Тэми Хоуг - Прах к праху
Куинн вновь переключил внимание на фотографии жертвы номер три и несколько минут внимательно рассматривал ножевые раны на ее грудной клетке. Нет, это явно почерк убийцы: длинная рана, короткая рана, длинная рана, короткая рана — подобно лучам кровавого солнца либо лепесткам некоего жуткого цветка. Я люблю тебя, я не люблю тебя. Перекрести мое сердце, дай умереть.
Ему тотчас вспомнились слабые голоса на кассете: «Поверни… сделай это…» — «Хочешь, чтобы я…»
Боже, с какой легкостью Джон мог представить двух убийц, стоящих по обеим сторонам еще теплого безжизненного тела: как они по очереди вспарывают ножом грудную клетку несчастной женщины, скрепляя ее кровью свое кошмарное партнерство.
Казалось бы, эта картина должна была привести его в содрогание. Но нет. За годы работы в Бюро он насмотрелся вещей и похуже. Хотя, конечно, не намного. И чаще всего подобные зрелища притупляли чувства.
Но это привело его в содрогание.
Мужчина и женщина. Он быстро прокрутил в голове список возможных комбинаций, сопоставляя жертв с теми, кто их знал: Гил Ванлис, Бондюран, Лукас Брандт, чета Эрскинов — никого из них нельзя было исключить однозначно. Та проститутка, которая оставалась в приюте в тот вечер, когда исчезла Эйнджи Ди Марко, утверждала, что ничего не слышала — ни криков, ни возни. Кстати, по ее словам, она была подругой жертвы номер два. Мишель Файн, единственная подруга Джиллиан Бондюран. Странная, непонятная женщина, перенесшая как физические, так и эмоциональные травмы. За ней явно тянется какая-то темная история. Более того — никакого алиби на ту ночь, когда пропала Джиллиан.
Куинн потянулся к нотам. Их отдала Файн. Интересно, какие из композиций Джиллиан она предпочла оставить себе?
Чужая
Вечно чужая
Одна в темноте
Незваная скиталица
Не нужная нигде
Вечно чужая
Никого и ничего
Усталая бродяжка
Хочу лишь одного
Хочу любви
Хочу тепла
Будь со мной
Будь моим
Не отталкивай меня
Папочка, люби меня
Не хочу быть
Вечно чужая…
Раздался стук в дверь, и, не дожидаясь положенного «войдите», в дверь просунулась голова Ковача.
— Чувствуешь запах? — спросил он, переступая порог, и привалился спиной к залепленной фотографиями стене. Куинн окинул его взглядом: костюм помят, галстук съехал набок, верхняя губа распухла — напоминание о том, как Питер Бондюран заехал ему кулаком по физиономии. — Тушеный гусь, жареная задница, подгоревший тост.
— Выбыл из игры? — спросил Куинн.
— Дайте мне сигару. Я больше не член следственной группы. Завтра на пресс-конференции будет объявлено имя моего преемника.
— Скажи спасибо, что Бондюран вообще не дал тебе коленом под зад из полиции, — заметил Куинн. — По-моему, Сэм, ты слегка перестарался, играя роль плохого копа.
— Плохого копа, — повторил Ковач с явной неприязнью. — Это обо мне. Я говорил то, что думал. Я по горло сыт им, он у меня уже вот где сидит — и сам он, и его деньги, и его власть, и его прихлебатели. То, что рассказала мне Шерил Торнтон, было выше моих сил. Я только и делал, что думал о несчастных убитых женщинах, на которых всем наплевать. А этот Бондюран, видите ли, вздумал играть с нами в собственные игры, как будто он здесь самый главный… Я думал о его дочери, о том, что впереди ее ждала такая прекрасная жизнь — и вот теперь ее нет. Но если даже она и жива, то все пошло наперекосяк. Из-за него, из-за любимого папочки, будь он проклят!
— При условии, что он действительно совращал дочь. Мы ведь не знаем, правду нам рассказала Шерил Торнтон или нет.
— Бондюран оплачивает больничные счета ее мужа. Зачем ей понадобилось говорить о нем что-то дурное, не будь это правдой?
— Скажи, а она не намекала, что убийцей может быть сам Бондюран?
— Нет, такого она не говорила.
Куинн протянул Ковачу ноты.
— Можешь думать что хочешь. Но, судя по вот этому, ты наступил ему на больную мозоль.
Не успел Ковач прочесть первую строчку текста, как тотчас насупил брови.
— Господи Иисусе!
Куинн развел руками:
— Кто знает. Может, тут пахнет сексом, а может, и не пахнет. Речь может идти об отце, а может и об отчиме или ни о ком конкретно. Я бы хотел еще разок поговорить с ее подругой Мишель. Интересно, как она истолкует этот текст — если, конечно, согласится это сделать.
