслось? – Я вот думал, – ответил он. – И тебе придется выслушать то, что я скажу.
Брэм склонил голову набок, и свет фонаря упал на его лицо. У Отравы перехватило дыхание. Через кожу почти просвечивал череп. Усы наполовину выпали и обвисли. Мощная шея сморщилась, и дряблая кожа повисла складками. Глаза покрылись сеточкой красных сосудов.
– Ах, Брэм… – простонала Отрава. Видеть его таким было как нож в сердце.
– Прибереги жалость для кого-нибудь другого, – ответил Брэм надтреснутым и хриплым голосом. – Я уже слышал твои извинения. Мне это неинтересно.
Отраву ошеломила такая резкая перемена в его поведении. Но девушка была слишком слаба, чтобы ответить колкостью.
– Ты эгоистичная девчонка, – прорычал он. – Посмотри, что ты натворила. Взгляни на меня хорошенько. А Перчинку ты видела? Или этого проклятого кота? Видела, что твоя принципиальность с нами сделала? Ты убиваешь нас, ты, испорченный гадкий ребенок! И все потому, что не можешь постоять за себя!
Отрава испуганно съежилась, услышав неприкрытую злость в его голосе. Она и не подозревала, что Брэм способен на такое. Чтобы эта добрая душа так изменилась…
– Ты ненастоящий… – слабым голосом возразила она.
– Да, да, это я тоже слышал! – огрызнулся он. – Выдумки. Чушь! Я такой же живой человек, как и ты, а ты – такой же живой человек, как Иерофант. Мыживые, Отрава. Мы живы по определению. Даже если ты думаешь, что тебе подарил жизнь кто-то другой. У всех нас есть мечты и желания, мысли, планы, а ты отнимаешь их, – Брэм встал, с отвращением махнув рукой в перчатке. – Ты когда-нибудь верила в Бога, Отрава?
– Когда была маленькой… – прошептала она.
– А в чем здесь отличие? – Потому что потом я поверила… что могу управлять своей судьбой.
– Как ты не понимаешь! – закричал Брэм. – Ты доказала, что хотела! Ты действительно управляешь своей жизнью. Ты избрала смерть, решила убить и нас вместе с собой. Никто не смог остановить тебя. Никто не может этого сделать. Кроме тебя самой. Неважно, какими будут последствия твоего решения, но ты приняла его сама.
Отрава искренне удивилась, что Брэм самостоятельно пришел к этой мысли.
– Это… неправильно, – произнесла она, убрав с лица пряди сальных волос. – Если единственный способ исправить мир… в том, чтобы подчиниться Иерофанту., то… выбора просто нет.
– Ты не имеешь права нас убивать! – прокричал Брэм.
– Откуда тебе знать… что ты вообще живой? – не унималась Отрава.
– А откуда все знают? Откуда мы вообще что-то знаем? Правдивых ответов нет, Отрава. Все относительно. В этом и состоит жизнь. Мы можем только жить в том мире, куда пришли. Разве тебе этого мало? Все, чего я хочу от жизни, – это вернуться домой, купить домик в горах и больше никогда не думать об эльфах и Иерофантах! Ты крадешь у меня эту мечту! Кто дал тебе право распоряжаться нами и решать, кому жить, а кому умереть?
