Александра Егорушкина - Настоящая принцесса и Наследство Колдуна
Все произошло так быстро и буднично, что Лиза даже моргнуть не успела.
Смуров вошел в картину легко: поверхность изображения заколебалась и расступилась, пропуская его, словно расписной занавес, но, перед тем, как погрузиться, Илья Ильич оглянулся и строго сказал:
— Лиза, держи ушки на макушке!
— Уже! — ответила Лиза, успевшая услышать легкий шорох, с которым картина сомкнулась за спиной у Смурова, — будто он нырнул в густые заросли.
Лиза почему-то надеялась, что, как только Илья Ильич проберется в картину, фигуры родителей оживут. Он заговорит с ними, они ответят… Но ничего подобного не случилось. Смуров, до странности высоко задирая ноги, как журавель на болоте, прошелся туда-сюда, заглянул в лицо неподвижной Уне, словно статуе в музее, растерянно развел руками, обернувшись к тем, кто стоял по другую сторону рамы. Казалось, каждый последующий шаг дается Илье Ильичу все труднее. Ноги у него вязнут, что ли? Лиза прислушалась и поняла: так и есть, даже чмоканье слышно, будто в трясине. Смурову, может, и кажется, что вокруг все настоящее, а на самом деле оно нарисованное и даже пол под ним зыблется и пружинит, как батут.
— Смотрите! Яблоко не дается! — пораженно прошептала Марго.
Илья Ильич попытался взять яблоко из рук Уны и Инго. Но не тут-то было: яблоко сначала не поддавалось, а потом неохотно отлипло, и за ним с клейким хлюпаньем, который слышала только Лиза, потянулись какие-то зеленые нити. Смуров отпустил яблоко, тут же шлепнувшееся обратно, пожал плечами, прошагал к левому окну и выглянул наружу. Лучше бы он этого не делал, пронеслось в голове у Лизы.
Внезапно свет на картине стал меркнуть, будто где-то там, за окнами, стремительно опустилась ночь. Все краски тотчас потускнели. Смуров обеспокоенно заозирался. У Лизы вдруг почему-то закружилась голова, как на карусели, а в следующее мгновение она поняла, почему: комната на картине начала медленно поворачиваться вокруг своей оси — точь-в-точь вращающаяся сцена, Лиза недавно такую видела в театре. Вот проехала мимо зрителей по эту сторону рамы опрокинутая корзинка, а кресло, в котором сидела Уна с прижатой к груди розой, теперь оказалось в глубине картины, и лица родителей были видны в профиль — смутные силуэты, не больше.
Смуров высунулся из-за кресла, пошарил руками, как слепой, пошатнулся и едва не упал. Двигался он так, словно даже сам воздух в нарисованной комнате стал густым, как студень. В то же мгновение изображение на холсте затуманилось, словно отодвинувшись за мутное стекло. Фигуры Уны и Инго, зелень сада, — все это неумолимо уменьшалось, как будто уходило куда-то вдаль, а все пространство картины затопляла хлюпающая, поблескивающая чернота — да, конечно, нарисованная, но очень, очень узнаваемая. Из нее там и сям проступали какие-то темные своды, длинные коридоры, извилистые лестницы.
У Лизы в ушах загудело, да что там в ушах — по всему телу, до кончиков пальцев, прошел нестерпимый низкий гул, от которого делалось и страшно, и тоскливо, и даже больно. И ощущение это было очень знакомым!
— Там, — только и смогла выдавить Лиза, — оттуда… он лезет…
— Черный замок, — сказал Инго, но Лиза не услышала его — прочитала по губам, потому что голову разрывало от гула.
А Инго вдруг весь подобрался, как гончая, которая напала на след, сделал шаг к картине и бесстрашно протянул руку к холсту, на котором двигалась, бугрилась, перетекала тьма.
— Инго, ты что! — тоненько вскрикнула Лиза.
Стоило королю коснуться холста, как тьма замерла. Застыло все — сумрачный зал с черными колоннами, которые матово поблескивали, словно горячий асфальт, вдали — убегающий в бесконечность коридор со сводами как ребра у динозавра, а на переднем плане посреди зала — сутулая фигура Смурова, замершая в какой-то нелепой позе, точно его заморозило на бегу. Лицо Ильи Ильича искажал ужас. Но сам Смуров теперь тоже был нарисованный.
Марго тихо охнула, как от боли, и рванулась было вперед, но Амалия удержала ее за локоть:
— Нельзя!
— Да пустите вы! — дернулась Марго и повернулась к Инго, которого уже теребила Лиза.
— Сделай что-нибудь! — хором потребовали обе.
— Без паники, барышни, — отрывисто велел Филин. — Аль, запри-ка галерею, чтобы никто не сунулся.
Амалия послушно начертила что-то в воздухе, и Лиза услышала, как обе двери, ведущие из галереи, замкнулись наглухо.
