Роберт Уилсон - Смерть в Лиссабоне
В восемь тридцать Мигел Родригеш занял место в комнате для допросов № 3, в которой было большое окно. Возле окна собрались люди, которых я еще ни разу не видел у нас. Для них это было своего рода развлечение, вроде вечеринки с коктейлем.
В восемь тридцать две я произнес вступительное слово под магнитофонную запись. Мигел да Кошта Родригеш ничем не выказал, что мы с ним знакомы. Похоже, у него уже была заготовлена железная версия защиты. Как агент МПЗГ он знал толк в допросах. Моим единственным преимуществом могло стать лишь то, что ему еще не доводилось присутствовать на них в качестве допрашиваемого.
Он бросил взгляд на зеркальную панель в стене и сел рядом с адвокатом. Последний, по-видимому тот еще тертый калач, сидел на краешке стула. Я начал с вопроса о подлинном имени сеньора Родригеша. В ответ он без тени смущения заявил, что настоящее его имя Мануэл Абрантеш, но имя он сменил, опасаясь, что род его занятий в прошлом может невыгодно отразиться на деятельности банка. Я не стал развивать эту тему, не желая отвлекаться от главного.
— Сеньор Родригеш, — начал я, — где вы находились около часа дня в пятницу, двенадцатого июня?
— В пансионе «Нуну».
— Что вы там делали?
— Наблюдал за троицей постояльцев, занимавшихся сексом.
— Каким образом вы за ними наблюдали?
— Я находился в соседнем номере и видел их через установленное в стене двойное зеркало.
— Вам были знакомы эти люди?
— Нет.
— Видели ли вы кого-нибудь из них прежде?
Посоветовавшись с адвокатом, он ответил:
— Девушку я видел раньше.
— Где?
— В том же пансионе.
— Когда?
— Ровно за неделю до этого.
— Также занимавшуюся сексом?
— Да.
— Сколько раз вы ее видели?
— Несколько раз.
— Нельзя ли поточнее, сеньор Родригеш? Надо вам сказать, что Жорже Рапозу, управляющий пансиона, оказывает нам помощь в расследовании.
— Точно я не помню. Должно быть, раз двенадцать.
— И всякий раз в пансионе «Нуну»?
— Да. Но в ту пятницу она впервые занималась сексом сразу с двумя.
— Когда-нибудь после этого вы предпринимали попытки выследить ее?
Он опять наклонился к адвокату.
— Две недели назад в пятницу я проделал вслед за ней весь путь от пансиона «Нуну» до ее школы на Авенида-Дуке-де-Авила.
— Это не совсем правильный ответ, сеньор Родригеш.
— Простите, вы правы. Попутно она зашла в кафе рядом со школой.
— Вы тоже зашли в это кафе?
— Да.
— Помните название кафе?
— Нет.
— Откуда вы знаете, что учится она в лицее Д. Диниша?
— Когда она вышла из кафе, я тоже вышел и видел, как она зашла в здание школы.
— Значит, наблюдая за ней в пансионе «Нуну» в прошлую пятницу, вы уже знали, что она школьница?
— Да.
— Будьте любезны, опишите сексуальный акт, свидетелем которого вы стали в прошлую пятницу.
— Девушка стояла на коленях между двумя молодыми людьми. Пенис одного был у нее во рту, другой же молодой человек имел ее сзади.
— Имел ее сзади? — переспросил я, начиная догадываться о выбранной им стратегии.
— Да.
— Откуда вам известно, что он имел ее сзади?
— Это было видно с того места, где я сидел.
— Как такое возможно?
— Они передвинули кровать, поставив ее напротив зеркала, и я мог ясно видеть, что происходит.
— Можете ли вы утверждать, что происходящее доставляло ей удовольствие?
— Ничто в выражении ее лица не указывало на обратное.
— Вы проследили, куда она пошла и в тот раз?
— Нет.
— Но позже в ту пятницу вы находились в машине, стоявшей возле ее школы примерно в половине пятого.
— Да.
— Можете ли вы описать эту машину?
— Черный «мерседес» С 200, дизельный двигатель, регистрационный номер 1843 NT.
— Это ваша машина?
— Она зарегистрирована на имя моей жены.
— Выходит, что вы поджидали девушку, не так ли?
— Да.
— С какой целью?
— Поговорить с ней.
— Насчет чего?
— Насчет возможности вступить с ней в половой контакт.
— И что было потом?
— Она вышла из школы. Она разговаривала с каким-то взрослым мужчиной, возможно одним из преподавателей, не знаю. Они поссорились, потому что дело окончилось тем, что он дал ей пощечину. И она пошла прочь от него в направлении улицы Пятого Октября. Увидев это, я поехал вслед за ней и нагнал ее, встав у светофора. Я спросил ее, все ли с ней в порядке и не надо ли подвезти ее куда-нибудь.
