Василь Когут - Копия Афродиты (повести)
Олег Николаевич приложил ухо к груди. Редкие, еле уловимые удары сердца он скорее почувствовал, нежели услышал.
— Есть! — нарушив свой же приказ, в дикой радости выкрикнул он. И, как бы испугавшись собственного крика, прикрыл рот рукой.
Санька вскочил, забыв про систему включения, а Степка, не выпуская из рук проводов под напряжением, сделал шаг вперед и пристально уставился в лицо незнакомке.
Олег зажал запястье девичьей руки в своей. Под большим пальцем уловил слабый толчок. Второй, третий… Грудь девушки стала приподниматься и опускаться.
Рапопорт уверенным движением приподнял левой рукой туловище и ложкой открыл рот девушке. Малыми дозами стал вводить бальзам. К его удивлению, жидкость проходила внутрь, хотя он и не замечал, чтобы незнакомка глотала ее. Олег почувствовал, как от тела лежащей исходит тепло.
Молчали. Только горящими, возбужденными глазами смотрели друг на друга.
Вдруг девушка шевельнула рукой. Тело ее напряглось, она словно потянулась во сне. Веки ее вздрогнули и чуть-чуть приоткрылись. Степка, вытянув шею, пристально всматривался в чудные голубые, бездонные глаза. Девушка неимоверными усилиями приподняла голову, уставилась на Степку и еле слышно слабым голосом прошептала:
— Бью челом, князь!
Голова ее снова бессильно опустилась на медвежью шкуру.
4. ПЕРЕЕЗД
— Не направляйте в лицо яркий свет, — сказал Олег Николаевич. — Опасен для зрения. Перекройте луч красным стеклом.
В гроте работали при красном свете. Было жарко, и Олег Николаевич дал команду снизить температуру до комнатной. Освободили проем от щита. В душную каменную камеру хлынул свежий воздух. Несколько глотков зелья, которые Олег снова дал из ложки лежавшей, она проглотила сама. И через некоторое время Рапопорт почувствовал по ударам пульса, как сильнее и ритмичнее забилось ее сердце, дыхание стало ровным. Но в полное сознание ожившая не приходила.
Олег не торопился. Пусть организм, вырванный из векового сна, набирается сил, насытится кислородом. Но понимал, что и здесь, в пещере, спасенную содержать больше нельзя. Резкая смена температуры, повышенная влажность, наконец, угарные газы, частично исходящие от раскаленных спиралей, не создают благоприятных условий для полного выздоровления истощенного организма.
— Через пару часов, — сказал Олег Николаевич, — перевезем нашу красавицу домой. Готовьтесь!
Степка и Санька начали приготовления к переносу тела девушки из грота в вездеход. Расстелили брезентовую плащ-палатку, положив на нее тонкую и эластичную кошму, установили в проеме две очищенные доски, дополнительно расчистили выход из пещеры.
Температура в гроте медленно спадала, а температура тела незнакомки установилась в пределах нормы.
Пока с собой решили взять самое необходимое. Отопительные агрегаты, кабели и другие громоздкие вещи оставили на месте. Втроем осторожно уложили тело на кошму и укрыли сверху теплым одеялом. На носилках девушку из пещеры перенесли в вездеход. Степка взглянул на часы: двадцать два сорок пять…
У дома их встретила Елизавета Петровна. С недоумением и ужасом она смотрела, как Олег Николаевич с ребятами достали из вездехода что-то неудобное и тяжелое, пронесли в комнатку и положили на Степкину раскладушку. И когда Олег Николаевич откинул одеяло, Елизавета Петровна чуть не обомлела.
— Господи! — всплеснула она руками. — Кто это? Что с ней?
— Ничего, — спокойно ответил Олег Николаевич. — Это то, о чем я умолчал.
— Сюрприз? — всполошилась Елизавета Петровна. — Она же без сознания.
— К счастью, она живая, — сказал Олег Николаевич. — Но от нее нельзя отходить ни на шаг.
Усадив Елизавету Петровну на Санькину кровать, Олег Николаевич открыл ей тайну поисков, которыми занимались все эти дни ее гости. Степка и Санька молча кивали головами и все время с интересом поглядывали на девушку, которая еле заметно дышала. Лицо ее становилось румяным, порозовевшие руки изредка вздрагивали. Будто оживленная что-то хотела взять, сорвать, но не могла дотянуться.
Ребята только теперь почувствовали ноющий голод и страшную усталость. Но молчали. Не до этого.
Дослушав рассказ Олега, Елизавета Петровна ласковым взглядом обвела лица ребят и вдруг разрыдалась.
— А как же ты сюда, милая девочка, попала? — причитала она. — И кто же тебя бросил в этой дикой и суровой земле? А кому же ты не угодила?..
