Джилиан Рубинстайн - Пленники компьютерной войны
— Что скажешь, Элли? — Голос Шез вернул ее к действительности.
— Потрясающе, — согласилась она, глядя на круглую сцену театра с броскими черно-белыми декорациями и ультрасовременным освещением. — Но не слишком ли грандиозно для нас?
— Мы будем здесь танцевать? — В голосе Бена не чувствовалось энтузиазма.
Элейн украдкой взглянула на него. Ее друг был явно не в своей тарелке. Он постоянно жаловался на непривычную еду и давку на улицах; вот и сейчас его лицо было угрюмым.
— Ну конечно. — Шез тоже смотрела на него. — Что-нибудь не так?
— Может быть, ты устал? — участливо спросила Харуко. — Ты справишься с репетициями?
— А куда я денусь? — резко ответил Бен. Даже для Элейн это прозвучало грубо. Судя по тому, как брови Харуко приподнялись, она тоже была неприятно удивлена.
Шез почти бегом спустилась на сцену, прыгая по широким низким ступеням. Она сделала несколько грациозных пируэтов и остановилась.
— Эта сцена меньше нашей, — крикнула она снизу. — Но мне ужасно нравится, что зрители видят представление со всех сторон. Это как раз подходит для нашего шоу.
Харуко спустилась неторопливо, с достоинством и присоединилась к Шез на сцене. Лицо японки было неподвижным и бесстрастным; Элейн снова увидела танцовщицу-буто, её танец Шез показывала им на видеозаписи в Австралии. Девочка с завистью наблюдала за движениями Харуко. Ей страстно хотелось достигнуть такого же мастерства.
Бен, стоявший рядом с ней, нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Харуко заметила его нетерпение («Она всегда все замечает», — подумала Элейн) и поднялась к ним.
— Пошли, — сказала она. — Пора немного подкрепиться. Теперь ты, по крайней мере, видел сцену, где будешь выступать. А потом мы отправимся в помещение для репетиций — оно находится в одной из наших музыкальных студий.
Голос японки звучал ласково, но Элейн показалось, что Харуко разочаровалась в них. «Наверное, мы кажемся ей избалованными детьми», — подумала она.
— Могу я попробовать выйти на сцену? — спросила девочка.
Харуко широко улыбнулась.
— Разумеется. Пожалуйста!
Элейн присоединилась к Шез на сцене, и они начали неторопливо разминаться, разогреваясь для работы. Элейн все еще не могла поверить, что она будет танцевать на этой сцене — ряды кресел со всех сторон уходили вверх почти до потолка, а это означало, что они выступят перед огромным количеством зрителей. Эта мысль одновременно и пугала и радовала ее.
—Жуть какая-то, — прошептал Бен ей на ухо, когда они поднялись по лестнице.
—Мы приехали сюда ради этого, — резко отозвалась она. — Что с тобой случилось?
Мальчик не ответил. Он не мог выразить свои чувства словами. Приезд в эту незнакомую страну всколыхнул в нем самые разнообразные эмоции. Он тосковал по дому, ему не нравилась местная еда, он постоянно ощущал неуверенность в себе. Будучи стеснительным по натуре, Бен сомневался, что сможет как следует выступить перед множеством зрителей. Кроме того, с его разумом творилось что-то непонятное. Время от времени его посещали мысли, которые казались ему чужими.
— Эй, взбодрись, — сказала Элейн. — Всё будет в порядке. Мы станем знаменитыми!
Не дождавшись ответа, она добавила:
— Ладно, пойдем перекусим и выпьем чего-нибудь. Наверное, здесь есть твоя любимая хрустящая картошка.
Они спустились в кафе на первом этаже. Оно называлось «Enfants» — Харуко объяснила, что по-французски это означает «Дети».
— Я знаю, — буркнул Бен. — Мы тоже учим французский в школе.
Название раздражало его. Он не был ребенком! Черт возьми, ему уже больше четырнадцати лет, совсем немного до совершеннолетия! Однако все японцы, которых он встречал до сих пор, обращались с его сверстниками как с детьми, а его японские одногодки выглядели младше и вели себя как дети — не то что в Австралии.
— Откуда вы родом? — спросила Элейн у Харуко, заметив, как брови танцовщицы снова недоуменно поползли вверх.
— Я выросла на западе Японии, неподалёку от Хиросимы, — ответила она.
— О! — Элейн не знала, что и сказать. Харуко была слишком молода и не могла видеть ужасов войны, но, возможно, её родители...
— Жаль, что у нас нет времени на поездку туда, — заметила Шез, быстро глотая чёрный кофе. — Я бы с радостью побывала там еще раз. Это потрясающий город.
— И печальный, наверное? — осторожно поинтересовалась Элейн.
