С. Гроув - Стеклянная карта
София путешествовала с Шадраком каждое лето, но южнее Нью-Йорка, равно как и западнее Беркширов, ни разу не бывала. И даже тщательное изучение карт железных дорог не подготовило ее к волнениям и восторгу поездки в поезде дальнего следования, да еще и на электрической тяге.
Когда Приморский экспресс на полном ходу вылетел из Бостона, София ощутила в голове странную легкость. У них с Тео было выкуплено купе целиком до самого Нового Орлеана. Там были длинное кожаное сиденье и две откидные полки по стенам, обе – с накрахмаленными простынями. Тео забрался наверх и блаженно заснул. София тоже старалась задремать, но ей не то что не спалось – даже не сиделось спокойно. Она долго расхаживала по крохотному, облицованному деревом помещению от двери к окну и обратно, намеренно пытаясь утратить ощущение времени. Нащупав в кармане юбки катушку серебряных ниток, она крепко стиснула ее в кулаке, словно это могло призвать к ней милость Судеб и заставить поезд еще наддать ходу. Потом, не в силах отвлечься, София принялась мысленно перебирать взятые с собой вещи, вспоминать расписание состава и даже рассчитывать, сколько времени займет путешествие от границы до Нохтланда…
Когда экспресс прибыл в Провиденс, что в Род-Айленде, София открыла окно и стала смотреть на перрон. Город показался ей кирпичным лабиринтом, монотонность которого нарушали вздымавшиеся тут и там белые шпили. Между кирпичных зданий темной лентой вился Блэкстонский канал. Пыльная зелень деревьев окаймляла город и вокзал, бросая кое-какую тень на деревянную платформу, запруженную народом. Пахло опилками и водой из канала. Полицейские и станционные служащие бдительно проверяли билеты и документы, направляя пассажиров в разные вагоны. Семьи иностранцев, путешествующие все вместе, изгнанники-одиночки, придавленные переполненными чемоданами и отчаянием… как отличались они от обычных вояжеров, взиравших на них с любопытством, сочувствием или безразличием.
Та же картина час спустя повторилась среди зеленых пастбищ Кингстона, где стада коров прятались от солнца в случайной тени. Всюду ощущалось то же беспокойство.
Покинув пределы южного Род-Айленда, поезд покатил через Коннектикут.
Окна в вагоне были распахнуты настежь ради свежего воздуха. София высунулась, чтобы проветриться. Экспресс приближался к побережью, чувствовалось соленое дыхание океана. София разглядела крохотные белые паруса, скользившие в синеве. Ей стало казаться, будто время совсем замедлило бег, и это было невыносимо. София вздохнула. «Надо как-то его скоротать, – подумала она с отчаянием. – Иначе это не кончится никогда!»
Она отставила мысли о покинутом доме на улице Ист-Эндинг и даже о Тео, с которым они со времени посадки едва ли обменялись словечком, и уставилась на горизонт.
Пейзаж за окнами вагона постепенно менялся. Рельсовый путь вновь отдалялся от берега океана. По сторонам замелькали стройные клены, долетел пыльный запах листьев, день-деньской гревшихся на солнце. Вот экспресс замедлил ход, приближаясь к последней станции на территории Коннектикута. Поредели деревья, и девочка увидела небольшой вокзал. Здесь ожидала поезда всего лишь горстка людей. При виде озабоченных лиц все тревоги и горести Софии разом хлынули на нее. А если Шадрак вернется домой, когда она уже будет посреди Пустошей и миссис Клэй не сможет с нею связаться?.. От таких мыслей даже в животе заурчало. София все равно ничего не могла сделать. Если Шадрак окажется в Бостоне, придется ему волей-неволей следовать за нею на юг…
Размышляя об этом, София обратила внимание на двоих мужчин, разговаривавших у вокзального здания с проводником. Она видела только их спины, но поняла, что служащий был напуган. Тощий, слабогрудый, он жался к стене, пытаясь как можно дальше отступить от своих собеседников, то теребил усы, то нервно поправлял фуражку… Один из мужчин неожиданно обернулся, окидывая взглядом платформу. Его напарник проделал то же. София так и ахнула про себя. Ее поразили их лица: с виду люди как люди, в обычной одежде, но на щеках у обоих красовались длинные полумесяцы шрамов.
– Тео! – позвала она. – Иди сюда, взгляни на тех двоих!
Проводник дунул в свисток.
Тео, успевший проснуться, слез с верхней полки и присоединился к Софии возле окна. Однако к тому времени парни со шрамами успели исчезнуть. София разочарованно вздохнула.
