Николь Нойбауэр - Подвал. В плену
Еще издалека он увидел на тротуаре автомобиль специального назначения. Ветер развевал заградительные ленты, но сотрудник, который дежурил у входа, не пошевелил и пальцем. Он засунул руки в карманы, поглубже надвинул на голову капюшон. Вехтеру следовало бы организовать работу иначе: не стоило оставлять человека на улице, чтобы тот простудился. Многие в его отделе уже слегли, переложив непомерный груз задач на плечи коллег. Ему надо следить за своими людьми, прежде всего за Ханнесом – рабочим мерином, который никогда ни в чем не отказывал. Но как быть в такие дни, как сегодня? Когда нужно оказаться во многих местах одновременно? Вехтер припарковал машину на тротуаре. Тот был таким широким, что автомобиль поместился на нем целиком. Вехтер молча подал знак сотруднику, чтобы он вошел в дом. На лестнице комиссар столкнулся с Элли и наступил каблуком ей на ногу. Ее лицо исказила гримаса.
– Очень больно? – спросил он.
– Только когда смеюсь, – ответила она с постным лицом.
Она ведь не станет устраивать сцен? О да, это может продлиться долго. Она будет дуться несколько дней, а когда Вехтер спросит, что произошло, Элли наверняка подожмет тонкие губы и ответит: «Ничего, ничегошеньки».
Вехтер ломал голову, что же он натворил на этот раз, чем он это заслужил.
– Что у тебя нового?
– В квартире почти ничего нет. Но то, что есть, может оказаться важным. – Она выпрямилась, держась за перила, чтобы не потерять равновесия на каблуках-шпильках. – С Беннингхофф крепко дружила соседка. Она наверняка может рассказать нам про эту даму еще больше. А что у вас? Наш маленький свидетель не выдавил из себя признание?
– Было бы неплохо.
Вехтер потер подбородок. Он звонил в больницу из машины, но там ему лишь сказали, что мальчик стал кричать, как только уменьшили дозу успокоительных. Поэтому врачи снова увеличили дозировку. Остается только посочувствовать пареньку. Или он был хорошим актером, как считал Ханнес. А может, и то и другое. Оливер произвел на Вехтера впечатление человека, который пытается выжить всеми возможными способами. Или любой ценой.
– Кстати, его отец объявился, – сказал он. – Ханнес допрашивает его. Элли, ты проведешь мне экскурсию по подвалу?
– Если ты меня понесешь. Да не пугайся ты так, это была шутка.
Он хотел еще раз осмотреть подвал при свете дня, без спешки, царившей во время задержания. Но день близился к вечеру, погода ухудшилась. В подвале все еще работали коллеги-криминалисты. Здесь, внизу, побывало слишком много людей – воздух казался одновременно холодным и спертым.
– Чем могу вам помочь? – спросил Тумблингер.
Ледяные нотки в его голосе позволяли расшифровать эту фразу как: «Не стойте поперек дороги».
– Нам никто не может помочь.
Вехтер заглянул в подвальную комнату и осмотрелся. Сквозь зарешеченное окно сюда проникало уже совсем немного света. Оно было наполовину завалено чем-то темно-серым, очевидно снегом, который ссыпался снаружи. На полу лежал потертый ковер. В углу стояли старые лыжи, набор летних покрышек и коробка с надписью «Запасные части». В какой-то момент Вехтера посетила шальная мысль: а что он сам хранит в таком подвале? Есть ли у него вообще подвал? О да, есть. Это святая святых, о которой он совсем забыл. А лучше о ней не вспоминать и вовсе.
К стене кто-то прислонил стопку гофрированных картонных коробок, некоторые из них упали на пол. Ничто не напоминало о том, что в этом подвале сидел ребенок. Словно мальчика здесь никогда и не было. Ушко, на котором болтался навесной замок, оказалось выломанным. Для этого не потребовалось прилагать особых усилий: дверь была сколочена из растрескавшихся строительных досок. Неужели мальчик знал, какая именно из подвальных комнат принадлежит убитой? Или он здесь спрятался совершенно случайно? Может, тут просто нашлось место, а также проникал дневной свет? Странное убежище – этот старый подвал. Но куда ему было деваться? Снаружи ведь минус десять, к тому же он едва ли мог далеко уйти со своими ранами. Но испытывал ли он боль? Во время задержания Оливер просто смотрел куда-то вдаль, в одну точку, его лицо не исказила гримаса, даже когда ему завели руки за спину и надели наручники. Никто в полумраке не обратил внимания на его травму.
Тумблингер распрямился и потер спину под белым защитным костюмом.
– Мы можем сейчас вынести этот хлам?
– Ну, уже давно пора, – ответил коллега.
– Так сказал бы хоть что-нибудь!
Тумблингер, ругаясь, схватил стопку коробок, отпихнул Вехтера и Элли в сторону и вышвырнул картон в коридор. Другой криминалист поднял картонные коробки с пола. Вдруг на пол со звоном упало что-то блестящее.
– Это я возьму! – Вехтер вытащил пакетик из кармана куртки, обернул им руку и поднял предмет – несколько ключей на одном кольце. – Проверь, пожалуйста, подходят ли они, – произнес комиссар. – Если это ключи от дома и квартиры, тогда мы знаем, как они попали в подвал. Если это ключи убитой, то есть два варианта: либо мальчик забрал их из квартиры, либо он принес их сюда с собой. В любом случае Оливер мог быть именно тем незнакомцем, который побывал в квартире Розы Беннингхофф и не оставил следов взлома.
О нет! Только бы на это дело не назначили прокурором Хенке. Где они его откопали? Ханнес остановился на пороге.
– А где наша прокурор Бирнбаум? – спросил он вместо приветствия.
– Преждевременные роды. Вот что бывает, когда женщин назначают на такие должности. – Хенке подмигнул ему. – Но не стоит беспокоиться, господин Брандль, теперь я здесь и уже пришел вам на помощь.
Ничего себе перспективы. Он же идиот, и к тому же со знаниями стажера. Очевидно, что такой тип обязательно устроится на государственную службу. Он родился в костюме и с партбилетом в руке. До сегодняшнего дня у Ханнеса ни разу не возникало проблем с прокуратурой, но Хенке был наказанием господним. Наверняка не случайно именно его направили на это дело. Ханнес часто попадал в невидимую плотную сеть, растянутую над Баварией студенческими сообществами, приверженцами политических партий и клубами любителей гольфа. Хоть Ханнес и не страдал паранойей, но его всегда преследовало чувство, что каким-то людям не нравится его расследование, кто-то постоянно ставит ему палки в колеса. Сейчас он даже мог предположить, кто именно. Наверняка за его спиной Баптист уже раскинул свои сети.
Они были примерно одного возраста, но Хенке казался лет на двадцать старше. Уже по окончании учебы ему можно было дать лет пятьдесят. Ханнес же, напротив, выглядел как студент в своих «мартинсах» и с растрепавшимися под шапкой волосами.
Но, словно Богу этого было мало, Хенке еще и носил монокль.
– Входите же, а то вы сейчас сюда холода напустите. Мы ведь с вами уже имели удовольствие познакомиться, правда? Как тесен мир!
Ханнес присел, но не стал снимать куртку. Здесь, в кабинете, он чувствовал себя не в своей тарелке.
– Изучали юриспруденцию. Мы вместе посещали курс лекций у Кэммерера, – сказал он.
– Кэммерер? Такого точно не было. – Хенке приподнял свободную от монокля бровь. – Я повторно проходил такой же курс у Канисиуса. Но всех, кто это изучал, можно назвать коллегами.
Ханнес сжал руки, лежавшие в карманах, в кулаки.
– К счастью, у Кэммерера я удовлетворительно сдал государственный экзамен.
В тот же момент Ханнес проклял себя за эту фразу. Как он вообще мог болтать о таких вещах?
– Мои поздравления. Сожалею лишь, что уровня ваших отметок не хватило для государственной службы.
Теперь только бы не покраснеть. Но было слишком поздно.
– Я и так на государственной службе, коллега, если вы этого не заметили.
– Да, это можно назвать и так. Отличная работа, если любишь свежий воздух. Что я могу для вас сделать?
На миг у Ханнеса включилась фантазия, и он представил, как выливает этому бюрократу за шиворот содержимое чернильницы. Хенке сумел наступить ему на старую больную мозоль. Ханнес был потрясен, когда экзаменационного балла не хватило для того, чтобы устроиться в прокуратуру, а всех остальных потрясло то, что он пошел служить в полицию. И родителей, которые уже выхлопотали ему место в главном управлении на Одеонплац. И миролюбивых друзей: теперь он стал полицейской сукой, которая стоит по ту сторону водометов. Но лучше быть отличным полицейским, чем посредственным юристом. Тем временем его включили в комиссию по расследованию убийств, но фраза «этого недостаточно для…» преследовала его и уязвляла еще очень сильно.
– Нам нужно постановление об аресте, – произнес Ханнес.
Прокурор Хенке плотнее зажал монокль и пробежал глазами первый документ:
– Оригинальная идея. Ребенок одного из влиятельнейших людей в городе найден тяжело раненным на месте преступления. Вы подозреваете его в убийстве. Откройте мне, в чьей голове родилась эта мысль?
– В моей. И если вы дочитаете до конца, то увидите, что у нас имеются веские основания для этого.