— Трагичный. Я чуть не выплакала себе все глаза. Бумажные журавлики на монументе Садако... Ты знаешь, что там есть целые связки таких журавлей, сделанных школьниками из Новой Зеландии и Австралии? И музей. Все должны побывать в нем и своими глазами увидеть, что может натворить ядерная война. Но Хиросима не только трагична, она и прекрасна тоже. Там ощущаешь сильнейшую, непреодолимую тягу к жизни. — Шез искоса взглянула на Харуко. — Как будто люди, которые там живут, уже испытали самое худшее, но выжили. Теперь ничто не сможет снова испугать их.
Харуко улыбнулась.
— Может быть, — сказала она. — А может быть, дело в том, что мы родились на теплом юге, и у нас не такая холодная кровь, как у северян из Токио.
— Но вы ничего не боитесь, — неожиданно произнесла Элейн, не вполне понимая, почему она это сказала.
— Мои танцы тесно связаны с чувством страха, — ответила японка. — Я должна испытать страх, чтобы танцевать.
Она допила свой кофе.
— Но мы затронули слишком серьезную тему. Лучше поразвлечься, пока есть время. Я покажу вам некоторые интересные места поблизости —думаю, они вам понравятся. Там много молодежи.
Они заглянули в музыкальную студию, где им предстояло репетировать в течение недели. Сейчас там собралось множество аккуратно одетых малышей, игравших на скрипках под обожающие взгляды своих матерей.
Когда они шли к эскалаторам, ведущим на улицу, Харуко указала на огромный телевизионный монитор.
— Тут показывают все программы. Смотрите, сейчас как раз сообщают информацию о Фестивале молодёжных искусств. А та маленькая фигурка — символ фестиваля.
Красиво, правда?
Бен и Элейн посмотрели на экран. Символом фестиваля был мультипликационный белый голубь с пухлой белой грудкой, на которой красовалась синяя эмблема с оливковой ветвью. Голубь махал крылышками, подзывая группу детей, со счастливыми улыбками бегущих к мультипликационному Детскому Замку.
— Слащавая муть, тебе не кажется? — прошептал Бен на ухо Элейн. — И не очень-то сочетается с нашей программой.
Внезапно на него нахлынуло чувство гнева. Он стал ненавидеть этого дурацкого белого голубя. Вся поездка грозила обернуться катастрофой. Бен яростно уставился на экран. Он чувствовал, как сила пульсирует в его теле. Единственным способом побороть страх было возмущение. Гнев моментально освободил его от оцепенения, вызванного дискомфортом и тоской по дому. Он почувствовал, что может уничтожить все это лицемерие и заставить людей видеть вещи такими, какими они были на самом деле.
Голубь возмущенно загулькал. Экран на мгновение вспыхнул, потом покрылся рябью и погас с негромким хлопком. Лампочки иллюминации вразнобой замигали, эскалаторы остановились, и группа детей, ехавших вниз, едва не покатилась вниз по ступеням.
Потом все восстановилось. Дети нервно хихикали. Голубь вернулся на экран.
—В какой-то момент мне показалось, что началось землетрясение, — спокойно сказала Харуко.
—Землетрясение? — воскликнул Бен. — Но пока мы здесь, землетрясение вряд ли случится, правда?
Его гнев выдохся, и страх снова вселился в мальчика.
—Возможно, оно уже произошло, но ты его не заметил, — сказала Шез, когда они вышли из Детского Замка и последовали за Харуко на улицу. — Каждый месяц в Токио бывает несколько мелких толчков.
—А насколько сильными они должны быть, чтобы их воспринимали всерьез?
Бен с тревогой огляделся по сторонам. Широкая улица, по которой они шли, и узкие переулки, отходившие от нее, выглядели в равной степени уязвимыми перед буйством стихии. Что делать, если начнется землетрясение? Прятаться под стол или запереться в ванной, как люди делали во время урагана Трейси? Страх незаметно закрадывался в его душу. Раньше он никогда не тосковал по дому и не подозревал, каким сильным может быть это чувство.
—Как люди могут постоянно жить под угрозой землетрясения? — спросила Элейн. — На их месте я бы и шагу ступить не могла.
—Тайфунное сознание, — туманно сказала Харуко. — Люди наглухо закрывают свой разум до тех пор, пока не приходит беда. А когда все заканчивается, они забывают об этом.
— Они строят специальные убежища, укрепляют здания?
— Нам говорят, что бояться нечего, — продолжала Харуко, словно не услышав вопроса. — Очень по-японски. Мы знаем, что должно случиться, мы получили предупреждение, и поэтому нам кажется, будто все будет в порядке. Но землетрясение в Кобе доказало, что мы ошибаемся.