Плечи ее вздрагивали, слезы ручьем текли по щекам, она подсела ближе к девушке, стала ласково гладить ее русые волосы, достала из-под спины зажатую телом толстую косу и уложила на грудь. Наплакавшись, Елизавета Петровна неуверенно спросила:
— Может, вызвать вертолет с врачами?
— Не надо, — категорически возразил Рапопорт. — Самое страшное — позади. Ее могут забрать в какой-нибудь научно-исследовательский институт. Нет, уж лучше пока мы сами.
— Тогда рассчитывайте и на мою помощь, — сказала Елизавета Петровна. — Я — женщина… Мне с ней проще…
Ребята тихо встали и вышли на кухню.
— Она сразу не станет ходить или даже говорить, — сказал Олег Николаевич. — Ей необходимы массаж сердца, калорийное питание, постоянный уход. Придется вам взять отпуск, Елизавета Петровна. А я приступлю к работе.
— Разве я против?
— Тогда завтра телеграфируйте в управление. Ехать не надо. А пока вызовем комиссию и зафиксируем открытое месторождение. Ну и остальное…
— А что — остальное? — не поняла тетя Лиза.
— Да отпуск… Льготный, что ли? Может, через некоторое время надо съездить на юг, — указал он рукой на лежавшую девушку. — Это будет для нее очень полезно. Только что с ребятами делать? Закончилась их практика. Родители ждут, а отпускать никак нельзя: они же разворошили здесь такое и лично должны все засвидетельствовать. Их надо задержать. Это должны сделать вы.
Елизавета Петровна призадумалась. Как же ей быть? Уже две недели, как ребята находятся у нее, но их родным она ничего не сообщила. Пошла на поводу у парней. Она, думалось, хотела сделать лучше, а получается, что сделала хуже. Хорошо бы отправить их завтра. Ребята успели бы домой вовремя. Узнали бы родители чуть попозже, превратили бы их озорство в шутку. Но ребят отпускать нельзя. Слишком серьезные и значительные открытия они сделали. И неизвестно еще, чем закончится история с оживленной девушкой. Отдать — она ее не отдаст. Это уже решила. Но и зарегистрировать как-то надо. А как без свидетелей? Нет, ребята должны побыть еще здесь. Телеграфировать в деревню? А что скажешь в нескольких словах телеграммой? Да и переполоху на весь район наделаешь! Елизавета Петровна мучительно искала выход из создавшегося положения.
— Может, съездишь сам на денек-другой в Дубраву? — обратилась она к Олегу.
— А как же она без меня? — указал глазами на девушку.
— И то правда…
Глубоко вздохнув, Елизавета Петровна сказала:
— Придется все изложить в письме. Заказном. А позже, пожалуй, поеду с ними сама к родителям. А где же Степка и Санька?
Она побежала на кухню. Степка и Санька сидели за столом и пили чай. Больше на столе ничего не было. Елизавета Петровна засуетилась. Достала банку тушенки, вскрыла ее и выложила мясо в тарелку. Нарезала тоненькими ломтиками колбасу. Положила перед ребятами масло и черничное варенье.
— Хоть бы сказали слово, — чувствуя себя виноватой перед гостями, говорила она. — И так днями голодные и холодные.
— Ничего, тетя Лиза, — успокаивал ее Степка. — Мы не прихотливые.
— Ешьте, ешьте…
И тут же, вспомнив про девушку, начала заваривать свежий чай, готовить бульон, манную кашу.
— Сегодня вы будете спать в моей комнате, — сказала она. — Вдвоем на одной кровати. Не против?
— Мы же учащиеся, — сказал Степа. — Привычные.
— Вот и хорошо.
Лежали в постели, спина к спине, размеренно и тихо дышали, будто спали. Но каждый думал о своем. О пережитом. Об оживленной девушке… Кто она и как оказалась здесь? Что привело ее сюда, в дикую тундру, да еще в те далекие времена? Сегодня попасть сюда — не проблема. Поезда, вездеходы, вертолеты… Наконец, можно на мотоцикле заехать куда вздумается. А тогда?
Каждый вспоминал историю, прочитанное, услышанное. Но так и не смогли конкретно что-нибудь вспомнить. Разве что в сказках да легендах.
Рассказать кому о случившемся — не поверят. Скажут — наврали. А ведь жизнь каждый день такие преподносит сюрпризы, какие и не придумаешь, не сфантазируешь. И все это неизвестно, и все это изучают, и никогда не дождешься ответа. Одни предположения, догадки… А ведь — факты. Девять столетий летаргического сна. И вдруг ожила. Заработало сердце, затрудились мышцы, вернулось сознание. А вернулось ли? Она только сказала одну — единственную фразу: «Бью челом, князь!» Бью челом… Что это: прошу, здравствуй? Как понимали эти слова в старину?
