Замерзшее мгновение - Седер Камилла

— Но там не было изнасилования.

— Возможно, она не была в этом уверена. О’кей, во всяком случае, мне не кажется странным, что теперь, когда ее брата убили, она пересмотрела свое отношение к этому. Конечно, она хочет, чтобы убийца туда поехал. И очевидно, думает, что про деньги уже забыли.

Телль вздохнул.

— Давай пока оставим это.

В бардачке лежала упаковка леденцов от кашля, Бекман взяла два и кинула в рот. Липкая масса застряла между зубами.

— И что ты думаешь? — спросила она, поковыряв в зубах ногтем.

Она закрыла окно и снова повторила вопрос. Телль кивнул в знак того, что понял, о чем она говорит; поиски Свена Мулина начались быстро, и если бы не безлюдная местность, скорость, с которой он ехал, уже давно привлекла бы внимание полицейских.

Он ответил не сразу.

— Вообще-то не знаю, — наконец произнес он. — У меня просто… ощущение, что речь идет о времени. Как и всегда но сейчас больше, чем когда-либо.

Бекман приняла ничего не объясняющий ответ и задумалась, что могла дать поездка в Бенгтфорс. И нужно ли ей уговорить Телля связаться с коллегами из местной полиции прежде чем они приедут в усадьбу Свена Мулина. И стоит ли позвонить домой и сказать, что она вернется сегодня очень поздно.

Обычного возбуждения во время выезда не возникало — вероятно, потому, что на сей раз ей не были известны соображения Телля. В стрессовых ситуациях он мог быть капризным, нелогичным и иногда даже авторитарным, но она приняла это и с годами даже научилась использовать.

Когда она была новичком в группе, ей приносил тайное удовлетворение тот факт, что за жестким фасадом Телля — а он порой требовал неоправданно много от своих подчиненных — проглядывал справедливый и самокритичный руководитель, имеющий большее представление об отношениях между людьми, чем хочет показать. Но в последнее время она не узнавала его. Он был обеспокоен чем-то и скрывал это от группы.

Она покосилась на Телля. Он взлохматил волосы и нахмурился, сердитый и подавленный.

— Что-то случилось? — наконец решилась она спросить. — Я имею в виду, что-то другое.

Машина вильнула к обочине, когда он неловко потянулся, чтобы включить радио. Грянула поп-музыка, и Бекман резко выключила звук. Он быстро взглянул на нее.

— Прости, не слышал, что ты сказала.

— Я спросила, что случилось.

Когда он снова не ответил, она откинулась на сиденье и вздохнула.

— У тебя есть несколько минут, чтобы поделиться со мной информацией, пока мы не приехали. Ты должен, это входит в нашу работу. Или это… что-то другое? Может, я не могу тебе помочь, но ведь в состоянии выслушать. Если ты хочешь.

Поворот на съезд оказался более крутым, чем он думал. Завизжали колеса. Они проехали заброшенную заправку с погашенной вывеской.

— Я просто… — Бекман подыскивала нужные слова. — Тебе в последнее время, кажется, есть о чем подумать. Как сейчас, например. Я вижу, тебя что-то гнетет.

Неуверенный взгляд Телля заставил ее быстро добавить:

— Я имею в виду, помимо расследования.

Теперь настала очередь Телля вздохнуть.

— От тебя, конечно, ничего не скроется. Но, если хочешь знать, я думал о разговоре, который состоялся у меня на днях с Анн-Кристин…

Это был пробный камень — если ей тоже известно, она поймет, что речь идет о смерти, внезапно оказавшейся столь близкой. Но в то же время он не хотел раскрывать доверенную ему тайну. Она отметила, что он сказал «Анн-Кристин». Телль никогда не называл ее иначе, чем «Эстергрен», или, с шутливой дистанцией, «шеф». Анн-Кристин — это человек, стоящий за тем лидерством, которое она всегда демонстрировала в профессии.

Когда Бекман взглядом показала Теллю, что тоже знает, это «Анн-Кристин» вдруг расстроило их обоих. Словно она потеряла непререкаемый авторитет, показав им свою человеческую уязвимость.

— Самое ужасное, что я чувствую себя… беспомощным, — сказал он.

— Потому что тебе страшно?

— Потому что я чувствую… — он на секунду задумался, — будто от меня что-то ожидается. Но, черт возьми, не знаю, что именно. Не знаю даже, что ей сказать.

