Кеннет Оппель - Тёмное крыло
Обзор книги Кеннет Оппель - Тёмное крыло
Часть I: ОСТРОВ
Посвящается Филиппе, Софии, Натаниэлю и Джулии
Иллюстрации КЕЙТ ТОМПСОН
Перевод ПАВЛА ВОЛКОВА
ГЛАВА 1. Прыжок
Дерево ещё никогда не казалось таким высоким.
Сумрак с трудом карабкался по стволу гигантской секвойи, вонзая когти в мягкую рыжеватую кору. Вдоль неровностей коры рос бледный лишайник; в разных местах в трещинах тускло поблёскивала смола. От нагретого утренним теплом дерева поднимался пар, распространяя в воздухе пьянящий аромат. Вокруг Сумрака сверкали и жужжали насекомые, но как раз сейчас они его не интересовали.
Икарон, его отец, карабкался вверх рядом с ним, и, хотя был уже стар, двигался гораздо быстрее сына. Сумрак поднажал, чтобы не отстать. Он родился всего с двумя когтями на каждой передней лапе вместо трёх, поэтому двигаться по стволу было для него трудным делом.
— А у меня когда-нибудь отрастут остальные когти? — спросил он у отца.
— Может быть.
— А если не вырастут?
— Тогда тебе нужно будет поменьше хвататься и подтягиваться, — сказал Икарон. — Но у тебя необычно сильные грудная клетка и мускулы на плечах.
Сумрак промолчал, довольный его ответом.
— Это поможет компенсировать слабость твоих задних лап, — сухо добавил отец.
— Ой, — произнёс Сумрак, удивлённо обернувшись назад. Он не осознавал, что у него были слабые задние лапы, но отцу это было отчётливо видно. Возможно, этим можно было объяснить, почему лазание было такой утомительной работой.
Он родился всего лишь четыре недели назад — задом наперёд и на три секунды позже своей сестры Сильфиды. Слепой и голый, как и все новорождённые рукокрылы, он пополз по животу матери и немедленно начал сосать молоко. По прошествии нескольких дней его зрение стало более чётким и сфокусированным. Его тело обросло шерстью, и он набрал вес. Он ел насекомых, которых мать ловила и пережёвывала для него.
А этим утром отец разбудил его в гнезде и сказал, что пришло время забраться на дерево. Они отправились в путь — только вдвоём. Хотя Сумрак волновался, ему всё равно нравилось, как все смотрят на него, на самого младшего сына предводителя колонии.
— А я странно выгляжу? — задал новый вопрос Сумрак. Он просто повторял то, что слышал от других, в том числе от собственной матери, когда она думала, что он спал.
Икарон оглянулся на него.
— Да, ты выглядишь довольно странно.
Ответ разочаровал его, хотя он прекрасно знал, что это правда. Разглядывая других молодых зверей, он мог заключить, что отличался от них. Его грудь и плечи были крупнее, чем обычно, делая его внешность несколько непропорциональной. Его уши были большими и слишком сильно торчали вверх. И, что больше всего удручало его, даже в четырёхнедельном возрасте на его передних лапах и парусах совсем не выросла шерсть, и это заставляло его ощущать себя по-детски голыми. Он страстно желал, чтобы хотя бы его паруса выглядели похожими на отцовские.
— Папа, а как это — быть предводителем?
Отец вытянул свою заднюю лапу и нежно взъерошил шерсть на голове Сумрака.
— Это огромная ответственность — когда ты пытаешься заботиться о каждом из нас. Это слишком большое дело, если подумать.
— А на что это похоже?
— Вот смотри, здесь нам сильно повезло. Пища в изобилии. Нет никаких хищников. Я надеюсь, что всё будет продолжаться так же. Но, если бы всё стало меняться, мне пришлось бы принимать трудные решения.
Сумрак кивал, пытаясь выглядеть серьёзным, но на самом деле он понятия не имел, о чём говорил его отец.
— А я когда-нибудь стану предводителем? — спросил он.
— В этом я сильно сомневаюсь.
— Почему? — с негодованием спросил Сумрак.
— Когда предводитель умирает, новым предводителем становится его самый старший сын.
— Это был бы Австр, — мрачно сказал Сумрак. Он едва знал своего старшего брата. Австр был на восемнадцать лет старше, чем Сумрак; у него были брачная партнёрша и много детей. У многих из его детей уже были свои дети. Сумрак приходился дядей множеству племянниц и племянников и двоюродным дядей ещё сотням сородичей, но он был моложе, чем практически любой из них. Это всегда сильно смущало его.
— Но, — продолжил Икарон, — Если по какому-то ужасному стечению обстоятельств самый старший сын уже мёртв, то главенство перешло бы к следующему по старшинству сыну, и так далее.