– Наверное, в поезд сели, – сказала она. – У них рубцы были на щеках. Вот такие! – И она провела пальцами от углов рта до ушей. – Помнится, ты говорил, что у жуликов, вломившихся к нам в дом, похожие были…
Тео устроился рядом с ней.
– Ну, если они в поезде, мы, скорее всего, их встретим. Разве что они в Нью-Йорке сойдут. И вообще, это может быть простым совпадением. Мало ли на свете мужиков со шрамами на рожах!
– И то правда, – согласилась она. Хотя на самом деле особой уверенности не испытывала.
Вытащив свой альбом, София попыталась отвлечься, рисуя путевые заметки. Однако любимое занятие, неизменно успокаивавшее девочку, на сей раз лишь разволновало ее. На каждой странице мерещился образ Шадрака. Припомнились обычные моменты их жизни вдвоем – поздние ужины, когда он засиживался за работой, походы в бостонские музеи, обсуждение покупок в книжном магазине «Атлас», мятые листки с приключениями Заводной Коры… Все это внезапно предстало чуть ли не памятником безвозвратно утраченной идиллии. Всюду будто были разбросаны цитаты из его работ, София прямо-таки слышала спокойный голос Шадрака, рассуждавшего о том, как развивался этот мир и каким он, по идее, должен был стать…
Отложив альбом, она достала дядин атлас и принялась рассеянно листать его. София, конечно, успела хорошо его изучить, но в нынешних обстоятельствах книга приобрела новую значимость. Теперь это было что-то вроде путеводителя по местам, которые ей действительно предстояло посетить. Обширная статья о Нью-Йорке подробно описывала его порт, парки и большие крытые рынки. Иллюстрации, впрочем, не передавали ни колесного грохота экипажей, ни запаха рыбы, запечатленного картами памяти.
София нашла раздел, посвященный Пустошам. Эта страна до сих пор сохранила название, данное ей первопроходцами территорий, которые простирались к югу от Нового Запада. Тамошние жители говорили на диалектах испанского; «пустые земли» означали целинные или просто заброшенные участки. Первооткрывателям было не до тонкостей; с их подачи громадную страну стали именовать Пустошами, что, конечно, совсем не соответствовало действительности. Однако название прижилось.
Главных городов было три: Нохтланд, приморский Веракрус и Ксела на юге. По мнению историков, в каждом из них во время Великого Разделения смешались выходцы из трех основных эпох. Семнадцатый век (по старому счету) сошелся здесь с двумя периодами: на тысячу лет более ранним и на тысячу – более поздним. Существовали и небольшие анклавы иных столетий, но из-за численного перевеса населения городá получили общее именование Тройственных эпох. Тамошний народ придерживался традиционной религии, основанной на цикличности времени. Каждый цикл был узелком поклажи на спине у одного из божеств, совершавших вековечное странствие. Эти боги были уживчивыми. Они принимали жертвы и поклонение – и по возможности миловали своих приверженцев.
Государство, за исключением Тройственных эпох, нельзя было назвать сплоченным. Человек, провозгласивший Пустоши империей, – император Леопольдо Кануто – весьма мало интересовался завоевательской и исследовательской деятельностью. Вместо этого он посвятил все первые годы после Разделения устройству в Нохтланде блистательного двора. Деньги тратились без счета, но в итоге суматошный город превратился в роскошную столицу. Сын Леопольдо, император Юлиан, последовал примеру отца. Он жил обособленно, довольствуясь кругом придворных, и редко покидал пределы столицы. В годы их правления основная часть Пустошей оставалась, по сути, никем не управляемой. Между тем на обширных пространствах страны сталкивались эпохи, несопоставимые по уровню развития; одни области благоденствовали и процветали, в других воцарялось беззаконие. Из-за этих-то глухих углов за Пустошами и закрепилась репутация диковатого и в целом опасного места. И в самом деле, обнаглевшие разбойные шайки порой прибирали к рукам целые города.
Себастьян, сын Юлиана, оказался полной противоположностью отцу. Исследования как таковые его тоже не интересовали, но вот что касается завоеваний… Когда скончалась его молодая жена, оставив Себастьяна с дочерью на руках, он принял решение стать настоящим владыкой страны. С тех пор он уже двадцать лет рассылал солдат по всем уголкам Пустошей, искореняя тех, кто столь долго сопротивлялся власти закона. Правда, это было не так легко, как рассчитывал Себастьян. Стоило разделаться с одной бандой грабителей, как ее место занимала другая… Пока он воевал, бразды правления держала его дочь Юста. Статья в атласе Шадрака указывала, что правящая фамилия Нохтланда была отмечена Знаком лозы, а вовсе не Знаком железа. Ни о том ни о другом София ни разу прежде не слышала.