— Что же она ответила?
— Она села в машину.
— Ничего не сказав?
— Ничего, что мне бы запомнилось.
— У нас имеются свидетели, показывающие, что ваш разговор с ней длился примерно минуту, пока не зажегся зеленый свет.
— Правильно. Теперь я вспомнил. Я спросил ее, как мне куда-то там проехать. Она стала объяснять, а потом сказала, что проще будет показать дорогу.
— А о чем вы говорили в машине?
— О музыке.
— В самом деле?
— Да.
— И куда вы поехали?
— Мне надо было возвращаться в Кашкайш. Я решил сделать крюк, проехав через парк Монсанту, и выехать на автостраду.
— Вы сказали, что хотели с ней секса.
— Да.
— Когда же зашла об этом речь?
— В парке Монсанту.
— Она удивилась?
— Почему же?
— Вы начали с того, что спросили у нее дорогу. Дорогу куда?
— Не помню.
— Она еще затруднилась ответить.
— А, да, в Монсанту. Я спросил у нее дорогу в Монсанту. Объяснить, как туда проехать, действительно сложно, — сказал он уже запальчиво.
— Но, согласившись показать вам дорогу, она вряд ли думала, что ее бросят в парке.
— Еще в начале разговора она сказала, что едет в Кашкайш. Я сказал, что могу подвезти ее туда. Я был…
— Но туда вы не поехали. Вы добрались в тот вечер только до Пасу-де-Аркуша.
Это была испытанная тактика: спрашивать о том, что вроде бы не имеет прямого отношения к делу, задавать вопросы, на которые у допрашиваемого нет заранее заготовленных ответов.
— Послушайте, инспектор, — сказал он уже с явным раздражением, — я спросил у нее дорогу. Она сказала, что едет в Кашкайш на поезде. Я сказал, что еду туда же на машине. Она обрадовалась, что ее подвезут. Села в машину. Я не вынуждал ее ехать со мной. Если ваши свидетели утверждают, что я втащил ее в машину силой…
— Они этого не утверждают. Я просто хочу уяснить для себя, сеньор Родригеш, как в точности обстояло дело. Итак, чтобы она села в машину, вы сказали ей, что едете в Кашкайш.
— Она сама села в машину. Мы завели разговор… — упорно гнул он свое.
— О музыке, о том, что вы едете в Кашкайш. Как же возник вопрос о сексе?
В комнате душно не было, но Родригеш потел. Ему было явно не по себе. Он ерзал на стуле и несколько раз менял позу.
— Я сказал ей, что видел ее в пансионе.
— Это должно было ее удивить.
— Почему?
— Она же считала, что села в случайную машину. Что просто показывает путь в Монсанту. Что ей предложили подбросить ее в Кашкайш. Вы беседовали о музыке… Кстати, о какой именно музыке шла речь?
— Она сказала, что ей нравятся Smashing Pumpkins.
От этих слов внутри у меня все похолодело.
— Итак, вы ехали по парку Монсанту, обсуждали Smashing Pumpkins. И вдруг все меняется. Вы, оказывается, наблюдали за ней в пансионе через двойное зеркало. Выясняется, что вы, сеньор Родригеш, вовсе не любезный дядечка, предложивший девушке подвезти ее, а такой же мерзавец, как все прочие мерзавцы.
— Вы не имеете права оскорблять моего подзащитного, — вмешался адвокат.
Мы оба вспомнили о его присутствии.
— Я жду ответа, сеньор Родригеш, — сказал я.
— Я что-то не понял, в чем состоит вопрос.
— Как восприняла она то, что вы видели ее раньше с мужчиной в пансионе «Нуну»?
— Господи, но она же проститутка…
— К вам в машину, однако, она села не как проститутка. К вам села школьница, повздорившая со своим ухажером, вызвавшаяся показать вам дорогу в парк Монсанту, за что вы обещали доставить ее в Кашкайш. Расскажите, как она на это отреагировала.
— На что?
— На изменение ситуации, сеньор Родригеш.
Молчание. Адвокат взглянул на своего клиента, не очень понимая, почему тот затрудняется с ответом.
— Может быть, тогда-то вы и приняли решение, сеньор Родригеш?
— Решение? Я вас не понимаю.
— Возможно, вы полагали, что она сама поймет, чего вы от нее хотите, и будет готова вас отблагодарить. Когда же этого не произошло, вы сказали ей, что знаете о ее занятиях проституцией. Если дело обстояло так, то не думаю, что ваши слова привели ее в восторг, сеньор Родригеш.
— А почему? Она ведь и вправду проститутка.
— А дело в том, сеньор Родригеш, что она спокойно беседовала с любезным случайным незнакомцем, но вдруг одной какой-то фразой этот незнакомец показал свое истинное лицо. Лицо мерзавца.
