Кеннет Оппель - Тёмное крыло
Сумрак и в лучшие свои времена никогда не отличался быстротой, лазая по коре, и всё ещё был слаб после своего опыта с грибами. Но как раз в тот момент, когда он почти потерял их из виду, они все молча остановились на нижней стороне толстой ветви. Сумрак продолжал лезть вверх, надеясь сократить расстояние до них. Что же они делали?
Потом он увидел гнездо. Его плетёная нижняя часть покоилась на ветке, к которой они прицепились. Признаков присутствия взрослых птиц вблизи гнезда не было. Возможно, они улетели добывать пищу или собирать новый строительный материал для своего гнезда. Но они должны были вскоре вернуться. Сильфида и остальные внимательно оглядели его, а затем торопливо поползли по ветке, зацепились когтями за плетёные из прутьев стенки гнезда и полезли к его краю. Страх сковал сердце Сумрака.
Он обещал, что не будет этого делать, но всё же сделал.
Он полетел.
Ему нужно было остановить их прежде, чем будет слишком поздно. С силой взмахивая крыльями, он стремительно взлетел вверх. Он не осмеливался кричать и тем самым рисковать привлечь внимание птиц. Сильфида добралась до края гнезда, и потом Сумрак потерял её из виду, потому что она вместе с друзьями скрылась внутри. Он захлопал парусами ещё быстрее, и закружился над гнездом. Внутри Сильфида, Кливер и Терра в ужасе взглянули на него, приняв за птицу.
Там лежали три голубых яйца, и Сильфида и двое её друзей собрались вокруг одного из них; их когти упирались в скорлупу и были готовы её проломить.
— Эй, вы, все, выбирайтесь оттуда! — закричал Сумрак.
— Закрой пасть, Сумрак! — зашипел Кливер. — Они тебя услышат.
— Сильфида, оставь яйца в покое! — сказал он сестре, затаившей дыхание. Сильфида смотрела то на него, то на друзей, словно не уверенная в том, что нужно делать.
— Пошевеливайтесь и разбейте его! — потребовал Кливер, пытаясь воткнуть коготь своего большого пальца в скорлупу.
Сумрак камнем упал в гнездо и встал перед Кливером, размахивая своими парусами перед его мордой.
— Убирайтесь немедленно, или об этом узнает Икарон!
— Они убили моего кузена! — прошипел Кливер.
— И они убьют ещё больше, если вы это сделаете. А теперь выходите, пока мать не расклевала вам паруса! Мне кажется, я слышу, что кто-то приближается!
Он солгал, но он был в отчаянии, и это, похоже, заставило Кливера отказаться от своих планов.
— Уходим отсюда! — скомандовал он, и они все начали карабкаться вверх по стенкам гнезда. На его краю они прыгнули и стремительно заскользили в воздухе, покидая это место. Сумрак замахал крыльями и взлетел, следуя за Сильфидой и искренне надеясь, что их не увидела ни одна птица.
Когда секвойя была уже в пределах видимости, Кливер и Терра свернули в сторону, оставив Сумрака и Сильфиду вдвоём. Она опустилась на ветку, и он сел рядом с ней. Сильфида повернулась к нему.
— Ты помешал мне! — сказала она.
— Тебе нужно было помешать! — ответил он ей. — Ты представляешь себе, что вы чуть было не сделали?
— Да, и мы бы сделали это, если бы не появился ты. И птица, наверное, не возвращалась, правда?
— Да, просто я должен был любыми средствами остановить вас. Это ты всё затеяла?
— Что-то вроде того.
— Сильфида!
— Ладно, это затеяли мы с Кливером. Папа явно не собирался принимать правильное решение. Он просто потерял мужество! Нова не позволила бы птицам остаться безнаказанными после этого.
— Однако она не предводитель, — оборвал её Сумрак, — и никогда им не будет.
— Кливер говорит, что она могла бы стать предводителем, если бы не Папа.
— О чём ты говоришь?
— Именно отец Новы, Протей, первым подумал о том, чтобы выйти из Договора. Всё это было его идеей. И ещё он был самым старым. Так что именно он должен был стать предводителем. Но вместо этого Папа сделал предводителем себя. Вот, что говорит Кливер.
Сумрак почувствовал, что его тошнит.
— Ты имеешь в виду, что говорит Нова. Я не верю ничему, что исходит от неё.
— Возможно, тебе стоит это сделать! И возможно, мы бы только выиграли, если бы она была предводителем.
— Да как ты смеешь так говорить!
Он был поражён собственной яростью, и Сильфида, наверное, тоже, потому что она вздрогнула. Какое-то мгновение никто из них не произнёс ни слова.
