Александра Егорушкина - Настоящая принцесса и Наследство Колдуна
Филин помялся, потом махнул рукой:
— А, чего там. Все свои.
И рассказал о случившемся — вкратце, щадя гостей. А потом Инго столь же коротко объяснил и про родителей, в гибель которых они с Лизой не верят, и в то, почему теперь разгадать тайну меняющегося портрета стало еще важнее — особенно после того, как возникло предположение, будто Лева видел Инго Третьего живым, только непонятно где. Только про свою находку — эмалевое яблоко — пока промолчал.
Не успел он договорить, как Илья Ильич возмутился:
— Что же вы, Ваше Величество, сразу не сказали нам с Маргаритой всю правду! Мы бы не развлекались, а сразу пошли во дворец! Я бы мог уже несколько часов как работать с картиной! Может, у меня бы сейчас уже были на руках какие-то факты! Раз Наталье Борисовне худо, время дорого! — хотя Смуров и титуловал Инго по всем правилам, но по его тону было понятно: никакой титул не помешают ему строго отчитать юного поклонника дочери, если он, Илья Ильич, сочтет это нужным. У Марго даже лицо вытянулось, хотя оно и от рассказа Филина уже было вытянутое и огорченное… и еще от чего-то, чего Лиза не поняла.
— Мне вот тоже никто ничего не рассказал… даже про фамильный портрет, — обиженно произнесла она, как бы ни к кому не обращаясь.
— В Новый год у меня есть определенные обязанности, — негромко и удивительно терпеливо возразил Инго Смурову, точно не услышав Маргариту, — и к тому же, не познакомившись с Радингленом, да еще без моих объяснений, вы вряд ли в одиночку разобрались бы с портретом.
У портрета их уже поджидал Лева — ему так хотелось участвовать в происходящем, что он попросил слуг настежь распахнуть двери Цветочной гостиной, выходившей на галерею как раз напротив таинственного портрета, и придвинуть к самым дверям кушетку в вытканных розах. На ней он и лежал, вытянув забинтованную ногу, а рядом с ним светилась монитором предусмотрительно принесенная Мэри-Энн. Узнав, что с Бабушкой — а уклониться от вопросов Лизе и Филину и тут не удалось — Лева серьезно сказал:
— Как хорошо, что вы пришли, Илья Ильич! Сейчас что-нибудь узнаем.
Филин глубоко вздохнул, но промолчал. Сомневается, поняла Лиза, стиснула кулаки и мысленно взмолилась: ну пожалуйста, ну пусть картина опять поменяется у всех на глазах! Между тем на картине за время их отсутствия вроде бы ничего не изменилось, разве что сквозь туман за нарисованными окнами пробивался солнечный свет. Но и только. Этим скептиков ни в чем не убедишь, даже если Инго с Левой ее и поддерживают.
Очутившись у картины, Смуров сразу же оживился — точно и не бродил весь день по шумному и пестрому городу. Глаза у него загорелись, как у кота при виде неосторожной птички, лицо стало сосредоточенное. Казалось, он с большим облегчением переключается на знакомое и понятное. Для начала Илья Ильич осмотрел картину издалека, потом едва не уткнулся носом в холст, неопределенно бормоча что-то себе под нос.
— Впервые с таким сталкиваюсь, — признался он. — Предположим, она действительно меняется сама по себе. Но и без этого очень странное полотно, не находите? Для августейшего портрета. Посмотрите, пожалуйста, на соседние, — Илья Ильич привычным экскурсоводческим жестом обвел рукой галерею. — Все портреты парные, а не двойные. Вон отдельно Наталья Борисовна, Таль, а рядом с ней… э-э-э…
— … портрет Ларса Могучего, — подсказал Инго.
Смуров благодарно кивнул.
— Насколько я понимаю, в вашем королевстве, в соответствии с традицией, было принято писать парные королевские портреты.
— А зачем парный? — всунулась Лиза, твердо решившая всегда спрашивать про непонятное. Пускай считают ее дурой, зато все разжуют и в рот положат.
Но Смуров вопросу не удивился.
— Ну как же, на случай смерти одного из супругов и нового брака, — объяснил он. — Чтобы можно было заменить… э-э-э… устаревший портрет на новый. Почему же в этом случае традиция была нарушена?
«Ничего себе традиция, — возмутилась Лиза, никогда о таком объяснении не слышавшая. — Очень практично и жуть как цинично!»
