Мэттью Скелтон - Волшебная книга Эндимиона
— И он появился? — приглушенно воскликнул Петер. — Этот дракон?
Фуст опять оборвал его.
— Не спеши! Скоро узнаешь… Так вот, ничего не произошло. Дракон не ответил на вызов. Но девочка обиделась, заплакала и побежала от деда прочь. Далеко она не убежала, споткнулась и упала возле другого дерева. Дед побежал за ней.
Петер потерял интерес к этой истории и скучным голосом спросил, какое отношение все это имеет к волшебной бумаге?
— Поймешь, торопыга, если не будешь спешить, — недовольно ответил Фуст. — Поспешишь, людей насмешишь, известно тебе?.. А дальше было вот что. Когда девочка упала, она ободрала коленку, пошла кровь. Дед вытер ей ногу своим платком, а чтобы утешить, начал вырезать для нее буквы алфавита из куска того дерева, в которое воткнул нож. Это был бук, из него делают, чтоб ты знал, музыкальные инструменты, паркетные плитки…
Господи, — подумал я, вполне разделяя нетерпение Петера, — что он тянет со своим рассказом?
— …Дед этой девочки, — говорил тем временем Фуст, — был вообще первостатейным резчиком, так что буквы у него получились — загляденье! Девочка перестала плакать, успокоилась, и они пошли домой, а несколько сделанных букв дед завернул в платок, которым обтирал колено внучки. — Фуст взглянул на заскучавшего Петера. — И вот тут начинается самое интересное. Когда они прибыли домой и Лоренс Кустер развернул платок с буквами, он увидел нечто необыкновенное…
— Что? — крикнул Петер, и мне хотелось сделать то же самое, но я ведь не мог: я родился немым.
— Он увидел, — повторил Фуст, — что на платке отпечатались буквы, которые в нем были…
— Как? — не удержался Петер, но Фуст предостерегающе поднял руку.
— …И не только буквы, — продолжал он, — но и целое слово. Да, какая-то невидимая, но всемогущая рука вывела на окровавленном платке имя девочки, внучки Кустера.
— Как это могло быть, герр Фуст?
Тот улыбнулся. От его улыбки у меня по спине побежали мурашки.
— Ты спрашиваешь, как, парень? Раскрой глаза! Ответ прямо перед тобой.
Фуст сплюнул в огонь очага, перед которым лежала шкура, принявшая свой прежний цвет — зеленовато-серебристый, как у тронутой изморозью листвы.
Что он хочет сказать, этот странный и неприятный человек? Что перед нами лежит кожа или чешуя дракона? Было страшно, однако тянуло погрузить в нее пальцы — потрогать, погладить.
— Значит, что? — пробормотал Петер. — Девочка была права? Дракон находился на этом дереве? Но ведь…
Фуст опять не дал ему говорить.
— Слушай! — сказал он. — Когда Кустер вернулся туда, на опушку леса, он увидел, что огромный бук рухнул. Собственно, ствола уже не было. Была огромная масса листвы, и в ней извивалось в предсмертной агонии невиданное существо. Его словно сжигало что-то изнутри. Когда оно испустило последний вздох, земля под ним потрескалась и почернела.
— Ух ты! А так бывает?
— Значит, бывает! — сердито сказал Фуст. — Я заканчиваю рассказ. После гибели дракона Кустер нашел в листве свиток целехонького пергамента, такого мягкого, тонкого и чистого, о каком и мечтать не мог ни один монах-переписчик рукописей. Он забрал пергамент с собой.
— И подарил вам? — не выдержал Петер. — Вместе с сундуком?
Фуст поморщился.
— Ну, честно говоря, не совсем так. Впрочем, дело прошлое. Сначала он спрятал эту шкуру… этот пергаментный свиток у себя в кладовке. Было это как раз в канун Рождества…
— Ой, хозяин! Как вы могли? Вы похитили у него?.. Перед светлым праздником?
— Замолчи, глупец! — крикнул Фуст. — Господи, за какого идиота собирается замуж моя дорогая дочь!.. — Он сбавил тон. — Перестань изображать из себя чересчур честного и благородного, Петер. Это тебе не подходит. Лучше пойми и заруби на носу главное: эта шкура… эта писчая бумага может сделать тебя богачом! Таким, что все будут завидовать.
То, что открывалось в последние минуты передо мною, и влекло, и отталкивало. Было таинственно, захватывающе, но и тягостно, неприятно. Я бы даже ушел, наверное, если мог бы это сделать, не выдав своего присутствия.
На Петера слова о богатстве произвели, судя по всему, должное впечатление. Он опустил голову и задумался, теребя концы рубахи, на которой виднелись заплаты, нашитые, по всей видимости, умелыми руками его будущей супруги.
— Теперь ты о многом знаешь, мой дружок и будущий родственник, — миролюбиво сказал Фуст. — А что касается этого Кустера, поверь мне, он все равно бы не знал, что делать с попавшим к нему в руки чудом.