— Если бы вы разбили то яйцо, — сказал Сумрак Сильфиде более спокойным голосом, — то птицы могли бы принять ответные меры, и дела пошли бы только хуже. Вы же не собираетесь пробовать сделать это ещё раз, верно?
Она сверлила его взглядом.
— Сильфида, обещай мне, или я всё расскажу Папе.
— Хорошо, — щёлкнула она зубами. — Я не буду делать ничего такого. Но я не понимаю, почему мы должны прощать их.
— Вы не должны прощать их; просто не предпринимайте ответных мер.
— Ты говоришь, как Папа, — усмехнулась она.
— Он старается изо всех сил, чтобы лучше было нам всем.
— Да что ты говоришь? А как же ты? Ты мог летать, а теперь он это запрещает. И ты не злишься из-за этого?
— Да. Но не на Папу.
Это были не совсем правдивые слова, но он знал, что его негодование было несправедливо. Папа лишь пробовал сохранить мир, и цена этого мира означала лишение его собственного сына чего-то дорогого ему.
— Когда же до тебя, наконец, дойдёт, что Папа не идеален? — спросила Сильфида. — Иногда он бывает неправ, Сумрак, и он слишком горд собою, чтобы признать это. Он был неправ, когда выходил из Договора, и был неправ, когда наказывал тебя вместо птиц!
— Нет…
— На твоём месте, — с жаром сказала сестра, — я бы не прекращала летать. Это делает тебя таким же ужасным трусом, как Папа.
А затем она одним прыжком покинула его.
Самое главное — чтобы добыча вообще ничего не подозревала.
Хищнозуб удивил многих наземных жителей, нападая на них прежде, чем они могли броситься наутёк. Но даже единственного убийства — звуков бешеной борьбы и запаха смерти, разливающегося во влажном воздухе — было достаточно, чтобы сделать осторожными всех животных в округе. И с каждым днём охота становилась всё сложнее, потому что новости о Хищнозубе и его клане мясоедов опережали их движение по лесу.
Тихо крадучись по тенистому подлеску, Хищнозуб ощущал теперь, что все становятся осторожнее и ведут себя тише и тише. Наземные звери прятались. На деревьях звери поднимались выше, прячась среди листвы.
Хищнозуб, всю жизнь до этого питавшийся растениями и насекомыми, признал, что охота — это сложное занятие. Иногда, чтобы поймать добычу, он затрачивал целое утро или вечер. Звери, которых они раньше легко могли убить, теперь начинали сопротивляться изо всех сил. Они царапались, кусались и зачастую вырывались. Хищнозуба воодушевлял такой вызов, но его волновало то, что самые слабые из его охотников могли покинуть его, по глупости полагая, что они могли вернуться к Патриофелису и к своей прежней жизни. Некоторые члены его клана, вроде Миациды, были охотниками от природы, коварными и хитрыми, когда преследовали свою добычу, и неутомимыми, когда нападали на неё. Но некоторым пока ещё так и не удалось никого поймать, и они питались лишь остатками чужой добычи. Хищнозуб смотрел и отмечал для себя слабых и сильных.
Вчера охота была особенно плохой.
Они вернулись к своей прежней пище, чтобы набить себе брюхо. Но всякий раз, когда Хищнозуб поедал личинку или корень, он очень этого стыдился. Ему хотелось мяса. Они должны охотиться лучше, особенно сейчас, когда звери становились всё более и более бдительными.
Хищнозуб запрыгнул на нижние ветви дерева и, как и подозревал, услышал царапанье когтей по коре над собой. Его зубы были стиснуты от жадности, а взгляд пронзал лесные тени. Ему хотелось убивать. Он ловко лазил по деревьям, и хотя уже давно не мог лазать, цепляясь за кору, он умел скакать с ветки на ветку: обладание крючковатыми когтями было прекрасным преимуществом.
Над собой Хищнозуб заметил тупомордого птилодуса: белая полоса тянулась по рыжевато-бурой шерсти на его спине от головы до хвоста. Он был не один: там была целая семья этих зверей, бегающих по стволу и пищащих от ужаса.
Хищнозуб запрыгнул на более высокую ветку и начал погоню. Он с тревогой наблюдал, как они скрылись в маленьком дупле в стволе дерева. Он подошёл в упор, прижал к нему свою морду и просунул внутрь лапу, но лишь затем, чтобы её сильно куснули. Он отпрянул, рассерженно шипя, и сделал несколько шагов по ветке, думая, что делать дальше.
Подняв глаза, он увидел тёмные силуэты птиц, устроившихся на ночлег и чистивших оперение. Одна из них сидела на гнезде.
Его рот наполнился слюной. Прошло уж так много времени с тех пор, как он последний раз ел яйца.
Он никогда не пытался охотиться на птиц; они могли просто улететь от него.
Но их яйца — не могли.