— Быстро за дело, — приказал Филин. — Долго в Черном замке сидеть нельзя, опасно, даже если он нарисованный. Будем пробовать по очереди. Сначала мы с Инго.
Они тихо посовещались, потом встали слева и справа от картины и слегка наклонили портрет, держа его за раму — будто пытались выплеснуть содержимое через край. При этом волшебник и король размеренно забормотали на два голоса на совершенно незнакомом Лизе языке — певучем и заунывном. Только голоса их звучали как сквозь ватное одеяло. Лизе показалось, что Черный замок, нагло, по-хозяйски расположившийся на картине, глушит и все звуки, и любую магию.
Лиза оглянулась на Марго: та кусала губы. Костик топтался рядом, преодолевая желание сжать ей локоток для моральной поддержки.
Тьма на картине пошла ленивой рябью, но с места не стронулась.
— Никак, — развел руками Филин, выпуская раму. — Аль, может, ты попробуешь? Пространство, как-никак, твоя стихия.
К изумлению Лизы, фриккен Бубендорф попятилась и съежилась, — ну точь-в-точь двоечница, не знающая урока. Опустив глаза, она принялась ожесточенно рыться в сумке.
— Зеркальце Цинциннатуса ищешь? — уточнил Филин. — Раз в лесу пригодилось, может…
— А если тем серебряным, которым вы меня переносили из Амберхавена? — предложил Инго.
— Нет! — с неожиданной резкостью отрезала Амалия — Лиза даже вздрогнула. — Вы в этом не разбираетесь, и, пожалуйста, помолчите, не нужно меня подгонять!
Лиза, как и остальные, оторопела. Ничего себе ответ настоящей леди! Что-то тут не так.
Фриккен защелкнула замочек сумки и, не глядя ни на кого, заявила:
— Простите, но я не берусь. Это слишком рискованно, потому что…
— Смотрите! Уменьшается! — вскрикнула Маргарита.
Фигура Смурова и в самом деле почему-то стала меньше.
— Плохо дело, — пробормотал Филин.
— Ну сделайте же что-нибудь! — закричала Марго, потеряв всякое самообладание. Костик — и тот от нее шарахнулся. — Волшебники, называется! Ох, ну почему я не умею колдовать?!
— Умеешь! — вдруг вырвалось у Лизы.
Все посмотрели на нее. Все, кроме Марго. Та даже головы не повернула.
— Помнишь, когда мы все были в плену у Изморина, то есть у Мутабора? Когда меня чуть не засосало в его заколдованные ноты?
— И что? У меня тогда случайно получилось, — жестяным голосом отозвалась Марго. Она не сводила глаз с картины, все так же заполненной тьмой, со всех сторон сдавившей одинокую тощую фигуру Ильи Ильича.
Лиза обеими руками затрясла ее за плечо:
— Сами ноты помнишь? Мы же переписали их зеркально, и они превратились в волшебство наоборот, и победили Мутабора! А Черный замок — мутаборский, значит, на него эта музыка тоже подействует! И мы вытащим твоего папу!
— А ведь верно. — Марго наконец-то повернулась к Лизе, будто рядом и не стояли трое взрослых волшебников и один юный дракон. — Дело за немногим — вспомнить ноты хоть в каком-нибудь виде. — Она смахнула слезы с ресниц и собралась с мыслями. — Нет, не помню. А ты?
Лиза помотала головой. После заточения в концертном зале и музыкальной битвы с Мутабором она изо всех сил постаралась забыть ту музыку.
— Я тогда наизусть запомнил! — выпалил Костик.
— Костик, — взмолилась Маргарита, заглядывая дракончику в лицо огромными темными глазами и положив руки ему на плечи. — Костик, миленький, голубчик, напиши их еще раз!
Костя от таких слов и жестов, особенно от тонких пальчиков Марго у себя на плечах, поначалу утратил дар соображать, и тогда Лиза немилосердно пихнула его локтем в бок. Ничего, он королевский вассал, его можно. Дракончик встрепенулся:
— Только мне надо бумагу и ручку.
— Без бумажки ты букашка, — быстро проговорил Инго. Нашел время шутить, сердито подумала Лиза, но король уже вынул прямо из воздуха нотную тетрадку и гелевую ручку. Маргарита наконец-то посмотрела на Инго потеплее.
Костик присел на корточки, насупился и застрочил.
— Если чего навру, ты поправишь? — подняв голову от тетради, он едва не стукнулся лбами с Марго, которая стояла, наклонившись над ним, и ждала.
— Да, да, только быстрее! — торопила она.
Смуров на картине все уменьшался. Еще немного — и он потонет, как серый мотылек в чернильном колодце. Вот-вот совсем исчезнет!
— Лизавете понадобится инструмент, сейчас доставим, — пообещал Инго и обернулся к Амалии. Та, явно обрадовавшись, что и ей дело нашлось, развела руки и начала поглаживать перед собой воздух — будто восьмерку в нем рисовала. Минута — и в руках у фриккен Бубендорф возник скрипичный футляр.
