Филип Пулман - Янтарный телескоп
— В-третьих, по поводу мальчика, о котором говорил Фра Павел, с необыкновенным ножом. Мы должны как можно быстрее найти его и завладеть ножом.
— В-четвёртых, Пыль. Я предпринял некоторые меры, для того, чтобы узнать результаты исследований Коллегии Жертвенников. Одного из теологов-экспериментаторов из Болвангара убедили рассказать нам о конкретных открытиях. Я поговорю с ним после обеда внизу.
Один-два монаха непроизвольно дёрнулись- «внизу» означало подвалы под зданием: облицованные белым камнем комнаты, с входами для ямтарического тока, звукоизолированные и влагозащищённые.
— Хотя что бы мы не узнали о Пыли, — продолжал Председатель, — мы должны чётко следовать к нашей цели. Коллегия Жертвенников пыталась изучать Пыль; мы же должны навсегда уничтожить её. Никак не меньше. Если для того, чтобы уничтожить Пыль, нам также придётся уничтожить Коллегию Жертвенников, Епископский Колледж, и вообще все организации, которые помогают Церкви выполнять задачи, возложенные на неё свыше, да будет так! Возможно, господа, что вся Святая Церковь была создана для того, чтобы выполнить эту самую задачу и погибнуть. Но лучше мир без Церкви и без Пыли, чем мир, где каждый день мы вынуждены бороться с давящим на нас грехом. Мир лучше без всего этого!
Отец Гомес горячо кивнул.
— И в завершение, — сказал Отец МакФайл, — девочка. Всё ещё ребёнок. Эта Ева, которую будут соблазнять, и которая, если история повторится, подастся соблазну.
И её падение обратит всё в руины. Господа, я хочу предложить самый радикальный выход из этой ситуации и верю, что вы меня поддержите.
— Я предлагаю послать человека, чтобы найти её и убить до того, как её смогут соблазнить.
— Отец Председатель, — сразу же отозвался Отец Гомес. — Я занимался превентивным возмездием каждый день своей сознательной жизни. Я учился, я тренировался…
Председатель поднял руку. Превентивные возмездие и прощение исследовались и разрабатывались Церковным Судом, но не были известны широкой Церкви. В эти понятия входило отбывание наказания за ещё не совершённый грех, жесткое и постоянное возмездие, сопровождаемое бичеванием, для того, что бы создать в некотором роде запас. Когда наказание достигало определённого для конкретного греха уровня, кающемуся заочно предоставляли прощение, хотя возможно ему никогда и не придётся совершить этого греха. Иногда необходимо, например, убивать людей, и насколько легче убийце, когда он может сделать это уже прощённым. «Я имел в виду вас» — мягко сказал Отец МасФайл — «Суд согласен со мной? Да. Когда Отец Гомес уйдёт, благословлённый нами, он будет сам по себе, за пределами досягаемости. Что бы не произошло с остальными, он пройдёт свой путь как стрела Божия, прямо до девочки, и поразит её. Он будет невидим; он придёт ночью, как ангел, поразивший Ассирийцев; он будет тих. Насколько бы было лучше для всех нас, если бы в Саду Эдема тоже был бы такой Отец Гомес. Мы бы никогда не покинули рай.»
Молодой монах почти рыдал от гордости. Суд дал ему своё благословение.
А в самом тёмном углу потолка, спрятавшись за тёмными дубовыми балками, сидел мужчина, ростом не больше ладони. На его ногах были шпоры, и он слышал каждое прозвучавшее слово.
В подвале, под лампочкой без абажура, стоял человек из Болвангара, одетый только в грязную белую рубаху и широкие штаны без ремня, которые он поддерживал рукой.
В другой он сжимал своего деймона-крольчиху. Перед ним, на единственном стуле, сидел Отец МакФайл.
— Профессор Купер, — начал Председатель, — садитесь, пожалуйста.
В комнате не было никакой другой мебели, кроме стула, деревянной койки и ведра.
Белые панели, которыми были облицованы стены и потолок, создавали неприятное эхо.
Профессор Купер сел на койку. Не в силах отвести взгляда от сухопарого седого Председателя, он облизал сухие губы и стал ждать какие ещё неприятности ждут его впереди.
— Значит вам практически удалось разделить девочку и её деймона? — спросил Отец МакФайл.
Дрожащим голосом профессор Купер ответил: «Мы решили, что задержка ни к чему не приведёт, поскольку эксперимент в любом случае был бы проведён, и мы поместили девочку в экспериментальную установку, но тут появилась сама Миссис Коултер и отвела её в своё управление.»
Деймон-крольчиха открыла круглые глаза, со страхом посмотрела на Председателя и снова спрятала мордочку.
— Думаю, это было обидно, — сказал Отец МакФайл.
