Гордон Стивенс - Проклятие Кеннеди
— Не все, но кое-что. — Секретарша внесла в комнату две кружки. — Сейчас я вам устрою экскурсию. — Пирсон провел его обратно в приемную, оттуда в коридор и по комнатам на другой его стороне, объясняя, для чего служит каждая из них, и представляя людям, попадающимся навстречу. Это был ознакомительный тур высшего класса — такого, наверное, удостаивались государственные сановники из родного штата сенатора.
Они вошли в комнату для совещаний.
— Кабинеты распределены согласно старшинству и занимаемым постам. Сенатор Донахью входит в состав трех комитетов и возглавляет Подкомитет по банковскому делу, поэтому его комната здесь.
Если Донахью заканчивает второй срок в Сенате и состоит в стольких комитетах, то почему он не переедет в современный офис в одном из новых зданий, подумал Хазлам.
Они вернулись в кабинет Пирсона. Первый помощник открыл дверь слева от своего стола и пригласил Хазлама пройти туда.
Третья дверь от угла, прикинул Хазлам, — стало быть, номер 394.
Комната была прямоугольной, вытянутой вдоль стены, которая отделяла ее от кабинета Пирсона; окна ее выходили на центральный двор. Стены были выкрашены в мягкий пастельный цвет, на них висели картины и фотографии. Стол сенатора стоял перед окном, с флагами по обе стороны. Прямо напротив двери, в которую они вошли, находился большой камин из темно-зеленого мрамора. В конце комнаты, дальше всего от окна, был маленький круглый стол для совещаний с кожаными стульями вокруг; в углу рядом была ореховая стойка с телевизором, минибаром и кофеваркой наверху.
Стол у окна был антикварным; патина лет придавала ему уютный вид. На нем стояли только телефон да семейное фото в серебряной рамке — Донахью, женщина, которая не могла быть никем иным, кроме как его женой, и две девочки. Переднюю часть стола украшала доска из полированного дуба, укрепленная под небольшим углом. На ней были вырезаны строки:
Некоторые видят все таким, как есть, и спрашивают, почему.
Я мечтаю о том, чего никогда не было, и спрашиваю, почему бы и нет.
Роберт Кеннеди, 1968Что-то вроде алтаря, подумал Хазлам.
— Можно? — спросил он.
— Конечно, — ответил Пирсон.
Хазлам прошелся по комнате, разглядывая картины, потом фотографии, и остановился около двух снимков над камином.
На первом, черно-белом и сделанном, очевидно, во время Второй мировой войны, были двое юношей в форме морских лейтенантов; позади них стоял торпедный катер.
— Узнаю Кеннеди. А кто второй?
— Друг отца сенатора, — пояснил Пирсон. — Он должен был стать крестным отцом Джека, но погиб в бою еще до его рождения.
На втором снимке, цветном, был изображен молодой Донахью, тоже в морской форме; надпись внизу сообщала, что он отмечен за доблесть, а дата относилась ко времени Вьетнамской войны.
Справа от камина был еще ряд фотографий, простых и незамысловатых: Донахью в детстве, Донахью в пору учебы в школе, Донахью в Гарварде, Донахью с той же женщиной, что на семейном снимке.
Рядом висело черно-белое фото, увеличенное и потому слегка зернистое. Оно изображало похороны; во втором ряду скорбящих стояла высокая красивая женщина. Она казалась глубоко удрученной. Голова ее была чуть наклонена набок, словно она прислушивалась к кому-то справа от нее, скрытому людьми из ближнего ряда, но взгляд был тверд и устремлен вперед.
Они покинули комнату и вернулись в кабинет Пирсона.
— Интересные снимки, — заметил Хазлам. — Прямо история жизни Донахью, хотя кое-что мне непонятно.
— Например?
— Например, Вьетнам. Я думал, он боролся против войны.
Пирсон кивнул.
— В Джеке Донахью есть одна черта, которую вы должны понять. — Он уселся на свой стол, свесив ноги и примостив на колени кружку с кофе; Хазлам встал напротив него. — Некоторые называют Джека загадкой: выходец из истеблишмента и в то же время его противник. Благодаря последнему он хороший сенатор, а благодаря первому его усилия не пропадают втуне.
— То есть?
— Джек Донахью родом из бостонских ирландцев. — Все это соответствовало правилам ознакомительного тура — ничего такого, что нельзя было бы почерпнуть откуда-то еще, ничего личного или противоречивого.
— Привилегированное воспитание, потом, разумеется, Гарвард — там и началась его политическая деятельность.
— Каким образом? — спросил Хазлам.
— Именно в Гарварде Донахью впервые заявил, что намерен бороться против войны во Вьетнаме.