Ковач обернулся на фотографии, которые Куинн клейкой лентой прикрепил к стене. Убитые женщины, еще живые, улыбались.
— Лично для меня нет ничего омерзительнее, чем педофил. Почему, по-твоему, я не расследую сексуальные преступления? Даже если с ними меньше мороки. Потому что, возьмись я за эти дела, сам бы в два счета угодил или в тюрягу, или в психушку. Стоило бы мне поймать сукиного сына, который изнасиловал ребенка, честное слово, я убил бы мерзавца на месте. Удалил бы его из генофонда, и все дела. Ну, ты понимаешь, о чем я.
— Понимаю.
— У меня в голове не укладывается, как можно смотреть на собственную дочь и думать: «Черт, а не трахнуть ли мне ее?»
Ковач покачал головой и вытащил из нагрудного кармана помятой белой рубашки сигарету. И хотя в кабинетах ФБР курить запрещалось, Куинн промолчал.
— У меня самого есть дочь, — произнес Ковач, выдыхая струю сизого дыма. — Впрочем, ты этого не знаешь. Этого почти никто не знает. От первого брака, который продлился ровно полторы минуты после того, как я пришел служить в полицию. Джина. Сейчас ей шестнадцать. Я давно уже не видел ее. Ее мать вторично выскочила замуж и переехала в Сиэтл. Так что теперь ее отцом считается кто-то другой.
Ковач вновь посмотрел на снимки.
— От Бондюрана мало чем отличается, или как? — спросил он и, поморщив губы, печально вздохнул и весь поник. — Нет, я серьезно, без всяких шуток.
Куинн видел в его глазах печаль. Впрочем, он видел ее в глазах самых разных людей по всей стране. Работа накладывала суровый отпечаток.
— И что ты собираешься делать? — спросил Джон.
Похоже, этот вопрос застал Сэма врасплох.
— Как что? Работать, как и работал. И мне наплевать, что там говорит Грир. Это мое расследование, я им руковожу. А назначить вместо меня они могут кого угодно.
— Разве твой непосредственный начальник не может снова назначить тебя?
— Фаулер на моей стороне. Он отправил меня во вспомогательную группу. По идее, я должен держать рот на замке и не высовываться.
— Как давно вы с ним знакомы?
— Да уже давно, чтобы делать то, что хочу.
Куинн кисло улыбнулся:
— Ну, ты даешь, Сэм!
— Это точно. Главное, не спрашивать у народа, что те думают по этому поводу, — улыбнулся Ковач. Впрочем, улыбка тотчас померкла. Нахмурив брови, он сунул окурок в пустую банку из-под кока-колы. — И дело не в том, что я жажду славы или типа того. Мне все равно, напишут обо мне в газетах или нет. Или какая нашивка у меня на рукаве. Честное слово, я плевал на такие вещи. Никогда не пытался пробиться наверх. Тем более что мне это не светит. Мне нужно одно: взять за яйца этого гада, — произнес он, и голос зазвучал сталью. — Наверное, я приложил к этому не слишком много усилий, когда убили Лайлу Уайт. И дело не в том, что мне она безразлична. Но ты прав: я работал без души, не присматривался внимательно, не пытался копнуть глубже. И когда стало ясно, что быстро мы убийцу не поймаем, я спустил дело на тормозах, потому что она была шлюхой, а с ними, как известно, не церемонятся. А если что, могут и прихлопнуть. Так сказать, издержки профессии. И вот теперь у нас на руках четыре трупа. И я бы хотел изловить этого Коптильщика прежде, чем их станет пять.
Куинн выслушал пафосную речь до конца и кивнул. Перед ним стоял крутой коп. Хороший коп и отличный человек. И это расследование способно поставить на всей его карьере жирный крест, даже если он в конце концов раскроет тайну. И особенно если ответом на все вопросы станет Питер Бондюран.
— Что нового по Ванлису? — спросил Куинн.
— Типпен сидит у него на хвосте. Его уже приглашали в отделение округа Хеннепин побеседовать насчет его приятеля, торговца электроникой. По словам Типа, тот едва не наложил в штаны.
— Что за электроника?
— Адлер проверил его страничку в Интернете. Приятель этот специализируется по компам и всяким электронным примочкам. Если тебе нужно, Адлер выяснит конкретно. Пока что можно сказать, что записывающей аппаратурой этот тип точно занимается. Я был бы не против получить ордер на обыск его дома, но во всем штате нет такого судьи, который бы согласился выдать таковой. Тем более если учесть информацию, которой мы располагаем, а ее, как говорится, с гулькин нос.
— Мне не дает покоя одна вещь, — признался Джон, постукивая ручкой по папке с делом Ванлиса. — Гил не производит впечатления головастого парня. С одной стороны, он вроде бы неплохо вписывается в профиль. С другой, ему явно недостает наглости и изворотливости Коптильщика. Он просто похотливый самец, не более того.