— Бораско, Шамаль, Вардарис… — Сумрак гордился тем, что знал имена восьми своих старших братьев, но даже при этом со многими из них он успел всего лишь переброситься парой слов.
— И только в том случае, если не осталось никаких сыновей, — продолжил Икарон, — оно могло бы перейти к дочерям.
— Так что, когда-нибудь Сильфида смогла бы стать предводительницей? — с тревогой спросил он.
— Пугающая мысль, согласен с тобой, — сказал его папа. — Конечно, нужно было бы, чтобы до этого умерли семь её старших сестёр. Так что это ещё более маловероятно, чем ты, мой девятый сын, в роли предводителя.
— Понятно, — сказал Сумрак, чувствуя, что всё это было чудовищно несправедливо.
Он остановился, чтобы перевести дыхание. Высоко вверху он разглядел маленькие проблески неба сквозь обширную крону секвойи. Оперённые существа обтекаемой формы проносились в воздухе. Вид их машущих крыльев заставлял его затаивать дыхание от восхищения.
— А мы родственники птицам? — спросил он у своего отца.
— Конечно же, нет, — ответил он. — У нас совсем нет перьев. Мы не вылупляемся из яиц. И мы не умеем летать.
Сумрак таращился, надеясь увидеть ещё птиц. Ему нравилось то, как легко они поднимались вверх.
— Нам ещё долго подниматься? — спросил он.
Конечно же, отец не планировал вести его на самую макушку дерева. Это было место, где сидели птицы, и молодняку всегда говорили, чтобы они держались подальше оттуда. Летуны яростно защищали свою территорию, особенно во время выращивания птенцов. К счастью, секвойя выросла больше, чем на триста футов в высоту, и была достаточно просторной для них для всех. Сумрак и все остальные рукокрылы жили в средней части дерева. Среди многочисленных могучих ветвей они ютились в бесконечной сети глубоких трещин в коре.
— Теперь уже не так высоко, — сказал ему Икарон.
Несмотря на усилия, затраченные на подъём, Сумрак не горел желанием добраться до конечной цели их пути. Он знал, что его ждало там, и, хотя он и другие молодые звери болтали об этом без конца, Сумрак не мог сдержать чувство страха.
— Этот самое высокое дерево в лесу? — спросил он. Ему хотелось поговорить.
— Я никогда не видел выше его.
— А сколько ему лет?
— Оно очень старое. Ему тысячи лет.
— А ты старый? — спросил он у отца.
Отец рассмеялся от удивления.
— Не такой уж я и старый. Но достаточно старый, чтобы успеть обзавестись множеством сыновей и дочерей.
— Семнадцатью, включая меня и Сильфиду, — сказал Сумрак.
— Верно. Но вы двое, думаю, будете моими последними детьми.
Сумрак встревожился.
— Ты собираешься вскоре умереть?
— Нет, конечно. Но каждый из нас достигает такого возраста, когда у него больше не может быть потомства.
Внезапно Икарон остановился.
— Вот Верхний Предел, — сказал он, перелезая со ствола на огромную широкую ветвь, которая торчала над самой поляной. — Вот, до какой высоты мы, рукокрылы, можем подниматься вверх. Запомни это. Выше этого места дерево принадлежит птицам.
Сумрак поглядел на ветвь, запоминая её очертания.
— Теперь сюда, — сказал Икарон и полез на всех четырёх лапах по Верхнему Пределу.
Сумрак секунду промедлил: его лапы дрожали.
— Здесь нечего бояться, — сказал отец, повернувшись к сыну и ожидая его.
Сумрак приблизился к нему. Они продолжили ползти по ветви бок о бок, а затем один за другим по более тонкой ветке, обильно покрытой игловидными листьями и увешанной шишками — некоторые из них были почти такого же размера, как сам Сумрак. Они остановились у самого кончика ветви. Она слегка прогнулась под их весом. Стрекотание цикад внезапно прекратилось, но затем продолжилось с новой силой.
Сумрак смотрел всё вниз и вниз — сквозь ветви, в подлесок, такой недостижимо далёкий. Он шумно помочился на кору.
— Ну как, готов? — спросил отец.
Сумрак ничего не ответил.
— Прыгай, — сказал ему отец.
— Я не хочу прыгать, — его голос звучал неестественно надтреснутым.
— Я считал, что ты это сделаешь.
До этого Сумрак никогда ещё не покидал дерево.
— Можно, я вернусь в гнездо? — спросил он.
— Нет.
Сумрак чувствовал, что у него стоит ком в горле. Больше всего на свете ему хотелось забиться в глубокую трещину, где он спал, ощущая вокруг себя мягкую пахучую кору дерева.