Петер поднял голову.
— А вы? — робко спросил он. — А вы, хозяин, что намерены с этим делать?
Фуст разгладил свою раздвоенную бородку.
— Я? — произнес он. — О, я собираюсь взять быка за рога! Собираюсь превратить этот свиток замечательного пергамента в замечательную книгу, которая превзойдет все, что печатал, печатает и будет печатать герр Гутенберг!
Мне очень хотелось возразить ему! Да как он смеет так говорить о работе моего хозяина над Священной книгой? Над Библией!
Петер тоже не совсем понял Фуста.
— Про какую книгу вы говорите? — спросил он.
Свой ответ его хозяин начал издалека.
— Я много месяцев изучал эту шкуру, — сказал он. — И понял: она принадлежит самому древнему, самому загадочному роду драконов, которые, как утверждают предания, обитали внутри стен рая и потому в их коже должны быть сокрыты все тайны тех времен. И главная из них — тайна вечной мудрости. Которую так хотели разгадать Адам и Ева. Ева даже больше, чем Адам. Но им это не удалось, как ты знаешь. Зато мы… мы сможем это сделать! Если пергамент раскроет нам свои тайны!
Петер прикусил губу.
— Но… как?
— А вот так! — возбужденно воскликнул Фуст, хлопнув в ладоши, и его перстни звякнули. — Все! Все секреты вселенной будут нашими. Мы узнаем их из одного свитка, из одной книги!
— Но… — запнулся Петер и продолжил: — Но ведь листы пергамента пустые. Там нет ни одной буквы или слова. Как же можно узнать хоть что-то?
Фуст ухмыльнулся и повел головой, оглядывая комнату. Я еще крепче прижался к ножкам печатного пресса. Глаза Фуста беспокойно бегали по всем предметам в поисках какого-то одного, нужного ему. Наконец они остановились.
— Чернила, — сказал он. — Нам нужны чернила. Краска. Но особая…
Он взглянул на свои пальцы, еще хранящие следы от жидкости, с помощью которой он открывал замки на крышке сундука. А Петер посмотрел на металлическую кружку, где эта жидкость была.
— Помнишь, — обратился к нему Фуст, — дракона могла видеть только внучка Кустера?
Петер кивнул.
— И деревянные буквы отпечатались на платке с пятнами ее крови? Из разбитого колена.
Петер снова кивнул.
— Ну, и что это может значить? — вопросил Фуст. — Соображаешь?
Его помощник молчал, и хозяин торжественно произнес:
— Этой бумаге требуется определенная жидкость, чтобы отпечатать буквы, сделать из них слова и придать им смысл.
Петер испуганно спросил:
— Ей нужна кровь? Человеческая кровь?
Фуст не ответил. Он заговорил о другом.
— Девчонке было всего пять лет. Она еще ничего не соображала, и вдруг, подумай только, ей выпала возможность увидеть своими глазами дракона и была дана сила — чтобы вытянуть из этого существа слова со смыслом! Не меня наделили этими способностями, а ее! Ребенка!
Он возмущенно щелкнул пальцами.
— Но я не остался в долгу, не думай! — снова заговорил он. — Кустер, конечно, мастер на все руки, и он решил соорудить для того дара, который получила его внучка в наследство от дракона, такое хранилище, чтобы никто туда не смог проникнуть… Он сделал этот сундук.
— А что же она получила от дракона? — не понял Петер.
— Ты еще не сообразил, парень? Рукопись! Книгу, написанную на этом пергаменте, прочитать которую можно, только если знаешь, как сделать, чтобы буквы и слова появились на ее пустых листах! И тогда нам станут известны все тайны мироздания — те, которые так жаждали познать первые люди на Земле, Адам и Ева. Только они для этого вкусили, по совету хитрого змия, запретный плод с древа добра и зла и были наказаны Богом, а мы никаких плодов срывать не будем. Понял?
Судя по его виду, Петер мало что понял. А я еще меньше. Нам обоим было неуютно и попросту страшно. Мне даже пришло в голову, что герр Фуст похож на того самого лукавого змия из Библии, но я отбросил эту мысль.
— Сундук вы сумели открыть, хозяин, — почтительно произнес Петер. — Но как отыскать слова, которые когда-то были на этом пергаменте?
— Кровь! — выкрикнул Фуст. — Нужна кровь! Чистая, как у ребенка.
У меня мурашки побежали по спине.
— Чтобы открыть замки на сундуке, — продолжал Фуст, — тоже нужна была кровь. Тоже очищенная. Ты видел это. Я обходился своей кровью из пальца, очищая ее жидкостью, которую сам составил. — Он указал на кружку. — Но для того чтобы вытянуть слова из пергамента, нужно что-то другое. Совсем иные очистители, иная чистота. Кристальная, безгрешная. Как у детей…
