Джон Кейз - Синдром
– Он поправится?
Шоу поднял на Льюиса взгляд и ответил:
– Нет.
Глава 35
Макбрайд подкинул в печь дров, а состарившийся ученый тем временем готовил обед на троих: простую трапезу из жасминового риса и овощей со своего огорода, к которой, правда, присовокупил бутылочку «Старой красной лозы». Пища была аппетитной. Пока ели, Шапиро поведал гнусную историю программы по исследованию «управления сознанием».
– Большинство считало ее ответом на то, что коммунисты делали в Центральной Европе и Корее. Помните, они провели показательный судебный процесс с участием одного польского священника? Тогда еще много болтали о «промывании мозгов»? Но, по правде говоря, Программа началась задолго до этого.
– Программа? – переспросила Эйдриен, вспомнив сайт, который часто посещала сестра.
Шапиро нахмурился:
– Так мы сами называли этот проект. Программа началась в Европе, во время Второй мировой войны, когда Управление стратегических служб искало «сыворотку правды» – наркотик, который можно использовать на допросах.
Налив бокал вина, ученый объяснил, что в послевоенные годы проект расширился – стали поступать деньги из недавно созданного ЦРУ. К 1955 году проводилось уже более 125 экспериментальных программ в лучших университетах страны и кое-каких тюрьмах. Отдельно велись исследования в учреждениях для душевнобольных и над «неподозревающими добровольцами».
– Что это означает? – поинтересовался Макбрайд.
– Мы устанавливали скрытые камеры в публичных домах, пробовали препараты на отбросах общества без их ведома, – ответил Шапиро. – Использовали для своих целей наркоманов, гомосексуалистов, коммунистов, извращенцев и всякое хулиганье. – Он умолк и, улыбнувшись, добавил: – Либералов и фанатов «Доджеров».
Затем Шапиро снова посерьезнел и продолжил, объяснив, что в условиях «вечной мерзлоты» «холодной войны» всех девиантных личностей считали законной добычей спецслужб.
– Нам не требовалось официального разрешения, – подчеркнул Шапиро, – потому что исследования засекретили. Они проводились в «интересах национальной безопасности», и, значит, на них не распространялись обычные ограничения.
– Чтобы легко спрятать концы в воду? – предположила Эйдриен.
– Ничего не приходилось прятать – исследования и так велись в обстановке полнейшей тайны. И хотя у некоторых из нас и возникали этические соображения по поводу тестирования лекарств на не подозревающих ни о чем людях, эти соображения казались малозначимыми, когда ты чувствовал, что имеешь дело с врагом.
– Я думал, врагом считался Советский Союз, – заметил Макбрайд.
– Конечно. Но «холодная война» велась не только на внешнем фронте, но и на внутреннем. Это была война за «Американский путь», который, могу вас заверить, не включал в себя в те времена ни геев, ни психов, ни наркоманов. Их легко отдавали на расправу.
– О каких исследованиях вы вообще говорите? – спросил Льюис.
Старик замялся и пожал плечами.
– Что ж, – пробормотал он, обращаясь не столько к гостям, сколько к себе, – вряд ли это является секретом в наши дни… Двадцать лет назад уже проходили парламентские слушания и судебные процессы на эту тему, написано много книг…
– Верно. Так что это были за исследования?
– Мы изучали гипноз, телепатию и управление психикой. Еще, пожалуй, назову дистанционное наблюдение. Занимались и психологической обработкой объектов с использованием условных рефлексов: унижения и боли.
– Унижения и боли? – потрясенно повторила Эйдриен, не в силах поверить своим ушам.
– Да, этими физиологическими факторами – как усилить их в психике испытуемого, закрепить и использовать. Более того, мы научились замерять их, – добавил Шапиро. – Только эксперименты с болью оказались не слишком полезны.
– Почему? – поинтересовался Макбрайд.
Ученый вздохнул:
– Кое-какие сложности с подбором персонала. Видите ли, специалисты, которые дорожили своей репутацией, отказывались иметь с нами дело. А те, кто соглашался, не оправдывали ожиданий в плане объективности.
Льюис удивленно хмыкнул:
– Как же так?
– Постепенно исследования перешли за ту тонкую грань, которая отличает науку от садизма. Так же как эксперименты с наркотиками стали мешаться с сексом. Откровенно говоря, Программа в целом оказалась связана с использованием сексуальных импульсов, что наложило отпечаток на результаты.
– Вы упомянули об «управлении психикой», – подсказала Эйдриен.
Шапиро поерзал на подушке – ему был явно неприятен этот разговор.
– Да.
– Расскажите вкратце.
