Татьяна Иванова - Дикие
Дом был хоть и одноэтажным, но вместительным. В нем имелось пять комнат — горниц, одна из которых, с большим дубовым столом посередине, очевидно считалась столовой. В двух других размещалась семья Кузьмы, а еще две, самые большие пустовали и были предназначены для приема боярина.
Хозяин провел гостей в барские покои.
— Тут и размещайтесь, — сказал он, гордо окидывая взглядом просторные комнаты.
— А коли места всем не хватит, можно вынести стол из передней горницы. Нынче ведь лето, столоваться можно и на веранде.
— Придется вынести. — Сказал Игорь, — нам ведь потребуется три комнаты.
Пока остальные размещались в отведенных для них комнатах, Елена Марковна решила осмотреть больную.
— Игорь, спросите, где у них можно помыть руки. А ты, Алешка, положи наконец, свою камеру и принеси из машины мой медицинский саквояж. Он лежит в багажнике. — Распорядилась она.
Кузьма провел Елену Марковну на задний двор через сени и окликнул Марийку, которая вместе с младшей сестренкой Софьей притаилась где-то во дворе, стесняясь незнакомцев. На его зов обе девочки вышли из-за сарая и покорно опустив головы, приблизились к отцу.
— Марийка, возьми бадейку и слей гостье на руки. А ты, Сонька, принеси из горницы чистую тряпицу. — Дал распоряжение дочкам Кузьма.
Девочки побежали в разные стороны выполнять задание отца, а Елена Марковна обратилась к Кузьме, жестом показывая, что ей еще потребуется мыло. Однако тот ничего не понимал и пожимал плечами. В это время из сеней выглянул Алексей.
— Мам, я принес аптечку. Куда ее?
— Оставь в комнате, Алеш, и сбегай опять к машине. Мне нужно мыло.
Вскоре появилась Марийка с большой бадейкой воды и вопросительно взглянула на гостью.
— Подожди, Марийка, — тебя, кажется, так зовут? — ласково улыбнулась ей Елена Марковна.
Девушка кивнула головой и тоже улыбнулась, а потом поставила бадейку с водой на землю.
— Мам, я принес твою сумку с вещами, чтобы ты меня больше не гоняла к машине. — Громко крикнул Алексей, спускаясь с заднего сенного крыльца.
Марийка, расширенными от удивления глазами смотрела на полуголого юношу, а Алексей, заприметив хорошенькую дочку Кузьмы, мило ей улыбнулся.
— Как тебя зовут?
Марийка продолжала смотреть на него во все глаза.
— Ну, в смысле величают? — попробовал пояснить ей Алексей.
— Марией.
— Отец зовет ее Марийкой, — подсказала сыну Елена Марковна.
— А я Алексей. — Молодой человек снова улыбнулся девушке.
— Вот тебе мыло, мам! — Алексей протянул Елене Марковне розовую пластмассовую мыльницу, все еще продолжая улыбаться Марийке.
— А я пойду, мы с Игорем хотим сделать кое-какую перестановку.
Елена Марковна вымыла руки как раз в тот момент, когда перед ней появилась Софья с полотенцем.
— Ну, а теперь, девочки, ведите меня к своей маме! — сказала она, на ходу вытирая руки.
Онисья лежала на кровати, то и дело подкашливая. Шум, поднявшийся в доме с приходом незваных гостей, разбудил ее, и она, слушая странную, непонятную речь незнакомцев, пребывала в полном недоумении, кто к ним пожаловал. Ее так и подмывало подняться с постели и выйти к незнакомым людям, но сильный жар, державшийся уже два дня, так ослабил ее, что она не смогла даже приподняться.
Елена Марковна, сопровождаемая девочками, открыла дверь в ее горницу и подошла к больной. Она опустила свою прохладную руку на пылающий лоб Онисьи, а потом велела девочкам принести два стула.
Софья выбежала из горницы и, отыскав отца среди гостей, сообщила ему о желании знахарки.
— Зачем ей понадобились стулья? — удивился Кузьма, однако стулья взял и сам понес их в горницу к жене.
Елена Марковна велела ему поставить оба стула возле кровати больной. Кузьма выполнил ее приказание, и, отступив в сторону, в нерешительности остановился. Знахарка не повернулась к нему и не приказала уйти, и он продолжал стоять на месте, ибо его одолевало не только любопытство, но и беспокойство за жену.
Елена Марковна присела на один стул, а на другой поставила свой саквояж и как только она раскрыла его, перед взором Кузьмы и его дочерей появилось такое количество непонятных вещиц, что в глазах зарябило.
Онисья краем глаза тоже поглядывала на загадочное богатство пузырьков, склянок и всевозможных неведомых предметов, после чего переводила взгляд то на незнакомку, то на Кузьму. А тот, кивал головой, успокаивая жену, и показывая тем самым, что все происходящее делается с его ведома.
