Ли Чайлд - Враг
– Что означает эта пометка? – спросила Саммер.
Я набрал номер своего сержанта.
– Вы когда-нибудь слышали о парне по имени Абельсон? – спросил я.
– Нет, – ответила она.
– Узнайте, кто он, – попросил я. – Вероятно, он подполковник или имеет более высокое звание.
Я вернулся к списку. Он был коротким, но интерпретировать его оказалось совсем просто. Восемнадцать ключевых костей большого двигающегося скелета. Или восемнадцать ключевых нервов в сложной нервной системе. Если их убрать, определенная часть армии сразу окажется в невыгодном положении. Во всяком случае, на данный момент. Но что еще важнее, в будущем. Из-за остановки естественного развития. Насколько я понимал, это были те самые люди, исчезновение которых приведет к резкому ослаблению новых частей быстрого реагирования. Тех самых, которые будут особенно активно развиваться в двадцать первом веке. Восемнадцать человек – не такое уж большое число, когда речь идет о миллионной армии. Но их выбирали специалисты. Кто-то проделал тщательный анализ. И отыскал нужные цели. Эти люди были движущими силами, носителями новых идей, мыслителями и стратегами. Яркими звездами. Если мы хотели получить список людей, чье присутствие или отсутствие окажет наибольшее влияние на будущее, то он перед нами.
Зазвонил мой телефон. Я включил громкую связь, и мы услышали голос моего сержанта:
– Абельсон был пилотом вертолета «Апачи». Ну вы знаете, это боевой вертолет, оснащенный оружием.
– Был? – переспросил я.
– Он умер за день до Нового года. Его сбила машина в Гейдельберге, в Германии. Водитель скрылся с места происшествия.
Я отключил телефон.
– Вот что означает карандашная отметка, – сказала Саммер.
Я кивнул:
– Один мертв, осталось семнадцать.
– Что означает УМНУ?
– Это старый термин ЦРУ, – ответил я. – «Уничтожить с максимальным нанесением ущерба».
Она не ответила.
– Иными словами, убить, – сказал я.
Мы долго молчали. Я снова посмотрел на смехотворные цитаты. «Враг… когда ты приперт спиной к стене… важнейший признак мужества командира… серьезнейшим проявлением его силы воли…» Я попытался представить себе, какое безумное состояние психики могло заставить этих людей помещать такие грандиозные цитаты рядом со списками людей, которых они собирались уничтожить, чтобы сохранить свои должности и престиж. Поэтому я лишь сложил четыре страницы вместе и вновь скрепил их той же скрепкой. Нет, я не мог понять этих людей. Затем я взял с полки конверт и поместил туда листы.
– Этот документ пропал в первый день года, – сказал я. – А четвертого числа они убедились в этом окончательно. Его не оказалось в портфеле, его не было на теле Брубейкера. Вот почему они сдались. Это произошло неделю назад. Они убили троих человек, пытаясь вернуть бумаги, но не добились успеха. Поэтому они просто сидели и ждали, понимая, что рано или поздно круг замкнется и бумаги вернутся, чтобы привести к их гибели.
Я положил конверт на стол.
– Используй эти бумаги, – сказал я Саммер. – Отвези в Вашингтон. Пусть их шкуры прибьют к стене.
Было четыре утра, и Саммер уехала в Пентагон. Я отправился к себе и проспал четыре часа. Проснулся в восемь. Мне осталось сделать еще одну вещь, и я не сомневался, что должен сделать ее сам.
Глава 25
Я вошел в свой кабинет ровно в девять часов утра. Место ночного сержанта с ребенком занял капрал из Луизианы.
– Вас уже ждут люди от ГВП, – сказал он, указывая большим пальцем в сторону моего кабинета. – Я впустил их внутрь.
Я кивнул и огляделся в поисках кофе. Кофе не было. Плохое начало. Я распахнул дверь в свой кабинет и вошел. Там меня поджидали двое. Один из них занял стул для посетителей. Другой устроился за моим столом. Оба были в форме класса «А». У обоих на груди красовались жетоны ГВП – маленькие золотые венки, пересеченные саблей и стрелой. Тот, кто сидел на стуле для посетителей, имел чин капитана. За моим письменным столом устроился подполковник.
– Где мне сесть? – спросил я.
– Где пожелаете, – ответил подполковник.
Я молча ждал.
– Я видел телексы из Ирвина, – сказал он. – Примите мои искренние поздравления, майор. Вы проделали выдающуюся работу.
Я не ответил.
– И я слышал о повестке дня Крамера, – продолжал он. – Мне только что звонили из офиса начальника штаба. А это еще лучший результат. Уже он один оправдывает операцию «Аргон».