— Откуда же взялась его фотография в форме? Откуда награды за доблесть?
— Как считают некоторые, Джек — это загадка. — Пирсон легко перескакивал с имени сенатора на его фамилию и обратно. — Он выступал против войны и в то же время чувствовал себя в долгу перед страной. Кое-кто хитростью уходил от призыва или использовал связи, чтобы попасть в безопасное место, но Джек не сделал ни того, ни другого. Под конец войны он уже командовал быстроходным катером, делая вылазки вверх по дельтам. Награжден парой Бронзовых звезд и одной Серебряной. Мог бы быть представлен к медали Военно-морского флота и даже к Почетной медали Конгресса, но намекнул, что откажется. Заявил, что его кандидатура всплыла благодаря связям, тогда как этой награды заслуживает не только он, но и любой член его экипажа.
— За что же его хотели наградить?
Пирсон глянул вниз, в свою кружку.
— Он не любит говорить об этом. Вроде бы каких-то парней из нашей разведки прижали к берегу и здорово потрепали: вьетнамцы полностью окружили их. Вертолеты не могли там сесть; словом, деваться им было некуда. Донахью спас их, хотя сам был ранен.
Но раз Донахью получил Серебряную звезду и едва не получил Медаль флота или Почетную, значит, все было не так просто, подумал Хазлам.
— А после Вьетнама?
— Юридический колледж. Потом работал юристом, поднялся до заместителя прокурора округа. И все это время твердил, что мы должны уйти из Вьетнама, но вместе с тем боролся за права ветеранов.
— А затем?
— Два срока в Палате представителей. — Именно тогда Пирсон и познакомился с ним, стал его вторым «я».
— Теперь — второй срок в Сенате. Великолепный послужной список с самого первого дня в Вашингтоне. Пирсон улыбнулся. — Иных слов вы от меня, разумеется, и не ждали. Поддерживает развитие промышленности, но не за счет окружающей среды. Выступает за контроль над бюджетом, но не за счет таких статей, как здравоохранение. Верит в необходимость создания сильной национальной экономики, но не за счет Третьего мира.
Хазлам вспомнил о фотографии на столе.
— Семья?
— Джек встретился с Кэт в Гарварде. Она юрист, специализируется на правах человека. У них две дочери, обе учатся в «Сидуэлл-Френдз».
Теперь вы знаете, кто такой Джек Донахью, — это было в том, как Пирсон оборвал свою речь, в том, как он поставил на стол кружку.
— А дальше?
Пирсон усмехнулся и встал, выглянул в окно. Дверь из приемной открылась, и вошел Донахью с помощником. Он был выше, чем ожидал Хазлам, с более худым лицом и отливающими сталью седыми волосами.
— Сенатор, позвольте представить вам Дэйва Хазлама из Англии. Дэйв — друг Куинса Джордана и Митча Митчелла.
— Рад знакомству, — рукопожатие было крепким. Секретарь и помощник за спиной Донахью напоминали ему и Пирсону о том, что они уже на десять минут опаздывают на какое-то мероприятие.
— Извините, — Донахью пожал плечами, — надо идти.
— Он снова протянул руку.
— Еще раз — очень рад был познакомиться. — Его взгляд был непоколебим. Если Донахью решит бороться за кандидатуру от партии, он получит ее, сказал Джордан за ленчем. А если он получит ее, быть ему следующим президентом. Донахью повернулся и вышел из комнаты, помощник торопливо устремился за ним.
Пирсон протянул руку.
— Не пропадайте.
Когда Хазлам вышел в коридор, там уже никого не было. Он спустился на первый этаж, отыскал платный телефон, позвонил к себе и прослушал сообщения, записанные на автоответчик в его отсутствие. Их было три: первые два с просьбами о консультациях, а третье — приглашение от Митчелла на пикник, который он устраивал на воде.
* * *Последнее официальное совещание на Холме с участием Донахью закончилось в шесть вечера. В шесть тридцать, сопровождаемый помощником, он заглянул на коктейль к одной из лоббистских групп, в семь — к другой. Это было обычным окончанием обычного дня. В семь тридцать он приехал в Университетский клуб на 16-й улице. Здание из красного кирпича, где помещался Клуб, было шестиэтажным, с небольшим рестораном для автомобилистов внизу. Днем улица рядом с Клубом неизменно бывала заставлена машинами с дипломатическими номерами, так как в соседнем доме находилось посольство Российской Федерации; на штрафные талончики, прилепленные к ветровым стеклам, никто не обращал внимания. Но сейчас, ранним вечером, здесь стоял один лишь патрульный автомобиль специального подразделения разведслужбы — на дверце эмблема Белого дома, шофер развалился на сиденье с книжкой Тони Хиллермана.
