Виктор Пронин - Ошибка в объекте
— Ему удалось что-то продать?
— А как же! Он сам мне сказал! В общем, такие у него дела — зашел в пять квартир, в трех купили. Чем не психолог! Обойдите сейчас двадцать квартир и не сможете продать ни одной золотинки.
— Не пойду,— сказал Демин, смеясь.— На слово поверю. Вы не знаете, кому именно продал?
— Если так, чтоб меня к этому делу не припутывать, то могу поделиться соображением…
— Договорились.
— Зайдите в двадцать третью квартиру, в восемьдесят седьмую, в девяносто пятую загляните… Авось вам и повезет.
— Вы видели золото, можете описать эти вещички?
— Издалека, и то в его руках… Обычные вещицы.
— Вы бы не назвали их старинными?
— Кто их знает, нет у меня ни старого золота, ни нынешнего. Вон продают обручальные кольца по восемьдесят копеек, переложи их в другую витрину — по мне без разницы. Десять лет женат, и как-то без колец обходимся. Время от времени, правда, жена поднимает вопрос, но как только дойдет до покупки — бац! — повышение цен. И опять колечки вне досягаемости,— сказал Николай без сожаления.
— Много было золота у Дергачева?
— Если говорить о том, что я видел… В ладошке все вмещалось. Вещиц семь-восемь… Попросил я у него, продай, дескать, знак зодиака, дочке хотел подарить… Бери, говорит, три десятки с казенной цены ради большого уважения к тебе, это ко мне, значит, сброшу… Но там и без трех десяток для меня многовато оказалось.
— Не взяли? — уточнил Демин.
— Нет, не взял. В двадцать третьей квартире остался зодиак.
— Это вам Дергачев сказал?
— Нет, сам догадался. Он пришел от них, из двадцать третьей, а я и говорю, мол, дай кулончик, дома жене покажу, может, и возьмем. А он мне в ответ, что, дескать, был кулончик, да весь вышел. Вот я и догадался, что загнал его Толька. А золото вона как обернулось — погиб парень. А не должон был погибнуть, не должон,— задумчиво проговорил Николай.— Рановато ему…
Демин прошелся по мастерской, потрогал тиски, молотки, взвесил на руке разводной ключ, поковырялся в ящике с инструментом.
— Ладно. Теперь о том посетителе, который пришел вчера к Дергачеву.
— А я его не знаю. Первый раз видел.
— Очень хорошо. Значит, запомнили.
— Запомнил. Высокий, молодой. Волосы до плеч, чистое лицо, бровастый…
— Одежда?
— Ну… По нынешним временам неплохо одет… Кожаная куртка черная, джинсы — все как положено.
— Рост?
— Вот тут не ошибусь — длинный парень.
— Возраст?
— Лет двадцать, может, на год-два больше.
— Дергачев — честный человек? — повернул разговор Демин.
Николай с удивлением посмотрел на следователя, видно, не смог быстро переключиться на новую тему, помолчал и уже этим погасил неожиданность вопроса.
— Трудно сказать,— проговорил Николай с какой-то скорбной улыбкой.— Каждый в это слово вкладывает свое. К примеру, я скажу вам одно, вы поймете другое, по-своему… Среди отчаянных воров есть честные люди, по-своему, конечно, честные. Дергачев… Так и остался должен мне пятнадцать рублей, хотя отдать обещал еще полгода назад. Но у меня нет обиды, все правильно, я сам не торопил. Вот он золото бросился по квартирам предлагать, как я понимаю, нечестное было золото… Но Дергачева считаю честным человеком. Он не подлый. Пообещает — сделает, попросишь — не откажет. Он мог догадываться, что это золото краденое, но я не могу себе представить, чтобы при расчете Толька попытался бы обмануть, зажулить десятку… Нет, как-то я в халатике своем четвертную забыл, в кармане. А потом приболел, не было меня здесь недели две. Прихожу — халатик на месте, а четвертной нет. И спросить не с кого, народу здесь бывает до чертиков — пацаны забегают, жильцы, иногда ребята из других домов в домино собираются поиграть, местные умельцы приходят постругать, привинтить… В общем, не у кого спросить. Я и не спрашивал. Дергачев сам признался. Халат, говорит, как-то надел, а в нем деньги, пришлось выпить за твое здоровье, поскольку болен ты и остро нуждался в дружеской поддержке. Потом отдал, все деньги отдал.
— Другими словами, честность внутри узкого круга?
— Да,— простодушно подтвердил Николай.— Да. А много ли стоит честность другая, за пределами узкого круга? Мы живем с этими вот людьми, общаемся, делимся своими невысокими, может быть, даже низменными интересами, но именно эти люди и определяют нашу жизнь… Разве для меня было бы важнее, чтобы тот же Дергачев был честен не ко мне, а к… председателю исполкома, которого не знаем ни он, ни я?
