Сергей Петренко - Калейдоскоп
— Пригодилось.
— Да уж. Поехали отсюда.
Мы пустили пони в галоп, будто за нами гнались. Я оглянулся. Высокая трава скрыла то, что осталось от собаки.
Беридушец
Дома Алька сразу начала хозяйничать — подметать пол, вытирать пыль, раскладывать по местам одежду. Я тоже не мог усидеть на месте. Стоило остановиться, задуматься — и снова вспоминалась жуткая собака. Я пошел полоть лук.
Папа удивился:
— Вы что, поспорили, кто больше домашних дел переделает?
— Ага.
Молодец папа. Сам бы я ни за что до такой отговорки не додумался. Ещё по дороге мы решили ничего папе не говорить. Это дело магов, и Алька всё расскажет старшей ведьме. Была бы дома мама, тогда другое дело.
Папа покачал головой и оставила меня наедине с грядками. Почти сразу пришла Алька.
— Давай помогу.
— Что, скучно стало?
— Пыль кончилась.
Сорняков летом всегда много, а огород у нас большой. Солнце пекло, и Алька быстро устала. Села в тени шиповника, пристально посмотрела на грядку, и несколько луковиц, вырвавшись из земли, пролетели у меня над головой и шлепнулись в кучу компоста.
— Ой, — растерялась Алька. — Не то…
— Ведьма-недоучка — хуже тайфуна с землетрясением! — я вытряс землю из волос. — Никакой пользы, порча одна.
— Когда я выучусь, — надменно отозвалась Алька, — у нас на огороде сорняки вообще расти не будут. Только полезное всё.
— Комаров не забудь.
— Точно. И комаров, и пауков. И всяких кусачих мошек.
— А птичкам нечего кушать будет, и они помрут. И будет тишина и покой. Только кабачки по грядкам ползают, — я изо всех сил делал серьёзное лицо.
Алька улыбнулась. Она всегда понимает, когда я шучу, и поддерживает игру.
— Зачем это они ползают?
— Раз их полоть не надо, пусть на сковородку своим ходом идут. И, значит, у них и ноги появятся, и голова.
— Кабачковая ножка, — задумчиво протянула Алька. — Деликатес! А голова зачем?
— А как они иначе сообразит, куда ползти? Уйдут к соседям, или в лес, ищи их потом.
— Да, пусть разумные будут, правильно.
— А когда кабачки разумными станут, они ведь не захотят, чтобы их ели. Уйдут в пещеры, шерстью обрастут, начнут на огурцов охотиться.
— А шерстью почему обрастут?
— По закону эволюции. Приспособление к холоду.
Я думал, теперь она наконец-то засмеётся, но Алька только улыбнулась и снова скисла. Оглянулась и негромко сказала:
— Я всё думаю… Про ту собаку. Как она там оказалась?
— Случайно, — как можно твёрже ответил я.
— Не верю, — упрямо помотала головой Алька. — Старшая Ха в нас раньше никогда защитные заклинания не вкладывала. А тут собрала всех — и каждому… А мы так обрадовались, что даже не спросили — зачем. Вот глупые.
— Думаешь, маги что-то знают?
— Наверняка. Только нам пока не говорят.
— Интересно, что у нас могло случиться.
— Может, не у нас. Маги ведь запросто между мирами ходят. Они говорят, это не разные миры, а варианты одного, большого. И произносят так, как будто это название — Варианты миров. Я этого пока не понимаю, у нас две лекции по переходам были, а практика вообще в следующем году.
Я обдумал всё это и посоветовал:
— Выбрось пока это из головы. А послезавтра расскажешь своим учителям, они разберутся.
— Я стараюсь, — печально сообщила Алька. — Но не очень выходит.
— Пошли на речку!
— Не хочется.
— Пойдём. Холодная вода — лучшее средство от грустных мыслей. По себе знаю.
Алька бросила на меня короткий взгляд, но ничего не спросила. Поднялась, отряхнула ладони и вдруг спохватилась:
— Ох, я же тебе подарок привезла! И забыла. Вот раззява!
Она развернулась и побежала в дом. Я пошел за ней. Подарок — это интересно.
Алька протянула мне маленький деревянный гребешок.
— Вот.
Он оказался неожиданно тяжелым. Ручка украшена резьбой, зубчики тонкие, частые.
— Это мне? Зачем?
— Знаю, стричься и причёсываться не любишь. Вот и ходишь чучелом. А это не просто гребешок, это артефакт.
Последнее слово Алька произнесла с нажимом, сделав значительное лицо.
— Чего? — растерялся я.
— Волшебный он. Будешь пользоваться, волосы виться начнут.
— Это ты специально, — догадался я. — Чтобы заставить меня причёсываться.
Алька вздохнула:
— Смотри.
Вытянула ленты из косичек, мотнула головой. Волосы у Альки всегда были, как у меня — тонкие, прямые. А сейчас они лежали красивыми локонами.
