Клайв Баркер - Зомби
— Здравствуйте, Фифайн Бономе. Я — сестра Гилберт из швейцеровского госпиталя.
Тина говорила, что мама у нее красивая. Возможно, слова дочери подтвердились бы, не будь женщина так напугана. "Сейчас надо потверже", — решила Кэй.
— Сядьте, Фифайн. Я должна с вами поговорить.
Женщина пугливо покосилась на дочь. Она не заговорила с девочкой и явно не собиралась обнимать ее. Ну что ж, она ведь думает, что перед ней ребенок, похороненный в могиле но дворе…
Дверь вдруг распахнулась, и в дом ворвались трое детей: девочка, похожая на Тину, но чуть старше, и двое мальчуганов — как горошины из одного стручка. Эти были примерно на год моложе. Розмари и близнецы, подумала Кэй. Все трое запыхались, но выглядели замечательно чистенькими для крестьянских детей. Босиком, конечно, но в приличной одежде. И красивые.
При виде Тины они остановились, словно налетев на стену. Глаза их распахивались все шире и шире. Девочка попятилась на шаг. Близнецы одновременно сделали два шага вперед и в один голос прошептали имя Тины.
Тина упала со стула, рухнула перед ними на колени. Обхватив руками их колени, она зарыдала так горько, что, должно быть, ослепла от слез.
Осмелевшая Розмари решилась придвинуться поближе. Решилась тоже опуститься на колени и прижаться щекой к щеке сестры.
— Отправьте детей в другую комнату, — велела Кэй их матери. — Я хочу поговорить с вами и Метеллусом наедине.
Фифайн Бономе только глазела на свой выводок, не в силах выговорить ни слова. Уйти им велел отец.
— Теперь вы должны выслушать меня, — сказала Кэй. Я расскажу вам, что знаю о вашей дочери, как ее нашем отец Тернер и… — Она прервалась. — Вы знаете отца Тернера?
— Прежнего священника из Вальери? — переспросил Mr теллус. — Мы его знаем.
— Хорошо. Я расскажу вам, как он нашел девочку и что было с ней после. Потом вы расскажете мне, как ее имя оказалось на той могиле. Понимаете?
Они кивнули.
— А потом, — сказала Кэй, — мы решим, что тут можно сделать.
Рассказ занял немало времени. Иначе и быть не могло она не слишком хорошо владела креольским. А она еще вставила короткую лекцию о том, что такое амнезия, ведь для нее было ужасно важно заставить их понять, что девочка совершенно нормальна.
Рассказывая о путешествии с Тиной из больницы в Буа-Саваж, она очень, очень постаралась избежать малейшего упоминания о ящерице-драконе и о странном видении на Сут-Дьябле.
— А теперь, — твердо закончила она, — пожалуйста, рассказывайте вы. Объясните мне, что это за могила.
— Тина заболела и умерла, — сказал Метеллус.
— Отчего заболела?
— Мы не знаем. Мы спрашивали, не ела ли она чего-то такого, чего не ели остальные. "Только манго", — сказала она. Ей дал два плода мальчик по имени Люк Этьен, когда она проходила мимо его двора по пути домой от подружки. Один — для нее, другой — для близнецов. Но дома она никого не застала, поэтому съела свое манго, и, когда мы вернулись, она уже была нездорова.
— Что значит "нездорова"?
— Живот выворачивало, и у нее была la fiev. Сильный жар. Я сразу пошел за хунганом. Он хороший человек. Он пришел и сделал что мог. Заварил для нее чай, накладывал руки — все такое. Он оставался с ней всю ночь, старался ей помочь. Но утром она умерла.
— Кто сказал, что она умерла? Хунган?
— Мы все, — не моргнув глазом отвечал Метеллус. — нечего и говорить — она была мертва, когда мы ее хоронили. Когда кто-то умирает… Может, люди, которых мы пошали, не такие ученые, как ваши доктора в больнице, но они умеют определить, что жизнь кончилась. Тина была мертвая.
— И вы думаете, что манго, которым угостил ее… кто?
— Люк Этьен.
— …могло ее убить? Вы думаете, яд?
— Отчего-то она заболела. Она никогда не болела прежде.
— Вы сказали, там было два манго.
— Да.
— Второе кто-нибудь ел?
Он покачал головой.
— Что с ним сделали?
— После похорон мы его вскрыли — я и еще кое-кто, чтобы посмотреть, нет ли в нем яда. Плод выглядел как обычно, но, конечно, наверняка сказать нельзя. Есть злые люди, очень искусные с ядами. На всякий случай мы его сожгли.
— Вы говорили с этим Люком Этьеном?
— Да, м'зель.
— Что он сказал?
— Сказал только, что сорвал манго с дерева у себя во дворе, ничего дурного не думал и дал их Тине для нее и для близнецов, потому что любит детей. Особенно этих.