Елена Марковна достала термометр и определила его подмышку больной, а потом, взяв плоскую прозрачную лопаточку, потребовала, чтобы та открыла рот. Осмотрев горло пациентке, она принялась ее прослушивать.
— Да, у нее же воспаление легких! — заключила она после нехитрого обследования. Температура тридцать девять и семь!
Домочадцы Онисьи ничего не поняли из слов знахарки, но уловив в ее лице тревогу, тоже заволновались.
Елена Марковна принялась перебирать свои лекарства, которые она припасла на все случаи жизни, собираясь на танцевальный конкурс.
— Ага, вот, кажется то, что нам потребуется! — обрадовалась она, и обнадеживающе взглянула на окружающих.
После этого она достала шприц, вату и спирт, откупорила ампулу, предварительно попилив по стеклу пилочкой, и жестом попросила Онисью снова перевернуться на живот.
Стоящие за ее спиной с изумлением следили за ловкими, быстрыми манипуляциями незнакомки, ни на минуту не отрывая глаз от ее рук.
Намазав ягодицу Онисьи спиртом, Елена Марковна попросила ее полежать спокойно и потерпеть, однако, женщина вопросительно смотрела на нее, ничего не понимая. Тогда, повернувшись к Кузьме, Елена Марковна, попросила его позвать Игоря.
Кузьма послушно удалился. Через минуту дверь снова отворилась, и на пороге показался молодой человек.
— Игорь, войдите сюда, и, чтобы не смущать больную, отвернитесь в сторону.
Игорь послушно выполнил ее указание.
— У женщины воспаление легких. Ее просто необходимо колоть, и у меня, к счастью, с собой имеется подходящий антибиотик для этой цели. Мне нужно, чтобы Вы предупредили ее о том, что укол это больно, и она должна потерпеть, а то, чего доброго испугается, вскочит от неожиданности и сломает иглу.
— Я все понял, Елена Марковна, все понял! — и прилежный переводчик принялся за объяснение.
Бедная женщина настолько устала от болезни, что согласилась терпеть любую боль. А Кузьма, после того, как Игорь сообщил, что его жене угрожает смертельная опасность, побледнел, а потом с надеждой воззрился на Елену Марковну.
Онисья мужественно перенесла первый в своей жизни укол, неожиданно доставшейся ей от высшей цивилизации, а потом, сморщившись, выпила две горьких таблетки.
Елена Марковна взглянула на свои ручные часы, заставив Кузьму вытянуть шею, а девочек подтянуться на мысочках, чтобы разглядеть из-за ее спины маленький позолоченный предмет, находящийся на руке незнакомки.
— Игорь, скажите, что через десять минут ей станет легче, я дала лекарство, которое собьет температуру. И еще спросите, имеется ли у них молоко и мед, а лучше, малиновое варенье.
Игорь улыбнулся.
— Надеюсь, что мед и молоко у Кузьмы найдется, а вот варенье вряд ли, по той простой причине, что его в это время еще не варили.
Как только Елена Марковна вышла из комнаты больной, к ней тут же подбежала возбужденная Валерия.
— Мама, пошли скорей, я отведу тебя в Вашу с папой комнату.
— О, какие вы шустрые! — улыбнулась дочке Елена Марковна, — уже и комнаты распределили.
— Да! Мы с Настей разместились вон в той, что поменьше, но зато там много полочек, на которые можно разложить все наши причиндалы. Ведь у нас с Настей одной косметики пруд пруди.
— Интересно, зачем это вам с Настей здесь понадобится косметика?
— Прежде всего, для самих себя, да и потом, тут не люди что ли?
Елене Марковна вновь посмотрела на дочку и улыбнулась, махнув рукой.
А Валерия нетерпеливо потянула ее за руку в дальнюю комнату.
— Посмотри, мама, тут тоже очень уютно, правда, темновато немного. Ну, да ничего, здесь везде темно, окошки-то вон какие маленькие да мутные.
Комната, которую дочь определила родителям, была довольно вместительной. В правом углу размещалась большая деревянная кровать, застланная самотканым покрывалом с тремя подушками, лежащими "горкой" друг на друге. Две массивные дубовые полки с резными узкими дверцами висели над ней, создавая некий гарнитурный альянс. С другой стороны размещался небольшой квадратный стол, придвинутый вплотную к стене и застланный льняной серой скатертью с синими узорами по краям. Возле стола стояли три стула с высокими спинками в виде широких поперечных перекладин, а чуть поодаль, в углу низкая скамеечка, стоящая рядом с прялкой. У третьей стены, как раз под небольшим замутненным оконцем, горделиво выпячивал свои закругленные бока большой деревянный сундук с массивной крышкой и навесным замком. Деревянный пол был не крашеным, но хорошо промытым и устланным самоткаными лоскутными дорожками. В том углу, где стояла прялка, почти под самым потолком на небольшой треугольной полочке стояли три иконы, освещаемые горящей лампадкой и любовно покрытые сверху узорчатым льняным рушником.