— Вся программа была крайне сложной, — поспешил согласиться профессор Купер.
— Я удивляюсь, что вы не просили помощи Церковного Суда — у нас крепкие нервы.
— Мы, я, мы поняли так, что программа велась… Это было дело Коллегии Жертвенников, но нам сказали, что она получила одобрение Церковного Суда Благочестия, иначе мы ни за что бы не приняли в ней участие — ни за что!
— Нет, конечно нет. А теперь о другом. Есть ли у вас какие-нибудь идеи, — сказал Отец МакФайл, приступая к истинной причине своего появления в подвале, — о направлении исследований Лорда Азраила? О том, что могло быть источником той колоссальной энергии, которую он умудрился высвободить в Свабальде?
Профессор Купер нервно сглотнул. В напряжённой тишине с его подбородка сорвалась капля пота и с отчётливым звуком упала на бетонный пол.
— Ну… — начал он, — один учёный из нашей группы обнаружил, что при разделении выделяется энергия. Контролирование её потребовало бы гигантских сил, но как атомный взрыв инициируется обычными зарядами, так и это может быть сделано мощным сфокусированным ямтарическим током. Я не обращал внимания на его идеи, — честно добавил он, — зная, что без одобрения сверху, они могут оказаться еретическими.
— Разумно. И где сейчас этот исследователь?
— Он умер при атаке.
Председатель улыбнулся. Выражение его лица было таким ласковым, что деймон профессора Купера вздрогнула и зарылась ещё глубже.
— Мужайтесь, профессор Купер, — сказал Отец МакФайл. — Вам необходимо быть сильным и мужественным! Предстоит большая работа, грядёт великая битва. Вы должны заработать прощение Владыки, плодотворно сотрудничая с нами, ничего не скрывая, ни диких догадок, ни даже слухов. Я хочу, чтобы вы устремили все свои силы на то, чтобы вспомнить, что говорил ваш коллега. Проводил ли он эксперименты? Оставил ли он какие-нибудь записи? Посвящал ли он в это кого-нибудь ещё? Какое оборудование он использовал? Вспомнинайте всё, профессор Купер. Вам предоставят ручку, бумагу и столько времени, сколько вам потребуется.
— Да и эта комната не вполне удобна. Мы переведём вас в какое-нибудь более подходящее место. Вам нужно что-нибудь в смысле обстановки? Вы предпочитаете писать за столом или за партой? Хотите пишущую машинку? Или, быть может, предпочитаете диктовать стенографистке? Поставьте стражника в известность, и вам дадут всё, что вам нужно. Но я прошу вас постоянно думать о вашем коллеге и его теории. Ваша основная цель — вспомнить и, если понадобится, переоткрыть то, что он обнаружил. Как только вы поймёте, какое оборудование вам нужно, вы получите и его. Это великая задача, профессор Купер! Вам посчастливилось выполнять её!
Благодарите Владыку!
— Да, Отец Председатель! Да! — философ встал и, удерживая спадающие брюки, кланялся и кланялся, практически не отдавая себе отчёта, что Председатель Церковного Суда Благочестия уже ушёл из его камеры.
Тем же вечером, Шевалье Тиалис, Галатешпианский шпион, пробрался по улицам и переулкам Женевы чтобы встретится со своей коллегой, Леди Салмакией. Для обоих это был опасный путь, так же опасный для всех и вся, бросавшего им вызов, но для крохотных Галатешпианцев он был полон смертельных опасностей. Не одна бродячая кошка погибла от их шпор, но только неделю назад Шевалье чуть не потерял руку в зубах бродячего пса; его спасли только мгновенные действия Леди.
Они встретились на установленном месте номер семь, среди корней платана на маленькой пыльной площади, и обменялись новостями. Информатор Леди Салмакии в Обществе рассказал ей, что в начале вечера Председатель Церковного Суда дружески пригласил их обсудить что-то, представляющее обоюдный интерес.
— Быстрая работа, — сказал Шевалье. — Сто к одному, однако, что про убийцу он им не рассказал.
Он рассказал ей про план убийства Лиры. Она не удивилась.
— Вполне логично, — сказала она. — Очень логичные люди. Тиалис, как ты думаешь, мы увидим когда-нибудь эту девочку?
— Я не знаю, но мне хотелось бы. Удачи, Салмакия. Завтра у фонтана.
За этим разговором скрывалось то, о чём они никогда не говорили — о краткости их жизни по сравнению с жизнью людей. Галатешпианцы жили девять-десять лет, редко больше, а Тиалис и Салмакии было уже по восемь. Они не боялись старости — Галатешпианцы умирали здоровым, в расцвете сил, внезапно, а детство у них было коротким, но по сравнению с их жизнью, жизнь Лиры простиралась настолько далеко в будущее, насколько жизнь ведьмы превышала жизнь самой Лиры.
