Вольфганг Хольбайн - Зеркальное время
Глава третья ЛЮДИ И ДРУГИЕ МОНСТРЫ
Хотя радиобудильник у кровати Юлиана с электронным упорством настаивал на том, что время перевалило за одиннадцать, он, проснувшись, чувствовал себя как колесованный. Шевельнувшись, он обнаружил, что у него сильнейший мышечный спазм. Он лежал в постели одетый и теперь припомнил, что действительно оделся вчера перед тем, как выйти из комнаты.
Он сел в постели и с недоумением взглянул на свои руки. Они были усеяны сотнями мелких порезов и царапин. А на измятой постели поблескивало бесчисленное множество мелких стеклянных осколков.
Юлиан в смятении потянулся рукой к простыне, но внезапно ему стало страшно прикасаться к стеклам, как будто можно было считать их несуществующими, если не притрагиваться к ним. Но стеклянные шипы запутались и в волосах и в одежде. Если все, что он мог припомнить, только приснилось ему, тогда откуда здесь эти стекла?
Он прошел через ванную комнату в гостиную, держась подальше от раковины — вернее, от зеркала над раковиной. Процедуру утреннего умывания он решил в этот день пропустить.
На столе в гостиной он нашел записку от отца и оставленную им денежную купюру. В записке говорилось, что в два часа отец ждет его в варьете, что портье предупрежден и впустит его. Деньги были предназначены для такси. Юлиан и намеревался потратить их на такси, но не для того, чтобы ехать в варьете. Он далеко не был уверен, что вообще явится на условленную встречу.
В ванную он все-таки вернулся, вычесал из волос микроскопические стеклянные иглы и освободил от них, как мог, лицо и руки. Он был так исцарапан, будто целовался с кактусом. Но надеялся, что это не привлечет внимания.
Когда двери лифта разъезжались в стороны, он заметил в холле знакомую долговязую фигуру в мятом плаще. Но как раз в этот момент Рефельс отвернулся, чтобы перекинуться словом со служащим отеля, и Юлиан выскользнул незамеченным. Поскольку прямой путь к выходу ему был заказан, он свернул налево и прошел в зал для завтраков, хотя вовсе не был голоден.
Несмотря на поздний час, в буфете все еще царило оживление, но Юлиану это было только на руку. Лучшего укрытия, чем в толпе, и придумать нельзя, а поскольку он мог через стеклянную перегородку видеть все, что происходит в холле, рано или поздно он улучит момент, чтобы улизнуть от Рефельса. Пока же он взял себе из стопки подогретую тарелку и принялся накладывать на нее все подряд со шведского стола, включая и то, чего он вовсе не любил.
Он как раз подцепил вилкой кусочек камбалы и тут услышал за спиной:
— Рыбу я бы не стал брать. Подозреваю, что она вчерашняя.
Юлиан закрыл глаза, мысленно сосчитал до пяти и потом медленно повернулся. Рядом стоял Рефельс. Вид у него был такой, будто он не только не спал всю ночь, но даже не раздевался. Правда, его изжеванная одежда и такое же помятое лицо отнюдь не мешали ему улыбаться до ушей. Он лоснился, как масленый блин. Охотнее всего Юлиан влепил бы в этот блин свою наполненную тарелку, но пожалел еду.
— Что? — сказал он с неприязнью, на какую только был способен.
Однако эта подчеркнутая неприязнь не нанесла улыбке Рефельса ни малейшего ущерба.
— Насколько я понимаю, это сокращенная форма от вопроса: «Какого черта этому парню опять от меня надо?» — сказал он.
Юлиан не удостоил его ответом и подложил на свою переполненную тарелку — исключительно из строптивости — еще целых два кусочка камбалы. После чего попытался протиснуться мимо Рефельса, но репортер и не подумал посторониться, а нагнулся и с любопытством заглянул в его тарелку:
— Выглядит аппетитно. Думаю, я тоже могу позволить себе что-нибудь съесть. Тем более что время завтрака еще не прошло.
— Особенно рекомендую рыбу, — прорычал Юлиан и, грубо протиснувшись мимо Рефельса, направился к маленькому столику с единственным стулом. Он хорошо знал, что ему вообще не следовало разговаривать с репортером. Неужто Рефельс действительно всю ночь проболтался в холле отеля только для того, чтобы подкараулить его или отца?
Не успел Юлиан как следует устроиться за столиком, как Рефельс подошел к нему с наполненной тарелкой. Юлиан подумал: интересно, знает ли Рефельс, сколько стоит это удовольствие? По виду он не был похож на человека, который может позволить себе завтрак в «Хилтоне».
Отсутствие второго стула не смутило Рефельса. Он просто прихватил стул по пути и тащил его за собой, игнорируя недовольные взгляды официантов. Не спросив разрешения, он подсел к столику Юлиана, облизнулся, но не приступил к еде, а сперва подозвал кельнера, чтобы заказать себе пива.