– Вы здесь не для того, чтобы обсуждать раскрытое мной дело, – сказал я.
– Верно, – кивнул он. – Разговор о нем пойдет в Пентагоне с вашим лейтенантом.
Я взял оставшийся стул для посетителей, поставил возле стенки под картой и сел. Откинулся на спинку. Поднял руку над головой и потрогал булавки. Подполковник наклонился вперед и пристально посмотрел на меня. Он ждал, словно хотел, чтобы я заговорил первым.
– Похоже, вы намерены получить от происходящего удовольствие? – спросил я.
– Это моя работа, – сказал он.
– И вам она нравится?
– Далеко не всегда, – ответил он.
Я вновь предпочел промолчать.
– Это дело подобно набегающей на пляж волне, – сказал он. – Подобно могучему валу, который мчится по песку и вдруг замирает, а потом уходит обратно, ничего не оставляя за собой.
Я молчал.
– И все-таки кое-что остается, – продолжал подполковник. – Остается уродливый кусок мусора, застрявший у воды. Нам необходимо с ним разобраться.
Он ждал, пока я заговорю. Может, предоставить ему довести дело до конца самостоятельно? В конце концов я пожал плечами и заговорил:
– Жалоба о грубом обращении.
Он кивнул.
– Полковник Уиллард привлек к ней наше внимание. Получилась неудобная ситуация. Если несанкционированное использование подорожных можно отбросить как необходимость при расследовании, то жалобу о грубом обращении оставить без внимания невозможно. Поскольку двое гражданских лиц не имели к происходящему ни малейшего отношения.
– Меня дезинформировали, – сказал я.
– Боюсь, это ничего не меняет.
– Ваш свидетель мертв.
– Однако он оставил подписанную жалобу. А документы нельзя игнорировать. Он с тем же успехом мог быть здесь и давать показания.
Я не стал возражать.
Подполковник встал.
– Вы можете поговорить со своим адвокатом.
Я посмотрел на капитана. Очевидно, это он был моим адвокатом. Подполковник вышел из кабинета и аккуратно закрыл за собой дверь. Капитан протянул мне руку и назвал свое имя.
– Не стоило так жестко говорить с подполковником, – сказал капитан. – Он предложил вам лазейку размером с милю. Вся эта история больше похожа на фарс.
– Я раскачивал лодку, – сказал я. – В армии этого не любят.
– Вы ошибаетесь. Никто не хочет причинить вам вред. Однако Уиллард настаивает на принятии мер. Поэтому мы вынуждены проделать необходимые телодвижения.
– И в чем они состоят?
– Вам достаточно все отрицать. В таком случае заявление становится спорным, а поскольку невозможно устроить перекрестный допрос, Шестая поправка гарантирует вам автоматическое прекращение дела.
Я не пошевелился.
– И как это делается? – спросил я.
– Вы подписываете письменные показания, как это сделал Карбон. Он говорит черное, вы – белое, и больше нет никакой проблемы.
– Официальные бумаги?
– Вам потребуется пять минут. Мы можем проделать это прямо здесь и сейчас. Ваш капрал напечатает показания и будет свидетелем. Нет ничего проще.
– А альтернатива существует? – поинтересовался я.
– Будет огромной глупостью даже думать о ней.
– Но что тогда произойдет?
– Это равносильно тому, чтобы признать себя виновным.
– И какими будут последствия? – не унимался я.
– Если вы признаете себя виновным? Потеря в звании и в зарплате, начиная с того момента, когда произошел инцидент. Гражданский суд не позволит нам обойтись чем-то меньшим.
Я ничего не сказал.
– Вы вновь станете капитаном. Вас вернут в обычное подразделение военной полиции, поскольку Сто десятый отдел не захочет, чтобы вы оставались в его рядах. Это краткий вариант ответа. Но даже думать на эту тему было бы ужасной глупостью. Вам достаточно все отрицать.
Я сидел и размышлял о Карбоне. Ему было тридцать пять лет, шестнадцать из них он прослужил в армии. Пехота, десантные войска, рейнджеры, «Дельта». Шестнадцать не самых легких лет. И он ничего не сделал, если не считать попытки сохранить тайну, с которой он случайно соприкоснулся. Он постарался предупредить свою часть о возможной опасности. В его действиях не было ничего плохого. Однако теперь он мертв. Убит в лесу. Потом я подумал о толстом парне из стрип-клуба. Фермер меня не особенно беспокоил. Разбитый нос, ничего страшного. А вот толстому парню сильно досталось. С другой стороны, он не являлся образцовым гражданином Северной Каролины. Сомневаюсь, чтобы губернатор наградил его за гражданские доблести.