Тут впервые заговорила мать Тины:
— Наши дети его любили. Он был славный парень.
— Что значит — был?
— Его сейчас здесь нет.
— О?.. И когда же он ушел?
— Вскоре после похорон, да, Метеллус?
Метеллус кивнул.
— И куда он ушел? — спросила Кэй.
Метеллус пожал плечами:
— Мы слышали, в Кэйп-Гаитен. Он там заработал много денег на ставках в петушиных боях.
Кэй, почувствовав, что засиделась, неловко встала и подошла к дверям. Дверь стояла открытой, но скоро ее придется закрыть — во дворе темнело. У забора все еще толпился народ. Повернувшись спиной к двери, Кэй хмуро взглянула на отца Тины:
— И вы совершенно уверены, что Тина была в гробу, когда вы ее хоронили?
— Совершенно. Никаких сомнений.
— Так вы говорите, что девочка, которую я вам привезла, не ваша дочь, а чужой ребенок?
Он взглянул на жену, она — на него. Повернувшись и отвечая взглядом на строгий взгляд Кэй, он пожал плечами:
— М'зель, что мы можем сказать?
Кажется, в четвертый раз за день, уперев кулаки в бока, Кэй гневно набросилась на них:
— Вы можете признать, что ошиблись, вот что вы можете сказать! Потому что смотрите! Когда доктор, читая названия по карте, назвал Буа-Саваж, она захлопала в ладоши и крикнула: "Вот где я живу!" А потом вспомнила свое имя — полное имя, точь-в-точь то, что вы написали на этой могиле. Тина Луиза Кристина Англэйд. И вспомнила ваши имена, и сестру, и близнецов. Так если это не ваша Тина, кто, по-вашему, это мог бы быть?
Женщина что-то шепнула.
— Что? — переспросила Кэй.
— Зомби.
— Что вы сказали?
— Li se zombie, — упрямо повторила женщина, встала и, отвернувшись, пробормотала, что ей пора готовить ужин.
Если бы Кэй не настояла, женщина ни за что не позволила бы своей дочери-"зомби" ужинать вместе с другими детьми. После еды Кэй упорно пыталась сломить ее сопротивление, но безуспешно.
Возможно, она смогла бы убедить Метеллуса, не будь мать девочки в таком ужасе. Отец ее — сильный и умный мужчина, но он явно не намерен нарываться на неприятности, споря с женщиной, с которой спит. Положение было трагическим, и решения Кэй не видела.
"Ложись спать, Гилберт. Может, за ночь Метеллус соберется с духом".
Она легла, обняв Тину правой рукой. Голова девочки лежала у нее на груди. Низко на плетеном лубяном сундуке горела лампочка.
— Мисс Кэй, — зашептала Тина.
— Что, малышка?
— Они думают, я мертвая. Я правда умерла, мисс Кэй?
— Конечно нет.
— Тогда почему они так говорят? Даже Розмари и близнецы?
— Потому что они…
"О боже, малышка, не знаю я — почему. Я здесь ничего не понимаю и не знаю, что делать".
Она так устала. Весь день на муле, почти все время в страхе, потому что Джозеф бросил ее с ребенком в этой глуши. Колени у нее ныли, бедра горели, ступни на подъеме наверняка стерты этими дурацкими стременами, даже пальцы, державшие поводья, сводила судорога. А тут эта непробиваемая мамаша…
Она прислушивалась к дыханию Тины и понемногу успокаивалась. В конце концов она тоже задремала.
В единственное окошко тихонько постучали. В раме не было стекла, и она решила не закрывать ставень, чтобы от запаха керосина не усилилась и без того мучившая ее головная боль. Стучали в откинутую створку ставня. Она села на кровати и, еще не совсем проснувшись, повернулась в ту сторону. Из окна донесся шепот Метеллуса Англэйда:
— М'зель… м'зель… я должен вам что-то показать!
Она взглянула на наручные часики. Ну почему в этом безумном паломничестве ей постоянно приходится среди ночи смотреть на часы?
Десять минут четвертого. Ну что ж, она успела немного поспать и завтра, что бы ни случилось, будет свежей.
— Чего вы хотите?
— Выходите сюда, пожалуйста. Только тише, не разбудите других.
— Хорошо. Дайте мне минуту.
Кэй перед сном переоделась в пижаму, и будь она проклята, если станет одеваться в такое дурацкое время ради того, чтобы узнать, чего он хочет. Сунув ноги в тенниски, она вышла из спальни и бесшумно пересекла заставленную стульями полутемную переднюю. Он ждал ее снаружи.
— Идемте, — зашептал Метеллус, взяв ее за локоть.
Он провел ее через двор. Лунный свет был достаточно ярок, чтобы разрисовать землю тенями от дома, изгороди, деревьев и могил. Он вел ее к могилам. Рядом с той, на которой стояло имя Тины, теперь чернела яма, а в горку выкинутой земли на краю была воткнута лопата.
