Роман Лейбов - Разделить на сто
Присутствующие онемели, Наташа задумалась о шпионских перспективах говорящих кошек, глупые вопросы застыли в горле у Галлиулина, но его выручил хозяин.
— Я и не стану отпираться! — вдруг воскликнул Николай Матвеевич. — Он подскочил к одному из своих высоких, до самого потолка, книжных шкафов, тянущихся вдоль двух стен единственной комнаты квартиры, с исключительной ловкостью взобрался по стремянке на самый верх и распахнул дверцу, скрывавшую четыре верхние полки.
Взорам присутствующих открылась коллекция Николая Матвеевича — разнообразные издания романа Дж. Свифта о приключениях судового доктора Гулливера. Тут были книги из библиотек всех тех мест, куда лилипутская судьба заносила Гузя: издания детские, адаптированные; полные, научные; на языках народов СССР; с иллюстрациями и без таковых.
— Что ж, я ждал, что вы придёте. Вот, ровно сто сорок восемь экземпляров клеветнической книги Джонатана Свифта, — мрачно сказал маленький человек. — Чуть больше дубликатов, они на антресолях хранятся. Из разных библиотек страны. Да, в том числе и детских. Но ребятишек вы зря привели. Изъяты мной, лично, в промежутке между 1958 и 1972 годами. Между прочим, штампов я не трогал, а на все книги имеются документы. Всё возмещено. Вот папочка, потрудитесь полюбопытствовать.
Гузь ловко метнул папку с надписью «Дело №» прямо в руки Галлиулину и завершил свой монолог решительно:
— Так что не понимаю, чем обязан.
Маленький человек замер на вершине стремянки, мрачно оглядывая собравшихся сверху вниз.
«Лилипут, — подумал начитанный Галлиулин, глядя на тапки с помпонами, — собирает книжки про лилипутов. Это нормально». Чтобы отвлечься от нелепых тапок и занять себя чем-нибудь официальным, он раскрыл папку наугад и углубился в чтение украшенного совершенно неразборчивой лиловой печатью акта о списании книги Дж. Свифта из скотопригоньевской городской библиотеки имени Тургенева.
LXIII
В это время взгляд Наташи упал на третью стену комнаты, напротив окна. Она увидела висящий на специально вбитом здесь крючке знакомый кожаный футляр, в котором, как ей прекрасно было известно, лилипут хранил своё холодное, но очевидно смертельное оружие. Ну ладно, пусть антенну, — подумала Наташа. Пока Галлиулин, отчаявшись найти что-нибудь интересное в папке, вновь обратился к тапкам с помпонами, Наташа решила взять допрос в свои руки.
— А это, дяденька, что такое? — указывая на футляр, спросила она и попыталась сверлить лилипута глазами: она много раз читала, что именно так поступают сыщики в решительный момент. Но лилипут не сверлился. Он, не слезая со стремянки, равнодушно посмотрел на загадочный футляр и ответил:
— Это, девочка, щуп.
— Щуп? — переспросили остальные оповцы хором.
— Ну да. Обыкновенный щуп.
«Гузь, — подумал Галлиулин, снова отводя взгляд от помпонов, — хранит дома щуп. Это всё-таки подозрительно».
— Разрешите поглядеть, товарищ? — неожиданно подал голос Максим Максимович с дивана. Гузь величественно кивнул. Португальский снял с крючка футляр, извлёк из него шпионское орудие, попробовал его пальцем и воскликнул:
— Смотри-ка, Голландыч, и впрямь щуп. Отличный, кстати, щуп! Сталь прямо как золингеновская.
— А для чего вам, простите, товарищ, этот щуп? — вкрадчиво спросил Марат Маратович. Гузь вдруг смешался, покраснел и слез со стремянки. Он взял из рук пенсионера инструмент, аккуратно засунул его назад в футляр, приладил футляр на крючок и ответил:
— Ну как — для чего? Щуп — чтобы щупать.
«Щуп, — подумал обескураженный собственным затянувшимся молчанием Галлиулин, снова вглядываясь в тапки, — чтобы щупать. Это логично».
— А что вы, товарищ, простите, щупаете? — ещё более вкрадчиво осведомился Голландский. — Нам вот, приезжим, страшно интересно, что щупают щупом брюквинские товарищи в пещерах?
Шпион ещё больше покраснел и отвечал в тон бывшему бухгалтеру:
— А это, между прочим, товарищ, моё сугубо личное дело, что мне щупать, чем и где.
«Вот, началось, сейчас милиционер скажет: „Ваша карта бита, мистер Гузь или как вас там по-настоящему“, а он тогда в окно выпрыгнет и убежит. Или разгрызёт в воротнике ампулу с ядом?», — подумала Наташа Семёнова.
Но Галлиулин молчал, а Гузь не думал бежать и не грыз воротника своей клетчатой рубашки (кстати, точно такой же, как та, что была на Юре Красицком). Он посмотрел на Галлиулина сверху вниз и спросил:
— Так будут ещё официальные вопросы? Или я могу, наконец, поужинать?
— Да не ерепеньтесь вы, пожалуйста, товарищ Гузь. Я тоже, например, хочу спросить: что вы делали позавчера в Бабаевых пещерах с утра? — решился наконец задать вопрос Галлиулин, оторвавшись от тапок и глядя Николаю Матвеевичу прямо в глаза.
Подумал и добавил, вновь взглянув мельком на помпоны:
— Это я даже не как представитель власти спрашиваю. Но как просто человек, например.
Николай Матвеевич Гузь оглядел собравшуюся компанию, поколебался немного, спустился со стремянки на пол и сказал тихо:
— Ладно. Если как человек… Но только, пожалуйста, вы не смейтесь, хорошо? И никому не говорите.
LXIV
Культурный купец Андрей Тимофеевич Осьмирогов прославился в брюквинских летописях не только градостроительством, любовью к каштанам и поимкой знаменитой щуки, мирно почивающей теперь в просторном зале городского музея. Главным делом жизни купца, его любимой страстью была любовь к книгам.
Одно из крупнейших частных книжных собраний России — Осьмироговская библиотека, начало которой купец положил ещё в детстве, — размещалась в специально выстроенном на Болотной (ныне — Радищевской) улице доме, глядевшем своими огромными итальянскими окнами на Купеческий сад. Здание это, к сожалению, не сохранилось, как и сама библиотека, которая почти бесследно исчезла вместе с домом в 1919 году, пять лет спустя после смерти купца-библиофила. Некоторые книги из общего, «публичного» фонда, бесплатный доступ к которому, как и прежде, согласно завещанию Андрея Тимофеевича, после его смерти имели все брюквинцы и гости города, попали в собрание городской библиотеки. Большая часть сгорела во время пожара, неизбежного в обстановке Гражданской войны, как сыпной тиф и расстрелы.
Обо всём этом кратко рассказал собравшимся в квартире № 56 детям, пенсионерам и участковому Галлиулину маленький человек Николай Матвеевич Гузь. Но если в моём изложении эти сведения выглядят суховато и скучно, то рассказ Гузя был, напротив, исполнен энергии и поэзии, как будто он всю жизнь только и делал, что мечтал рассказать кому-нибудь об Осьмироговской библиотеке и много лет готовился к этой встрече. По мере рассказа Гузь воодушевился, румянец исчез с его лица, голос зазвенел (Наташа вспомнила страшную песню про вампира Кудеяра и подумала, что надо потом узнать, кто такой ужас сочинил). А Гузь тем временем извлёк из ящика стола и продемонстрировал слушателям фотографию Осьмирогова, наклеенную на картонку, на обратной стороне которой специальными художественными буквами было напечатано: «Фотография И. М. Шнитке и Ко. Брюквин. Царская ул., д. 64. Во дворе направо. Негативы сохраняются».
Купец на фотографии оказался пожилым человеком, безо всякого картуза, без бороды лопатой и без толстых красных щёк, но, напротив, бритым, в круглых очках и с благородными залысинами над высоким худощавым желтоватым лбом.
Николай Матвеевич, довольный произведённым на аудиторию эффектом, продолжал:
— Итак, бесследно исчезло основное собрание. Так называемый «публичный фонд». Потеря бесценная, скажете вы и не ошибётесь. Нет, не ошибётесь. Но что тогда можно сказать о коллекции редчайших книг, хранившейся в доме самого Осьмирогова?! Вы все знаете этот дом, но мало кому известно, что там таились сокровища. Да, друзья мои, — неожиданно для всех обратился к собравшимся Гузь, — я говорю это без преувеличения. В так называемом «малом фонде» было три инкунабулы… Это книги, напечатанные в Европе в пятнадцатом веке. Страшная редкость. Огромная иностранная коллекция: в Париже и Лондоне Осьмирогов держал специальных агентов. Книги с автографами Вольтера, Руссо. Письмо Дидро. А коллекция старых русских рукописных книг, в том числе уникальных? А «Путешествие из Петербурга в Москву» с неизданными пометами Чаадаева? А все прижизненные издания Пушкина? А один из немногих сохранившихся экземпляров «Ганца Кюхельгартена» Гоголя? И всё это исчезло, мы лишились настоящего сокровища. Но когда исчезло и куда? — спросил у ошеломлённых слушателей маленький человек Николай Матвеевич Гузь и выдержал театральную паузу, в течение которой Галлиулин снял наконец с головы форменную фуражку, Португальский беззвучно прошептал: «Во даёт», Голландский задумчиво покачал головой, а оповцы обо всём догадались, и им тут же стало стыдно.