— Ну, как? — довольно поинтересовалась Алька.
— Здорово. А ты как же?
— У меня есть. А это я специально для тебя делала.
— Сама?!
— Ну, не совсем. Нас учили готовое заклинание помещать в предмет-хранитель. Его старшекурсники делали. Тут узор особенный, не думай, что для красоты.
— Ты молодчина, — честно сказал я. Вставил гребень в волосы, дёрнул.
— Ай! Вот поэтому не люблю причёсываться!
— Ты просто не умеешь. Кто ж от корней чешет? Дай сюда. Сядь.
Алька осторожно расчесала мне волосы. И правда, не больно.
— Всё.
— Теперь пошли на речку?
В комнату заглянул папа. Улыбнулся:
— Макс, тебе идёт аккуратная причёска!
Мы с Алькой засмеялись. А папа добавил:
— Принесите яблоки. И не забудьте помощников поблагодарить!
— Да, сейчас, — отозвалась Алька и вышла из комнаты. Я выпрыгнул в окно — оно как раз выходило в сад.
Под деревьями стояли вёдра, наполненные яблоками. Я прошептал:
— Спасибо, Читок и Бот.
Появилась Алька.
— Откуда ты знаешь, как их зовут?
Я задумался.
— Не знаю. Может, приснилось?
— А ты их видел?
— Не-а. Но знаю, что они маленькие и мохнатые.
— Это все знают.
Мы принесли яблоки на кухню.
— Помочь чем-нибудь? — спросила Алька. Я испугался, что папа засадит нас чистить яблоки, но он покачал головой:
— Отдыхайте.
И мы ушли на речку. Купание пошло сестре на пользу: она перестала хмуриться, развеселилась, хохотала и визжала на весь берег. Переплыв речку туда и обратно, пожаловалась:
— Есть хочу. А ты?
— Не очень. Жарко.
— Парит. Будет гроза.
— Скоро?
Алька глянула на небо.
— Не. Часа через два. Поныряем?
— Давай.
Мы ныряли, пока не замёрзли. Алька, синяя, как снятое молоко, трясущимися губами выговорила:
— Пойдём домой? Скоро польёт.
Я кивнул, натянул шорты. Рубашку надевать не стал — пусть плечи загорают. Алька облачилась в сарафан и расчёсывала волосы гребешком с мелкими зубцами. Она перехватила мой взгляд и улыбнулась:
— Свой-то не взял?
— Не-а.
— Возьми этот.
— А так разве можно?
— Вообще-то нет. Заклинание на кого-то одного настроено. Но к близким по крови родственникам это не относится.
Я взял гребешок и причесался. Это неожиданно оказалось даже приятно.
— Твой лучше, — не удержался я. — Он уже обученный, волосы не дерёт.
— Можем поменяться, если хочешь.
— Ладно, я свой надрессирую. Будет у меня шелковый.
Мы поднялись по откосу и зашагали через луг, к деревне. Ветер рывками тащил к ней свинцовые тучи.
— Давай быстрее! — заволновалась Алька. — Сейчас дождь вдарит!
Мы побежали. Сначала — по тропинке, потом по дороге, а оттуда выскочили на нашу улицу. У дома напротив валялась куча почерневших от грязи тряпок. Она шевельнулась, и оказалось, что это старуха — дряхлая, грязная, в жутком рванье.
Я остановился, Алька чуть не врезалась в меня.
— Ты чего встал? Бежим!
Я смотрел на старуху.
Она копошилась в пыли, поднимаясь и снова падая. Казалось, её отбрасывает невидимая рука.
Не сговариваясь, мы шагнули к старухе. Она нас не заметила. Встала на колени, сильно наклонившись вперёд. Её лохмотья и спутанные волосы развевались, словно от сильного ветра. Но в двух шагах от неё никакого ветра не было. Всё затихло перед грозой.
Старуха беззвучно продолжала свою борьбу. Она цеплялась за палисадник, траву, неподвижный воздух, пытаясь подняться в полный рост.
Мысленно назвав себя придурком, я сделал шаг и схватил старуху за лохмотья. Почувствовал всей кожей, как взъярился ветер, дернул. Алька вцепилась в старуху с другой стороны.
Мы упали в лопухи у нашего забора.
— Добрые детки, — проскрипела старуха. — Надо же!
— Откуда вы, бабушка? — спросила Алька. А я разглядывал старуху. Лицо у неё было кукольное, но сморщенное, будто куклу совали головой в огонь. На щеках и лбу росли волосы, а глаза тонули в складках век.
Старуха закашлялась.
— Откуда, откуда… Оттуда! — она ткнула в землю костлявым пальцем. — Но это неважно. Я шла к тебе, Максим.
Я обалдел:
— Ко мне? Вы?
Старуха захихикала:
