Питер Харрис - Красная змея
— Это совсем другое, — тихонько возразил Пьер.
— Почему другое?
— Потому что сейчас опасность находилась по эту сторону двери. Я не мог предсказать реакцию д'Онненкура, когда заявил ему прямо в лицо, что он принадлежит к братству убийц. Если бы мои подозрения подтвердились, то я должен был бы обвинить Габриэля в убийстве Мадлен.
— Ты мог предупредить Годунова! — не унималась Маргарет, по-прежнему недовольная поступком журналиста.
— Тогда птичка упорхнула бы. Годунов мобилизовал бы своих людей, и д'Онненкур почувствовал бы, что полиция у него на хвосте. Не забывай, он руководил подпольной сектой. В чрезвычайных обстоятельствах чувствительность подобных людей обостряется просто невероятно.
— Все-таки Габриэль не смог понять твоих истинных намерений.
— Это отдельная тема.
— О чем ты?
— Д'Онненкур считал, что он передо мной в долгу.
Маргарет сделала удивленное лицо и снова села.
— Что-то новенькое!
— Эта история приключилась много лет назад, когда он был еще юношей, сыном богатого ювелира. Они жили в Алжире. Мой отец спас жизнь Габриэлю и его матери, покончил с убийцами его отца и вывез эту семью из Алжира. Они прихватили с собой целое состояние в золоте, драгоценных камнях и ювелирных изделиях, обосновались во Франции и начали новую жизнь.
— Когда ты узнал? — снова разозлилась Маргарет.
— Сегодня утром.
— Он пересказывал тебе свою биографию?
— Не совсем так. Габриэль целился в меня из пистолета и объяснял, что выдумал всю историю про семейство rex deus, чтобы держать меня подальше от «Братства змеи», когда выяснилось, что журналист, с которым Мадлен Тибо поделилась своими открытиями, носит фамилию Бланшар и является сыном того самого полковника.
— Все же он собирался тебя убить.
— Именно в тот момент, когда появился Годунов, д'Онненкур объяснял мне, как он сожалеет об этом.
— Поверить не могу!
— Придется поверить. Именно так он мне и говорил.
Маргарет чуть помолчала и спросила:
— Так, значит, пергаменты — это подделка?
— Не знаю.
— Как это не знаешь? Ты только что сказал, что д'Онненкур признался тебе в том, что он выдумал всю историю про семейство rex deus.
— Он выдумал все, что касалось принадлежности этих документов его брату, угроз со стороны «Красной змеи» и долгого их пребывания в комоде, до которого он якобы не мог добраться. На самом деле мне кажется, что никакого брата у него нет. Пересказывая мне свою алжирскую историю, Габриэль упоминал только о своей матери и о себе самом.
— Так, значит, пергаменты подлинные?
— В таком случае…
В этот момент зазвонил телефон. Трубку сняла Маргарет.
— Слушаю. — Через несколько секунд она спросила: — Они уже поднимаются? Спасибо.
— Что случилось? — спросил Пьер.
— Звонил консьерж. Он предупредил, что к нам поднимаются полицейские.
— Какого черта им тут надо?
Дверной звонок возвестил о прибытии стражей порядка.
— Открой пожалуйста, Марго.
Гости прошли в комнату. Годунова сопровождал молоденький инспектор, и Пьер сразу подумал о Дюкене.
— Простите, что я сижу. — (Годунов в ответ только махнул рукой.) — И сами присаживайтесь. Как дела у Дюкена?
— Врачи говорят, что он уже вне опасности, но еще недельку должен пролежать в больнице. Вчера его перевели из реанимации в обычную палату.
— Очень рад.
— Спасибо. А как ваше плечо?
— Хреново, хотя могло быть и много хуже. Теперь расскажите, пожалуйста, чем обязан столь неожиданному визиту?
— Для начала хочу вам представить инспектора Гамбетта, — указал на своего спутника Годунов; тот слегка поклонился.
— Очень приятно.
Когда полицейские уселись, Маргарет спросила:
— Комиссар, чем вас угостить?
— Вы очень любезны, профессор. Я мечтаю о чашечке кофе, и покрепче, пожалуйста.
— А вам?
— Тоже кофе, пожалуйста, — ответил Гамбетта.
— Покрепче?
— Да, если несложно.
Когда Маргарет ушла на кухню, Годунов заговорщицким тоном спросил:
— У вас роман?
Ответом был сердитый взгляд Пьера, и комиссар тотчас осознал свою ошибку:
— Простите, Бланшар. Не надо обижаться. Просто вижу, что ваша гостья выступает в роли хозяйки дома.
— Естественно! Ведь сам я мало на что гожусь. — Пьер покосился на свою руку, прижатую к груди.
— Из-за своей дурной головы, — не остался в долгу Годунов.
— Это еще как посмотреть. Благодаря одной дурной голове вам удалось справиться с несколькими проблемами.
— Не уверен.
Пьер откинулся в кресле:
— Как вас понимать?
— Мы получили еще один труп, пустую квартиру и одного задержанного, который покончил с собой.
— Кто покончил с собой?
— Некий Андре… Андре…
— Казей, — подсказал Гамбетта.
— Мы возлагали на этого субъекта большие надежды, но он повесился в больничной палате, куда его доставили, чтобы позаботиться о дырке в плече.
— Как же это вышло?
— Он воспользовался невнимательностью охраны и сделал петлю из брючного ремня. У парня не было при себе никаких документов, так что мы даже не знаем его настоящего имени. Мы уже выяснили, что квартира эта — обманка. Она была куплена некоей фирмой, которая тут же прекратила свое существование. Все по закону, кроме того, что эти ребята забыли переоформить право собственности. Ни одной зацепки. Телефона нет, плату за квартиру и за электричество вносили наличными. Нам лишь известно, что этот Андре заметил нас, куда-то позвонил по мобильнику и тут же стер номер. Мы до сих пор не знаем, кому он звонил. Полагаю, в квартире больше никто не объявится. Она, как говорят бандиты, засветилась.
— Но ведь это означает потерю помещения, — заметил Пьер.
— Насколько я понимаю, это их не сильно озаботит. Для них это попросту текущие расходы.
— Но ведь «Братство змеи»…
— По-видимому, оно обладает несметными доходами, о происхождении которых нам ничего не известно. Если их основные капиталы сосредоточены в Швейцарии, то им обеспечена полная закрытость. У них могут существовать многомиллионные счета, до которых нам не добраться и за сотню лет. Одна из причин успешности швейцарской банковской системы заключается в ее тотальной непрозрачности, что влечет за собой абсолютные гарантии для вкладчиков.
— А что насчет двух телохранителей?
— Им удалось скрыться. Мы уже установили, что номерным знакам на том «мерседесе» доверять можно не больше, чем Иуде.
— Все-таки братство лишилось своего руководителя.
— Это не имеет большого значения.
— Почему же?
— Во-первых, потому, что это лишь предположение.
— Как — предположение?
— Из этого Андре нам удалось вытянуть лишь имя магистра их братства — Арман д'Амбуаз.
— Как же так?
Пьер заворочался в кресле, пытаясь усесться так, чтобы рука меньше болела.
— Именно это имя значится в паспорте и в водительских правах.
— Но ведь этого человека звали Габриэль д'Онненкур! — воскликнул журналист, точно речь шла об очевидном факте.
Годунов ехидно ухмыльнулся, даже в его глазах блеснула издевка.
— Вы уверены?
Пьер понял, что спорит напрасно. В конце концов, откуда мог он знать, что ему не солгали, прикрывшись фальшивым именем? По здравом размышлении, эта версия представлялась самой логичной.
— Честно говоря, никакими доказательствами я не располагаю.
Появилась Маргарет с чашками кофе.
— Мы тоже ими не располагаем, — заметил комиссар и поблагодарил за кофе.
— А как же паспорт? — спросил Пьер.
— Поддельный, как и водительское удостоверение. Нам об этом сообщили, когда мы уже направлялись сюда.
— Итак, все, что у нас есть…
— Это неопознанный труп, самоубийца и квартира, тоже не дающая никаких зацепок. Совсем не густо, Бланшар.
— Мне очень жаль.
— Сожалений не нужно, лучше напрягите мозги. Наш единственный шанс, чтобы улики не растаяли, как кусок сахара в воде, — это именно вы.
— Я?
— Да, вы.
— Не понимаю.
— Мне нужно, чтобы вы рассказали все о ваших отношениях с месье… месье… не важно, называйте этого типа как хотите, но только не упускайте ни малейшей детали. Я хочу, чтобы вы припомнили все, с самого начала. Все без остатка. Как вы познакомились? Сколько раз встречались? О чем разговаривали? Все, Бланшар, абсолютно все, и не вздумайте что-нибудь скрывать, как вы делали раньше. Клянусь, что на сей раз я готов вас упечь за сокрытие фактов. — Потом Годунов с присущей ему бесцеремонностью обратился и к Маргарет: — Вы тоже можете оказаться нам полезны.
Подобное поведение комиссара разбудило в Пьере враждебное отношение к этому человеку, такое же, как и в самую первую их встречу.
— Боюсь, что угрозами вы ничего не добьетесь. Ваши требования продиктованы откровенной неприязнью.