— Так ведь есть парный портрет! — вспомнил Инго. — Висит у Бабушки в кабинете. Я спрашивал, написан он сразу после коронации, а выглядит обыкновеннее некуда. Но вот этот портрет родители заказали гораздо раньше, как раз после свадьбы, и вон здесь сколько всего — сова, книги, роза…
— Делаем вывод — неспроста, — с нажимом сказал Смуров. — Я бы советовал вам уточнить обстоятельства создания — когда, кому, по какому случаю заказали. Если возможно, побеседовать с художником. На вашем месте я бы просветил картину рентгеном, вдруг там отыщутся какие-то ранние скрытые слои, переделки. Если хотите, похлопочу, доставим сюда переносную лампу… Далее, — Илья Ильич показал на гипсовую сову в центре полотна, — в вашей символике я опять-таки не разбираюсь, она, возможно, отличается от общепринятой, а вот композиция необычная.
— Золотое сечение? — подала голос Марго.
— Умница, — похвалил Смуров дочку. — Выучила.
Лиза напряглась, но и про сечение не вспомнила — ничего-то она не понимает в живописи, вот досада!
— Художник строит композицию так, что взгляд зрителя должно приковывать нечто самое важное. Лицо, символический предмет, геральдическое изображение… — Смуров показал на портрет, точнее, на гипсовую сову. — Не понимаю… Сова — символ мудрости, но портрет ведь призван увековечить супружескую любовь, видите, король и королева держатся за руки, здесь бы золотому сечению и быть, но они как бы сдвинули руки, чтобы поместилась эта подставка с совой. Спрашивается, зачем?
— Сова, в отличие от остальных деталей, намалевана грубовато, — вдруг сказал Инго. — Я заметил это после возвращения из Ажурии. А я с детства помню, что раньше, до… всего, здесь был филин, живой, и не просто птица, а портретный Филин — наш Андрей Петрович. Но я подумал, что мог перепутать — столько лет прошло.
— Как же, как же, — отозвался молчавший все это время Филин. — Я тоже заметил, еще после твоей, Инго, коронации, когда Гранфаллона прогнали из дворца! Но решил, что это гранфаллонские штучки, а на дураков не обижаются. Плюнул и забыл.
Нашел что забывать, подумала Лиза.
— А на остальные детали я и внимания не обращал, поэтому не замечал, что они меняются, — сказал Филин не своим, каким-то сдавленным голосом, не поднимая глаз на картину. — Понимаете, я… старался лишний раз этот портрет не рассматривать, потому что мне все казалось, что их гибель… хорошо, пусть будет исчезновение, — это моя вина, не уберег, не доглядел. А теперь я бы и рад поверить, но данных маловато.
— Хотите, я включу слух, и будут еще данные? — предложила Лиза.
Стоило ей это проделать, как вместо привычного шороха ветра и шума моря с картины до Лизы донесся совсем неожиданный звук. Ей послышалось, как что-то глухо стукнуло и дробно покатилось, будто деревянные кубики рассыпались.
— Там… — выдавила Лиза и ткнула в картину пальцем, хотя настоящие принцессы пальцем никогда не показывают.
Подставка с нелепой совой, которая только что была на картине, исчезла. Вместо нее на полу у кресла возникла большая плетеная корзинка с яблоками. Она покачнулась и опрокинулась, и по всему полотну пошла рябь, — совсем как по воде от сильного ветра. Яблоки раскатились по нарисованному ковру. Только вот дробный стук никто, кроме Лизы, не услышал.
— Опять! — завопила Лиза и повернулась к Филину. — Я про это и говорила! Андрей Петрович, в тот раз похожее было! Но другое! То погода, то какие-то мелочи, было солнце, стал туман! И еще вот эта роза — она раньше была вышитая, а не металлическая! Картина все время меняется, вот Инго подтвердит!
— Да я и сам теперь вижу, — покаянно проронил волшебник. — Прости, Лизавета.
Несмотря на недавние обиды и переживания, в душе у Лизы все запело: ну, раз портрет поменялся у всех на глазах, теперь-то им с Инго точно поверят! И Филин извинился!
— Одно из двух: или сама картина нас слышит и пытается нам что-то передать, или это усилия тех, кто на ней изображен! — Амалия от неожиданной метаморфозы разволновалась не меньше прочих. — Понимаете? Это не от того, что нас тут четверо волшебников, это она сама откликается! И все-таки давайте попробуем сохранять спокойствие и действовать по порядку, как наметили. Лев, скажите, вы узнаете на портрете того человека из Сада?
Лева закивал еще прежде, чем фриккен договорила, а потом сказал:
— Я и перстень узнаю! Только здесь король в парадном облачении, а тогда…
Изображение на холсте заколебалось, точно занавеска на сквозняке. Парадный бархатный плащ на плечах у Инго Третьего забился под порывом невидимого ветра, а когда ветер стих, то плащ был уже не бархатный — шерстяной, со знакомой всем цветастой вышивкой. И вместо лайковых перчаток за поясом у короля были холщовые рукавицы, запачканные землей.