— Как тебе спалось? — начал он.
Судя по твоему виду, гораздо лучше, чем тебе, — додумал Юлиан, но сдержался. Ведь когда-нибудь Рефельсу надоест, и он отвяжется. Может быть, уже скоро.
— Эй, ты что, не разговариваешь со мной? — спросил Рефельс.
Юлиан кивнул.
— Ты обиделся. На весь мир, на всех репортеров в целом и на меня в частности?
Вопреки голосу рассудка Юлиан сказал:
— А разве у меня нет для этого оснований?
— Я не знаю, — ответил Рефельс. — Я, по крайней мере, их тебе не давал.
Юлиан от такой беззастенчивой наглости аж задохнулся:
— Что? И это после всего, что вы там понаписали? Мой отец чуть не взорвался, когда прочитал вашу заметку. Ни слова из того, что вы напечатали, я не говорил!
Рефельс неожиданно посерьезнел:
— Ну уж нет, говорил, — сказал он. — Мне что, прокрутить тебе пленку? Я не присочинил от себя ни единого слова.
— Зато убрали необходимые, — гневно произнес Юлиан. — А те, что остались, перевернули с ног на голову. Я никогда не говорил, что мой отец показывает дешевые фокусы, и я не говорил, что мне это все неинтересно!
Рефельс положил на стол кассету:
— Хочешь прослушать?
— Я имел в виду совсем не то! — запротестовал Юлиан. И, как он ни старался сдержаться, слезы ярости снова заблестели у него на глазах.
Рефельс вздохнул:
— Старая история. Ты представить себе не можешь, сколько раз это уже повторялось. Люди впадают, в бешенство, как только прочитают в газете то, что сами же и наговорили. И всегда уверяют, что имели в виду совсем не то. А почему бы просто не сказать то, что они имеют в виду, вместо того чтобы говорить то, чего они вовсе в виду не имеют, а?
Юлиан чувствовал, что Рефельс ловко подталкивает его в нужном направлении. Лучше всего было бы не вступать в дебаты. Но он гневно ответил:
— Да я даже понятия не имел, что даю интервью!
Рефельс, как показалось, искренне удивился:
— А чего же еще ты ожидал, если журналист заговаривает с тобой и угощает мороженым? — Он покачал головой и с коротким смешком добавил: — Возможно, я был не вполне добросовестным. Но можешь мне поверить, многие из моих коллег обошлись бы с тобой еще хуже. Считай, что ты заплатил за науку, впредь это спасет тебя от гораздо большего ущерба.
— Но и вы ничем не лучше остальных, — сказал Юлиан.
Рефельс печально покачал головой:
— Ты несправедлив ко мне, Юлиан. Будь я таким, как ты думаешь, я бы сейчас вместе с коллегами осаждал дом пропавшего мальчишки, чтобы заполучить фото плачущей матери.
— Почему же вы не там? — враждебно спросил Юлиан.
— Не «вы», а «ты», — ответил Рефельс— Меня зовут Франк, ты не забыл? И я не верю, что твой отец причастен к исчезновению.
Юлиан опешил.
— Я объясню тебе почему. Во-первых, правда интересует меня больше, чем сенсация. А во-вторых, я навел о твоем отце справки еще задолго до вчерашнего вечера. Потому что мне по-настоящему интересны люди, о которых я пишу. Тебе понятно?
Кельнер принес пиво, Рефельс сделал глоток и, дождавшись, когда официант отойдет, продолжил:
— У твоего отца не было причины похищать мальчишку. Ведь это делают либо ради выкупа, либо маньяки. Твой отец богат. Денег у него больше, чем он может истратить за всю свою жизнь. И уж он явно не сумасшедший. Итак...
Он замолчал, вопросительно глядя на Юлиана, и Юлиан повторил за ним:
— Итак?
— Видимо, некто замышляет на этом происшествии какой-то левый бизнес. И я хотел бы знать, кто и какой бизнес.
— Итак, вы все-таки гоняетесь за сенсацией. — Юлиан был разочарован. Ведь ему на миг показалось, что Рефельс может быть его союзником.
— Я гоняюсь за правдой, — подчеркнул Рефельс— Но и от сенсации не откажусь. Помоги мне, и ты поможешь отцу. Эй, а что это у тебя с руками?
Юлиан тоже взглянул на свои царапины:
— О, это от стальной пряжи.
— От стальной пряжи?
— Видите ли, я сейчас как раз вяжу себе мотоцикл.
К его удивлению, Рефельс не обиделся, а от души рассмеялся.
— Я думаю, мне это поделом, — сказал он и подмигнул Юлиану. — Ну а теперь серьезно: ты хочешь помочь мне? Я не сделаю ничего во вред тебе или твоему отцу.