Отставной церэушник некоторое время помолчал, а потом все же ответил:
– Мы изучали способы управления психикой, производя опыты, в ходе которых испытуемый получал большую дозу какого-нибудь психоделического препарата и помещался в темную герметичную среду. Затем на него воздействовали с помощью многократно повторяющихся записей с определенной информацией. Предполагался терминальный исход эксперимента.
– Вы сказали, в герметичную среду? – переспросила Эйдриен.
– Да, мы использовали металлические ящики. Наподобие тех, в которых хранят покойников в моргах, – пояснил Шапиро.
Макбрайд раскрыл рот, одновременно формулируя в уме следующий вопрос:
– А что вы имели в виду под терминальным исходом?
– Никто не умер, – заверил Шапиро, – однако считали, что испытуемые уже не поправятся. Так в большинстве случаев и происходило.
– И что же…
– Шестьсот миллиграммов ЛСД ежедневно, – сказал ученый. – От двух до шести месяцев в полной темноте.
Ни один из гостей не проронил ни слова. Наконец Эйдриен обрела дар речи и прошептала:
– Как вы могли?
Шапиро взглянул ей в глаза и намеренно исказил смысл вопроса:
– Насколько я помню, мы вставляли испытуемым катетеры, и питание они получали внутривенно.
– Господи, – тихо проговорил Льюис.
– Вам налить? – предложил хозяин.
Эйдриен поежилась и отвернулась, Макбрайд покачал головой. Шапиро смежил веки и некоторое время просто сидел, вкушая прелесть момента: потрескивающий в очаге огонь и вкус «Старой красной лозы». Когда через некоторое время старик открыл глаза и заговорил, гостям стало неуютно. Переход оказался столь резок, что Эйдриен вспомнила о хищных птицах – орлах или ястребах, с их пристальным и жестоким взглядом.
– Догадываюсь, о чем вы думаете, – проговорил хозяин дома.
– Полагаете?
– Вы считаете меня военным преступником.
Фраза потонула в мертвой тишине – никто и не подумал возразить.
– Что ж, – заключил Шапиро, – думаю, вам стоило бы там побывать. – Он пригубил вино и взглянул на собеседников. – Теперь легко осуждать то, чем мы занимались тогда. Трудно в это поверить, но намерения людей, создававших Программу, были чисты как первый снег.
Глаза Эйдриен округлились, и бывший разведчик продолжил:
– Те люди знали, на что способны Гитлер и ему подобные. Поэтому они готовились фанатично защищать свободу. Знаю, звучит банально – разговоры о свободе всегда кажутся банальными, – но я сказал правду. – Ученый-разведчик умолк и, опершись левой рукой о пол, с неожиданной для его возраста ловкостью вскочил на ноги. Пройдя к печи в противоположном углу комнаты, он открыл дверцу, помешал кочергой угли и подкинул свежее полено. И снова обернулся к гостям: – Изначально Программу разработали, чтобы выявлять и устранять таких, как Гитлер и Сталин, не допускать их прихода к власти.
– То есть в рамках Программы выращивали наемных убийц? – предположил Макбрайд.
Старик пожал плечами:
– Отчасти. Идея заключалась в том, чтобы создать агентов с контролируемым поведением, готовых пойти на задание, даже если его исход противоречит инстинкту самосохранения.
– А это как понимать? – спросил Льюис.
– Полагаю, что агентам внушали не бояться смерти, – предположила Эйдриен.
Шапиро едва заметно склонил голову, неохотно соглашаясь.
– Выживание агента не являлось для нас решающим фактором. Если агент выживает и пойман, то возникают проблемы. А людям так или иначе свойственно попадать в ловушки… Не в первый и не во второй раз, но рано или поздно это происходит.
Гости взглянули на хозяина дома.
– Предположим, ружье даст осечку, – объяснил Шапиро. – Или полицейские неожиданно заинтересуются безобидными на первый взгляд вещами – так ведь тоже происходит. И скоро вы узнаёте, что ваш человек подвешен за ноги в подвале министерства безопасности какой-нибудь страны и все норовят задать ему вопросы. Вот поэтому мы довольно активно разрабатывали способы создания особых агентов…
– Попробую угадать, – вызвался Макбрайд. – Вы сводили их с ума?
Шапиро направлялся к столу, будто взвешивая эту формулировку. Он устроился на подушках и ответил:
– Нет. Если бы мы сводили агентов с ума, они оказались бы не в состоянии функционировать. Мы потратили годы и довольно крупные суммы денег на изучение дифферентной амнезии и способов расщепления личности[44]. И в конце концов нашли оптимальное решение: воспоминания-ширмы[45]. Впрочем, даже с ними возникали проблемы. У агентов наблюдалась тенденция к дестабилизации личности, и поэтому требовался психотерапевт, осуществлявший постоянную подпитку информацией.
