Николь Нойбауэр - Подвал. В плену
К облегчению Ханнеса, Баптист последовал за ним по коридору в комнату ожиданий, не говоря ни слова. Из-за своей осанки он казался намного выше ростом, руки согнуты в локтях, ноги крепко упираются в пол. Все говорило о том, что он только что вернулся из командировки: слишком сильный запах лосьона, недостаток сна, кисловатый кофе – так пахнет аэропорт утром, в половине шестого, у регистрационной стойки.
– Мы пытались до вас дозвониться. Где вы были вчера вечером и сегодня утром?
– Какое вам дело?
Ханнес покачал головой и упрямо повторил вопрос:
– Где вы были?
– Я прибыл прямо из Франкфурта. Прослушал аудиосообщения и приехал прямо сюда.
– Мы нашли вашего сына вчера. Он ранен, – произнес Ханнес. – Вы сможете прямо сейчас поговорить с врачом. Только сначала нужно заполнить анкету с персональными данными.
Баптист склонил голову набок и недоверчиво взглянул на полицейского:
– С какой целью?
«Вот тебе раз. Коллега. Не стоило ввязываться в игру “Кто быстрее подберет нужные параграфы”. Я все равно ее проиграю», – с горечью подумал Ханнес.
Но Баптист был и заботливым отцом, сын которого лежал сейчас в больнице. Хотя Ханнесу с трудом давалось сочувствие, он пытался говорить как можно спокойнее:
– Господин Баптист, я предлагаю объединить наши усилия. Так вы быстрее сможете позаботиться о своем сыне.
– Почему со мной обращаются как с преступником? Как он себя чувствует? Когда сможет вернуться домой? – Он отлично говорил по-немецки, но с какой-то певучей интонацией и акцентом. Ханнес припомнил, что у мальчика нашли французский паспорт.
– Мы из комиссии по расследованию убийств…
Баптист провел ладонью по лицу:
– Комиссия по расследованию убийств? Я не понимаю…
– Вам о чем-нибудь говорит имя Розы Беннингхофф?
– Да, pourquoi?[7] Какое до этого дело полиции? – Он опустился на пластиковый стул и провел рукой по волосам.
– Вы ее знаете? – спросил Ханнес.
– Госпожа Беннингхофф была моей спутницей жизни. – Он склонил голову, взгляд устремился в одну точку.
Он знал это. Не то, что эта женщина мертва, а то, что через секунду он превратится в главного подозреваемого. Именно он является связующим звеном между мальчиком в подвале и убитой. Она была мачехой Оливера. Неужели злой мачехой из сказки?
– Она была вашей спутницей жизни?
– Мы расстались несколько месяцев назад. Почему… Что с ней? С ней что-то случилось?
Баптист огляделся в пустой комнате ожидания, словно внезапно осознал, где находится. Он постоянно моргал. Этот взгляд был давно знаком Ханнесу: безумная надежда, что все это окажется просто ужасной ошибкой.
– Мне очень жаль, – ответил полицейский, разрушив последние сомнения, – госпожи Беннингхофф нет в живых.
Баптист разом осел. Просто вдруг превратился в маленького человечка с темными кругами под глазами. Он смотрел в пустоту, словно не слышал Ханнеса. Потом кивнул.
– Господин Баптист, боюсь, нам придется проехать в управление.
– Я хочу еще раз повидать сына.
Полицейские подождали его у двери. Баптист склонился над спящим мальчиком, взял его руку, словно та была из фарфора, и заговорил по-французски:
– Tout s’arrangera. Tout s’arrangera. Все будет хорошо.
– Входите.
Трость Джудит Герольд стучала по паркету. Она сложила ее и оставила в гардеробе, легко продолжив путь и без нее. Пальто женщина уже сняла, еще до того, как Элли догадалась помочь ей. Она оставила лишь шелковый шарф: он придавал женственности ее угловатому лицу. Джудит была моложе, чем казалось на первый взгляд. Рано состарилась.
– У вас тут уютненько, – произнесла Элли, осматриваясь в квартире. – Не так стерильно, как у… – Она вовремя успела остановиться. Джудит Герольд сделала вид, что ничего не услышала.
Хранитель Молчания лишь хрюкнул, что могло означать как одобрение, так и презрение, и без приглашения плюхнулся на диван, широко расставив ноги. Если квартира убитой напоминала мебельный салон, то эта, несомненно, походила на музей.
До самого потолка возвышались стеллажи, набитые всяким добром; предметы, казалось, были собраны здесь без всякой системы. Две стены жилой комнаты занимали книжные полки. Рядом со швейной машинкой лежали стопки ткани, которые охраняла статуэтка Будды. Освещенная лампой с плафоном из рисовой бумаги, в одном из сервантов поблескивала оловянная посуда из Азии.
Джудит Герольд заметила взгляд Элли.
