Деон Мейер - Тринадцать часов
— Папа, в наше время девушек «птичками» не называют. — Видимо, сын начал кое-что соображать, его воодушевление понемногу спадало.
— А как их сейчас называют?
— Просто девушками.
— И потом, что будет, когда закончится ваш гастрольный тур? Кто и дальше будет платить тебе шесть тысяч в месяц?
— Что-нибудь подвернется.
— А если не подвернется?
— Папа, ну почему ты такой пессимист? Ты против моего счастья! Я так радовался…
— Чему радоваться, если не на что жить?
— Мы собираемся записать диск. Вложим деньги, которые получим за гастроли, в диск, и тогда…
— Но если ты все деньги от гастролей вложишь в диск, на что ты купишь машину и все остальное?
Фриц долго молчал, а потом взорвался:
— Вот всегда ты так все портишь! Даже помечтать нельзя!
— Сынок, я хочу, чтобы у тебя было все. Вот почему задаю тебе вопросы.
Молчание.
— Ты еще подумаешь, да, Фриц?
— Папа, зачем мне знать, как размножаются улитки?
— Это совсем другой вопрос. Так ты подумаешь?
— Да-а-а… — медленно и нехотя протянул сын.
— Ладно. Тогда и поговорим.
— Хорошо, папа.
Гриссел улыбнулся. Фриц весь в него. Он в возрасте Фрица был таким же. Куча планов…
Он вспомнил, что его ждет свидание с Анной. Улыбка увяла. Им овладело беспокойство.
Анна сидела на открытой террасе, откуда открывался вид на Канал. Хороший знак, подумал Бенни.
Он немного постоял у входа и посмотрел на нее издали. Его Анна. Неплохо выглядит для сорока двух лет. Она определенно помолодела за те несколько месяцев, что они не виделись. Как будто она сбросила с себя груз его пьянства… Белая блузка, джинсы, кофта наброшена на плечи. Анна повернула голову и увидела его. Бенни опасливо следил за выражением ее лица. Она улыбнулась, но не во весь рот.
— Здравствуй, Анна.
— Здравствуй, Бенни.
Он поцеловал ее в щеку. Она не отвернулась. Хороший знак.
Он придвинул себе стул.
— Извини, не успел переодеться, выдался сумасшедший день.
Анна увидела дыру в нагрудном кармане, широко распахнула глаза:
— Что случилось?
— В меня стреляли. — Он сел.
— Господи, Бенни!
Хороший знак.
— Сегодня я, наверное, вытянул выигрышный билет. За час до того я положил в нагрудный карман мультиинструмент «Лезермен» — знаешь, ножик плюс кусачки плюс еще куча всего.
— Тебя ведь могли убить!
Бенни пожал плечами:
— От судьбы не уйдешь…
Анна смотрела на него во все глаза. Бенни показалось: сейчас она, как встарь, протянет к нему руку, потреплет его по волосам, скажет: «Бенни, как ты зарос…»
У нее действительно дрогнула рука, но Анна тут же поспешно убрала ее.
— Бенни… — начала она.
— Я не пью, — сказал он. — Уже почти полгода.
— Знаю. Я очень горжусь тобой.
Хороший знак. Он широко улыбнулся, предвкушая воссоединение.
Анна глубоко вздохнула.
— Бенни… лучше сказать об этом сразу. Я полюбила другого.
50
Франсман Деккер, сидя в машине, просматривал список фамилий с телефонами. Первой в списке значилась Наташа Абадер.
«Какая женщина сможет устоять и не думать о сексе, глядя на вас?»
Пора проверить, трепалась она или говорила серьезно.
Он набрал ее номер.
«Для таких людей, как он, женщины подобны наркотику. Как будто внутри у них пустота, вакуум, который никак не заполнишь. Новая интрижка на время помогает забыть об одиночестве и пустоте, но через день-другой все начинается сначала. По-моему, такие люди просто не любят себя…»
Его собственные слова, обращенные к Алексе Барнард.
Дома у него жена. Добрая, красивая, умная. Кристал. Она ждет его.
Деккер глянул на зеленую кнопочку на клавиатуре своего сотового.
У Наташи очень красивые ноги. Попка. Груди. Он представил, какая она в постели… С ней будет непросто. Во всех отношениях.
А потом внутри него как будто что-то надломилось. Боль, которая долго копилась внутри, но так и не вышла до конца, вернулась, только стала сильнее. Ничего не помогает…
Когда-нибудь, рано или поздно, придется все это прекратить. Он ведь любит жену, мерзавец этакий, без Кристал он жить не может, она для него все. И если она узнает…
Но как она узнает?
В нем нарастал жар. Он нажал кнопку вызова.
— Здравствуй, Наташа!
— