Роберт Ладлэм - Ультиматум Борна
И оно произошло.
Он услышал нарастающий шум двигателя и обернулся. С юга на большой скорости приближался красный автомобиль — он просто летел, как будто педаль газа вдавили в пол. Панов энергично замахал руками, сигнализируя, что ему нужна помощь. Никакого эффекта; силуэт машины пронесся мимо него… потом, к его радостному удивлению, в воздух поднялась туча пыли, и раздался визг тормозов. Автомобиль остановился! Он бросился бежать вперед, покрышки заскрипели, и машина дала задний ход. Он вспомнил слова матери, которая не уставала их ему повторять, когда он еще был мальчишкой из Бронкса:
– Всегда говори только правду, Моррис. Это защита, которую нам послал Господь, чтобы мы оставались благочестивыми.
Панов не был готов подписаться под таким заявлением, но иногда он чувствовал, что такой подход помогает общению с окружающими. Похоже, сейчас как раз такой случай. Немного запыхавшись, он подошел к опущенному стеклу со стороны пассажирского сиденья красной машины. Мо взглянул внутрь на женщину, сидевшую за рулем — это была блондинка с волосами цвета платины лет тридцати пяти, с сильно накрашенным лицом и объемным бюстом, заключенным в кофточку с таким вырезом, который больше соответствовал порнофильму, чем богом забытой дороге в Мэриленде. Несмотря на это, слова матери снова зазвучали у него в голове, и он сказал правду.
— Мадам, я понимаю, что выгляжу довольно потрепанно, но, уверяю вас, это только внешняя сторона. Я врач, и я оказался в аварии…
— Садитесь, умоляю вас!
— Большое вам спасибо.
Как только Мо закрыл дверь, женщина сменила передачу, набрала максимальную скорость, и машина практически взлетела над дорогой.
— Похоже, вы торопитесь, — заметил Панов.
— На моем месте вы бы тоже торопились, приятель. Где-то позади мой муженек ремонтирует свой грузовик, чтобы ехать за мной!
— Да что вы?
— Тупой придурок! Он три недели в месяц колесит по стране и по дороге не пропускает ни одной потаскухи, а стоит ему узнать, что я тоже немного позабавилась, как он начинает сходить с ума.
— О, мне так жаль.
— Вам будет еще и не так жаль, если он нас догонит.
— Прошу прошения?
— Вы правда врач?
— Да.
— Что ж, это хорошо.
– Прошу прощения?
— Вы в состоянии сделать аборт?
Моррис Панов закрыл глаза.
Глава 22
Почти час Борн шагал по улицам Парижа, пытаясь собраться с мыслями, и в конце концов дошел до моста Солферино через Сену, который другим своим концом упирался в набережную и сады Тюильри. Он прислонился к ограждению и стал невидящим взглядом следить за лодками, лениво бороздившими воду внизу, а в голове его молотом стучал вопрос: почему, почему, почему? Да что это Мари себе позволяет? Лететь в Париж! Это была не просто глупая затея, это был идиотизм — а ведь его жена не была ни дурой, не идиоткой. Она была очень умной женщиной с отличным самообладанием и острым аналитическим умом. Это и делало ее решение таким непонятным; что она надеялась сделать? Ведь ей прекрасно известно, что ему безопасней работать одному, чем еще и беспокоиться за нее, одновременно выслеживая Шакала. Даже если она его найдет, для них обоих риск возрастет вдвойне, а это-то она просто обязана была знать. Цифры и прогнозы были ее профессией. Так почему же?
Был только один разумный ответ, и он приводил Борна в ярость. Она думала, что он может опять начать падать в пропасть, как уже случалось в Гонконге, где она одна смогла привести его в чувство, вернуть в реальный мир, полный пугающих недомолвок и смутных воспоминаний, с которыми она успела смириться за пройденные вместе годы. Боже, как он ее обожал; он ее так любил! А то обстоятельство, что она пошла на этот глупый, идиотский, непонятный шаг, только усиливало эту любовь, потому что это было так бескорыстно, так невероятно самозабвенно. На Дальнем Востоке бывали моменты, когда он страстно желал умереть, чтобы только загладить свою вину перед ней, за то, что ставил ее в такие опасные — непонятные? — ситуации. Чувство вины не ушло, оно всегда было с ним, но стареющий человек в нем не забывал и еще кое о чем. О детях. Поэтому раковую опухоль Шакала необходимо вырезать из их жизни раз и навсегда. Неужели она этого не понимает и не может на время оставить его одного?
Нет. Потому что она летела в Париж не для того, чтобы спасти его жизнь, — она была уверена в способности Джейсона Борна позаботиться о себе. Она летела в Париж, чтобы спасти его разум. Я справлюсь, Мари. Я могу, и я справлюсь!
Бернардин. Вот кто ему поможет. Второе Бюро в состоянии задержать ее в аэропорте «Орли» или «Шарль де Голль». Задержать и схватить, взять под стражу и поселить в отеле, где никто о ней не узнает. Джейсон добежал от моста Солферино до набережной Тюильри и влетел в первую же попавшуюся телефонную будку.
— Вы сможете это сделать? — спросил Борн. — У нее только один паспорт, и он американский, а не канадский.
— Попробую, — ответил Бернардин, — но без помощи Бюро. Не знаю, что вам сообщил Святой Алекс, но меня сняли с должности консультанта и, полагаю, выкинули мой рабочий стол в окно.
– Вот дерьмо!
— Трижды merde, mon ami. На набережной д’Орсе хотят, чтобы я сгорел вместе с одеждой, и, не будь мне кое-что известно про некоторых членов Ассамблеи, они, без сомнения, возродили бы заново казнь на гильотине.
— Сможете сунуть немного денег людям из иммиграционной службы?
— Надеюсь, Бюро не так быстро распространяется о своих внутренних скандалах, поэтому будет лучше, если я стану действовать, пользуясь утраченным служебным положением. Скажите ее полное имя.
— Мари Элиза Сен-Жак Вебб…
— Ах, да, теперь я вспоминаю, Сен-Жак, во всяком случае, — перебил Бернардин. — Известный канадский экономист. В газетах были ее фотографии. La belle mademoiselle.[67]
— Она могла вполне обойтись без этого публичного афиширования.
— Согласен.
— Алекс что-нибудь говорил про Мо Панова?
— Вашего друга-врача?
— Да.
— Боюсь, что нет.
– Проклятье!
— Позволю себе дать вам совет — сейчас вам следует больше думать о себе.
— Понимаю.
— Вы заберете машину?
— А стоит?
— Честно говоря, на вашем месте я бы не стал. Хотя и маловероятно, но это может навести их на мой след. А это уже риск, правда небольшой.
— Я тоже об этом подумал. Поэтому купил схему метро. Буду пользоваться подземкой… Когда вам можно снова позвонить?
— На объезд аэропортов потребуется четыре или пять часов. Как объяснил наш святоша, ваша жена могла вылететь из нескольких разных пунктов. Потребуется время, чтобы получить все эти списки пассажиров.
— Обращайте особое внимание на рейсы, которые прибывают завтра рано утром. Она не сможет подделать паспорт, она не знает, как это делается.
— По словам Алекса, Мари Элизу Сен-Жак нельзя недооценивать. Он даже заговорил по-французски. Сказал, что она formidable.[68]
— Она способна свалиться на вас ниоткуда, это верно.
— Qu’est-ce que c’est? [69]
— Она очень изобретательна, скажем так.
— А вы что будете делать?
— Пойду в метро. Уже темнеет. Позвоню вам после полуночи.
– Bonne chance.
— Merci. [70]
Борн вышел из телефонной будки, уже зная, что предпримет дальше, и заковылял вниз по набережной — повязка вокруг колена не давала ему забыть о том, что он изображает инвалида. Около Тюильри была станция метро, оттуда он доехал до Гавр-Комартен и пересел на пригородный поезд северного направления, который мимо базилики Сен-Дени следовал до Аржентоля. Аржентоль, город, основанный в Темные века двенадцать столетий назад Карлом Великим ради монахинь, теперь, спустя столько времени, стал центром доставки сообщений для жестокого убийцы, таинственному мужчине, странствующему по кровавым полям со смертоносным оружием, радуясь и воспевая жестокость под покровом религии.
«Le Coeur du Soldat» находился не на улице, бульваре или авеню. Напротив, он располагался в тупике, за углом напротив давно заброшенной фабрики, чья выцветшая вывеска свидетельствовала о том, что однажды это был процветающий металлургический комбинат в самой неприглядной части города. В телефонной книге о «Сердце» не было никаких упоминаний; чтобы его найти, надо было спрашивать незнакомцев, и интересующийся испытывал une grosse secousse,[71] пытаясь найти это замаскированное pissoir.[72] Чем неприглядней и отвратительней становились окружающие дома и улицы, тем точней становились указания, как его найти.