– Не обращайте внимания на беспорядок. Я собираю такие штуки, дальние поездки мне всегда были не по карману, но с этими предметами я хотя бы могу пофантазировать о Таиланде и Камбодже… – Ее голос осип, словно хозяйка внезапно осознала, насколько ничтожны все эти безделушки. – Что там с Розой? Она мертва?
Элли вздохнула, радуясь в душе, что не придется смягчать ужасную новость. Слова всегда звучат фальшиво, не важно, какие формулировки ты подбираешь.
– Да. Примите мои соболезнования.
Женщина отвернулась, чтобы Элли не видела ее лица.
– Спасибо.
– Я могу задать вам несколько вопросов? Или нам стоит прийти в другой раз?
– О нет, не нужно в другой раз. Если и задавать, то прямо сейчас…
– Вы ее хорошо знали?
– Она моя лучшая подруга… была. – Джудит Герольд снова повернулась к Элли, ее глаза были полны печали. – Мне стоило бы сказать «моя единственная подруга». Мы часто встречались и готовили вместе или выходили пройтись. Да мы почти жили вместе.
Наконец-то нашелся человек, который мог им хоть что-то рассказать о Розе Беннингхофф. Возможно, подруга окажется не такой немой, как квартира убитой.
– Хотите кофе?
– Не откажусь. – Элли встала. – Могу ли я воспользоваться вашим…
– Конечно.
По дороге в туалет Элли сделала вид, что заблудилась. Никогда не повредит разглядеть все поближе. Осмотрев квартиру, поймешь и человека. Эти апартаменты были меньше соседних. Они включали две комнаты, а также старомодный неприглядный туалет с душевой кабинкой и кухню. И здесь на потолке виднелась закрашенная штукатурка, только она облупилась по углам, чего не было в соседней квартире. Сквозь щели в старых деревянных рамах заметно задувало с улицы. Стены второй комнаты тоже оказались заставленными полками и шкафами, отчего у Элли лишь усиливалось впечатление, что она находится внутри башни.
Когда она вернулась в комнату, Джудит Герольд молча сидела там. Завидев Элли, женщина без лишних просьб продолжила рассказ:
– Прошлую ночь мне пришлось провести в клинике для обследования, я вернулась лишь сегодня. Мне нужно время от времени… – Она потупила взгляд. – Хроническое заболевание.
– Надеюсь, у вас все в порядке, – произнесла Элли из вежливости.
Джудит Герольд уставилась на нее, а потом гулко рассмеялась:
– О да. Все в порядке. Все как нельзя лучше.
Элли не стала уточнять, но вспомнила о трости. Она взглянула на ноги женщины. Ее джинсы были немного длинноваты, в самом низу растаявший снег с тротуара оставил мокрые полумесяцы. Ни Джудит Герольд, ни ее квартира не были типичными для Богенхаузена.
– Здесь элитный район. Рента, наверное, очень высокая?
Хозяйка снова рассмеялась, уголки ее рта при этом опустились вниз.
– Еще несколько лет назад все было нормально, но сейчас цены на аренду взлетели до небес. Многое изменилось. Со мной договор об аренде тоже расторгли. Но я, по крайней мере, выбила хорошую компенсацию. Теперь у меня на примете новая квартира.
– А как с этим обстояли дела у вашей подруги? Она тоже хотела съехать?
– Она подумывала купить эту квартиру. Так обстояли дела в последнее время.
Значит, у убитой имелись средства. Квартира в районе Богенхаузен для Элли, рядового сотрудника полиции, была такой же недостижимой мечтой, как и прогулка в открытом космосе. Как и для Джудит Герольд. Она не была ровней своей подруге.
– Пойду посмотрю, что там с кофе. – Хозяйка устало поднялась с кресла.
Элли подскочила:
– Сидите, сидите. Я найду все сама.
Дверь на кухню до конца не открывалась. Элли протиснулась мимо коллекции стульев с блошиного рынка, которые заполонили почти все пространство на кухне. Неужели эта женщина каждый день сидела на новом месте, словно безумный шляпник из «Алисы в Стране Чудес»? Иначе зачем ей шесть стульев? Элли вынула из кофе-машины кофейник и поставила его на поднос, а рядом – баночку со сливками. Все чашки в верхнем шкафчике были получены благодаря рекламным акциям, судя по надписям на них. Рядом стояли стаканчики для глинтвейна, приобретенные на разных рождественских ярмарках. Элли взяла тот, на котором значилось «Констанц 2004». В ящике кухонного стола она наткнулась на пару консервных ножей и четыре открывалки. В таком хозяйстве, наверное, можно найти и параллельную вселенную, в которой имелись бы собственные открывалки. Это была кухня, в которой готовят. Аромат индийских пряностей с открытых полок смешивался с запахом кофе. Элли глубоко вдыхала, чтобы избавиться от зловония места преступления, словно прилипшего к ее слизистым оболочкам. Она начинала понимать, почему Роза Беннингхофф чувствовала себя хорошо в этой квартире, на разнообразных стульях за деревянным столом, на котором свечки оставили восковые следы. Элли вернулась в комнату с подносом в руках.
