Питер Робинсон - Плохой парень
Вовремя выступил, козел старый, злобно подумала Энни.
Эрин ответила ему презрительным молчанием, как того и следовало ожидать. Глядя на ее поникшие плечи и потерянное лицо, Энни понимала, что Эрин сейчас в последнюю очередь думает о себе как о «такой красивой девушке».
Бросив на Чамберса испепеляющий взгляд, Энни негромко сказала:
— Конечно, бойфренд есть. Джефф, его ведь так зовут? Вы бы не хотели сообщить ему, где вы и что происходит?
Эрин очень странно на нее посмотрела.
— Так это Джефф дал вам пистолет? Вы из-за него не хотите нам ничего рассказывать?
И по-прежнему никакого ответа.
— Вы боитесь его? В этом дело? Я бы тоже испугалась, принеси кто-нибудь в дом заряженный пистолет.
— Вы вообще ничего не понимаете.
— Так помогите мне, пожалуйста. Я очень хочу понять.
Ответа не последовало.
— Черт подери, этак мы никуда не придем! — взорвался Чамберс.
— Это все я сделала, — сказала вдруг Эрин. Она ни на кого не смотрела и говорила почти шепотом.
— Что «все», Эрин? Пистолет домой принесли? — Энни перегнулась через стол, чтобы лучше слышать.
Но тут Эрин неожиданно выпрямилась и, глядя Энни в лицо, заговорила довольно внятно, хотя голос у нее дрожал.
— Нет. Но я убила его. Своего папу. Это на мне…
— Так, одну секунду, — вмешался Чамберс, яростно глядя на Ирэн Лайтхолм, которая молча, словно зачарованная, топорщилась на неудобном стуле, вместо того чтобы побыстрее велеть своей подопечной закрыть рот.
Эрин не обращала решительно никакого внимания ни на своего адвоката, ни на суперинтенданта Чамберса. Энни было ясно, что ей необходимо выговориться, высказать то, что сводило ее с ума. И не важно кому, главное — сказать.
— Это я виновата. Я виновата в том, что папа погиб. — Эрин посмотрела на Чамберса, потом на Лайтхолм. — Мы услышали, что кто-то барабанит в дверь и кричит, чтобы мы открыли. Папа попросил меня поглядеть, кто там, у него колено болело, и грудь тоже — из-за стресса. И ангина у него была. А я сказала… я сказала: «Пошел к черту». И что он может сдать меня в полицию, если ему так хочется, помешать я не сумею, но хрен я пойду и сама впущу в дом гестапо. — Она закрыла лицо руками и расплакалась. — Это я сделала! — горько рыдала она. — Господи, прости меня, это я его убила. Папа, бедный мой! Это я во всем виновата.
Ирэн Лайтхолм наконец обрела дар речи:
— Все, допрос следует немедленно прекратить, мне кажется, это самоочевидно. Мисс Дойл тяжело переживает смерть отца. Я так понимаю, никакого обвинения ей пока не предъявлено и, сколько я могу судить, никаких веских улик против нее нет. В этой связи предлагаю сейчас же отпустить мою клиентку. Вы можете оставить ее под надзором полиции, этого достаточно, надеюсь?
— Согласен, — сказал Чамберс. — Самое время на этом остановиться.
Интересно, подумала Энни, а он вообще понимает, что поддерживает сторону защиты? Она молча вышла из-за стола и присела рядом с Эрин, ласково обняв ее за плечи. Энни ожидала, что девушка оттолкнет ее или останется безучастной, но та всхлипнула, уткнулась ей в плечо и, как ребенок, залилась слезами.
Глава третья
Джафф жил в двухкомнатной квартире с балконом на Хлебную пристань, на канале Лидс — Ливерпуль. Трейси никогда не бывала у него, но однажды вечером они с Эрин проходили мимо, и та обратила внимание подруги на бывший склад, реконструированный под модное жилье, с рестораном на первом этаже. Очень прикольно.
Под навесом на набережной сидели за столиками люди, пили вино и болтали, глядя на изменчивый нежный закат.
Трейси нашла кнопку с его именем и позвонила в домофон.
Джафф ответил почти сразу и, похоже, обрадовался. Он впустил ее в подъезд, и она поднялась на лифте на четвертый этаж. Джафф ждал в прихожей и, галантно махнув рукой, пригласил Трейси в небольшую, но очень светлую комнату, служившую разом гостиной, столовой и кухней. Там царил полнейший беспорядок, повсюду валялись газеты, журналы и диски, стояли пустые стаканы и чашки, в раковине высилась гора грязной посуды, а на ковре темнели застарелые пятна — не то от вина, не то от кофе. Обстановка была выдержана в сине-зеленых тонах — на вкус Трейси, слишком холодная гамма. Телевизор показывал канал Би-би-си. Передавали новости. На полке возле телевизора Трейси увидела несколько фотографий в рамках. Почти на всех красовался сам Джафф, весело позирующий на фоне каких-то экзотических пейзажей, однако внимание Трейси привлекла фотография редкостно красивой женщины в цветастом сари. Золотистая кожа, длинные блестящие темные волосы, высокие точеные скулы, большие глаза, породистый тонкий нос — чудо как хороша. Наверное, супермодель. Его подружка?
— Извини за бардак, — сказал он. — Тетка, которая у меня прибирается, придет только в четверг.
Трейси весело усмехнулась:
— Можешь не извиняться. Я и сама не бог весть какая аккуратистка. А кто эта красавица на снимке?
Джафф оглянулся и посмотрел на фото.
— Это моя мать, — ответил он.
— Да ладно… Быть того не может! — удивилась Трейси.
— Правда, — кивнул Джафф, слегка нахмурившись. — Ей здесь тридцать шесть. Она умерла четыре года спустя.
— Ох, Джафф. Я очень сочувствую.
— Ну, дело прошлое… Знаешь, она была поразительная женщина. Выросла в трущобах, в городе Дакка. Это столица Бангладеш, так, на всякий случай. А в итоге стала одной из самых ярких звезд Болливуда. — В его словах было столько горделивой нежности, что у Трейси перехватило горло. — Извини, — пробурчал он, вымученно улыбнувшись, — мне до сих пор трудно говорить о ней. Давай на балкон выйдем.
— Конечно, — согласилась Трейси. — Я понимаю.
Судя по тому, что в пепельнице еще дымилась сигарета, Джафф, до того как она пришла, коротал время именно здесь. На столике стоял стакан с пивом. Он сел и отхлебнул глоток. Трейси устроилась в креслице напротив.
— Рад тебя видеть, красавица. — Он легонько тронул ее за плечо. — Я тебе сам хотел позвонить, когда все малость утрясется. Так сложилось, что пришлось уехать на выходные. Дела, кручусь помаленьку. Сначала в Амстердам, потом в Лондон. Я вот только час назад и вернулся. Выпьешь?
Трейси согласилась — из вежливости. Джафф ушел в комнату, чтобы сделать ей джин с тоником. Она смотрела вниз, на городские улицы и блестящие рельсы железнодорожных путей. Как изменился Лидс с тех пор, как она приехала сюда учиться в универе! В отдалении высились застывшие монстры строительных кранов, так месяцами и стоящие без движения: деньги кончились, и кто знает, когда теперь возведут последние этажи огромных офисных башен. И ближний вид не лучше, весь канал застроен уродливыми сооружениями, которые ничего, кроме острого приступа клаустрофобии, не вызывают. Городской вокзал неподалеку, от него расходятся в разные стороны серебристые ленты путей. А канал совсем рядом, прямо под балконом. Темная, недвижная вода. Медленно дрейфуют по ней пластиковые бутылки, упаковки из-под фастфуда и прочая дрянь, о которой и думать противно. Но жизнь течет, исполненная яростной активности. Этот район весь превращен в гигантскую стройку. Еще не законченные, но уже устрашающие своими размерами здания вставали плечо к плечу. Одному богу известно, на что будет похож сей дикий Вавилон, когда строители закончат работу. Если они ее закончат. Трейси сильно сомневалась, что у тех, кто все это проектировал, было хоть малейшее представление о том, как должна выглядеть картина в целом.
Вечер был теплый, однако она накинула джинсовую куртку. Скоро совсем стемнеет и станет прохладно — надвигается осень. Джафф вышел на балкон, поставил перед ней выпивку и сел, закинув ногу на ногу. Трейси не успела переодеться после работы и теперь чувствовала себя убогой замарашкой рядом с ним — таким стильным и элегантным. Джафф отлично выглядел в дорогих дизайнерских джинсах и свободной белой рубашке, которая выгодно оттеняла золотистый загар. Трейси в очередной раз поймала себя на том, что любуется его длинными темными ресницами, густыми волосами, изящной крепкой фигурой, блестящими карими глазами, исполненными врожденной грации движениями. Он красив, как экзотическая кошка, и при этом в нем нет ничего изнеженного, ничего женственного. Она чувствовала, что он может быть опасен, с таким человеком не стоит враждовать, но нередко в глазах его вспыхивали насмешливые огоньки и губы трогала умная, проницательная усмешка. И ее завораживало это странное, противоречивое сочетание.
Он поднял стакан и мягко произнес:
— За встречу.
— За встречу, — откликнулась Трейси.
Они чокнулись.
— Ты бывала в Амстердаме?
— Нет. В Лондоне была. Я там жила раньше.
— Амстердам — потрясающий город. Все эти каналы. И клубы. «Мелквег». «Парадизо». Сплошная психоделика. И никаких предрассудков. Ты понимаешь, им пофиг, что ты закажешь в кафе — салат вегетарианский, где, по сути, одна трава, или косячок с травкой. Сиди себе, музыку слушай.