— Почему ты считаешь, будто она ожидает от тебя чего-то большего, чем от других?

— Просто мне так кажется… Можешь посмотреть карту? Мы правильно едем?

Бекман зашуршала распечаткой из «Эниро» и направила его на перекрестке на нужную проселочную дорогу.

— Из-за твоей должности или из-за того, что ты считаешь себя ее другом?

— Черт, не знаю, — пробормотал Телль. — Наверное, и то и другое. Я долго работал с ней, так что… Мы всегда хорошо ладили.

— Ты думаешь, что тебе будет ее не хватать.

— Черт, Бекман!

Он преодолел поворот быстрее, чем нужно, и Бекман инстинктивно схватилась за ручку.

— Ты всегда приписываешь людям свои соображения, — возмутился он. — Вам что, рекомендуют так делать на занятиях по психологии?

Она открыла рот, чтобы ответить, но тут же передумала и стала смотреть вперед.

Он тяжело вздохнул.

— Я чувствую себя бесцеремонным ребенком. Хуже всего что моя первая мысль была об освобождающейся должности, когда она… уйдет. Не потому, что это мне нужно просто меня поставят перед выбором. Разве это не ужасно.

Бекман медленно пожала плечами.

— А какой была вторая мысль?

— Что я не хочу там сидеть — с сознанием, что ничего нельзя сделать. Что остался, может, еще год. Год мучении.

Он сильно ударил рукой по рулю и невесело рассмеялся.

— Ты слышишь, о чем я говорю? Она умирает, а речь все равно обо мне.

— Нет. Знаешь, что я слышу? Человека, эгоцентричного в своих постоянных муках совести. Иногда мне кажется, что ты не расстаешься с придуманным чувством вины, и сам не знаешь, откуда оно взялось и почему. И это сильно утомляет.

Она ненадолго умолкла. Потом продолжила, уже тише:

— Мне кажется, не надо винить себя в том, что смерть пугает. Ведь это очень по-человечески — становиться эгоистом, когда речь заходит о самом сильном страхе в жизни.

— Ты имеешь в виду, что мой самый сильный страх — это смерть?

— А разве не так? И ты далеко не первый, кто так считает. Я подумала еще об одном… Кристиан, обещай, что не будешь злиться.

Он криво улыбнулся.

— Что теперь?

— Тебе, наверное, не нужно много говорить. Анн-Кристин, я имею в виду Эстергрен.

— Наверное, нет.

— Почему ты считаешь, будто сказанное тобой могло бы изменить ее ситуацию, ее самочувствие? Довольно самонадеянно наделять себя такой властью, или как?

Она помедлила, прежде чем продолжить, чтобы дат ему возможность ответить. Тишина заставила ее говорит дальше.

— Но я заметила одну вещь… С тех пор как ты… или мы узнали, что Эстергрен больна, у меня создалось впечатление что ты стал избегать ее. Постоянно. Словно не можешь больше находиться с ней в одной комнате. Это так?

— Раз ты это говоришь, значит, наверное, так.

Он попытался придать своему измученному лицу саркастическое выражение.

— Мне кажется, это намного хуже, — тихо, но решительно продолжила Бекман. — Тебе не нужны все эти правильные слова, чтобы помочь другу в беде. Но, черт побери, ты должен просто быть с ней.

Горло словно обожгло огнем. Телль уже давно не плакал так что не был уверен, слезы ли это или начинающаяся мигрень, бьющая изнутри по векам. Чертова Бекман. Типично для нее — исходить из того, что она видит все происходящее между людьми, все знает. Ей ничего не известно о хаосе в его жизни и о том, что сейчас он не может смотреть в глаза своему шефу. Она говорила о мужестве быть рядом, не прячась за правильными словами, банальностями. Словно это ее сильная сторона. Она, у которой…

— Стой! — вдруг закричала Бекман.

Он затормозил так резко, что потянул икроножную мышцу и почувствовал судорогу.

— Сдай немного назад! — приказала она, торжествующе указывая в сторону от дороги. В свете фар между деревьями блестел автомобиль. Кто-то взял на себя труд поставить его здесь вместо того, чтобы припарковаться на одной из ближайших стоянок. Для этого могла быть только одна причина — желание спрятать машину.