— Но есть честность и по большому счету,— заметил Гольцов.
— Самый большой счет — это честность перед самим собой,— резковато ответил Николай.— Главное, чтобы ты сам себя в бессонную ночь не упрекал в подлости и гнидности. Вот это самый страшный счет. Чтобы люди, с которыми ты каждый день встречаешься, не проклинали тебя, не плевали вслед. Вы знаете более высокий счет?
— Сдавайся, Юра,— сказал Демин, чтобы разрядить обстановку. Он увидел, что Николай уж больно всерьез произнес последние слова.— Сдавайся, Юра. Нет более высокого счета, чем честность перед самим собой. Потому что здесь никакие отговорки тебя не спасут, никакие оправдания не помогут.
— Вот именно! — обрадовался Николай пониманию.
12
Положив крупные ладони на холодное стекло стола, Рожнов, не перебивая, слушал Демина. Время от времени он отрывал ладони от стола и внимательно рассматривал их, словно по линиям пытаясь узнать судьбу людей, о которых шла речь.
Когда Демин замолчал, Рожнов поднялся, подошел к окну и сильным ударом ладони распахнул форточку. Сразу потянуло свежим весенним воздухом. С утра подморозило, сверкало солнце, и кабинет был залит каким-то нарядным светом.
— Итак, задержаны трое,— сказал Рожнов.
— Да. Борисихин был в больнице и скрывает это. Брюки Тетрадзе несут на себе следы преступления. А у Жигунова найден зеленый шарф… тоже в крови.
— Чем они это объясняют?
— Ничем. Собираются с мыслями. А я собираюсь поговорить с ними на эту тему. Все эти детали выяснились только вчера вечером.
— Да-да, я знаю, ты не сидел сложа руки, потому и не дергал тебя. Работа проделана большая. Ну и что? Кто преступник? Жигунов? Тетрадзе? Борисихин?
— Во всяком случае, есть основания подозревать каждого из них.
— Опять согласен. Не исключаю, что кто-то из них действительно преступник. Тетрадзе ограблен полупьяным опустившимся стариком. Две тысячи рублей — это серьезные деньги даже для Тетрадзе, и он может пойти на нечто рисковое, чтобы попытаться их вернуть… Я правильно понял положение?
— В общих чертах… правильно.
— Вот видишь,— не без самодовольства заметил Рожнов.— Борисихин тоже имеет основания поступить жестоко по отношению к этой компании. На кону — жена. Он ее любит, у нее уйма достоинств, правда, есть и небольшой изъян — выпивоха. Но застать жену в пьяной компании… лежащей на кровати, да еще без юбки… Чем она объясняет эту легкомысленную подробность?
— Очень просто… Когда была за столом, нечаянно опрокинула на себя тарелку с яичницей… Кое-как застирала, повесила на батарею просохнуть, сама прилегла и заснула, не сняв сапог. Экспертиза подтвердила — на юбке действительно остатки яичницы.
— Да, наверно, во всем, что касается яичницы, она — сама искренность. Но бывает так просто маленькой правдивой деталью покрыть большой грех, тебе не кажется? Впрочем, ладно. Это пусть выясняет Борисихин. Но если он все выяснил в тот же вечер, руки у него чесались, это точно… А Жигунов?
— Ну что ж, отец его поступил безнравственно. Жена погорячилась, рассказала обо всем мужу. Ее можно понять — девчонка, широко раскрытые восторженные глаза… И вдруг притязания пьяного старика… Ужас. Умом можно тронуться. Но прошел год… За такое время страсти обычно гаснут и на их месте остается в душе выжженное пятно. На этом выжженном пятне, Иван Константинович, очень даже запросто могут тлеть горячие угли. Долгие годы.
— Да? — оживился Рожнов.— Кстати, тебе никогда не приходилось ступать босой ногой в такой вот пепел вчерашнего костра? О! — Рожнов горестно покачался из стороны в сторону.— Меня до сих пор пробирает дрожь, едва вспомню. Угли попали даже между пальцами… Вся шкура слезла, Демин, представляешь. Поэтому у меня одна ступня гораздо моложе другой. Ну, ладно, теперь о главном,— сказал Рожнов, положив ладони на стекло.— Все, о чем мы только что говорили,— интересно и увлекательно. Но…
— Появилось золото,— вставил Демин.
— И пока ни один из твоих преступников никак на золото не выходит. Все их взаимоотношения золота не касаются. Кулоны просто так, от хорошего или плохого настроения, не глотают. Это можно сделать только в критическом положении, когда нет времени, чтобы бросить кулон в щель пола, заткнуть за надорванные обои, вдавить в хлеб или колбасу. Отсюда вывод — нам не известны главные события, происшедшие в тот день. Мы знаем события второстепенные, о которых можно говорить даже следователю, если он слушает, если ему это интересно.
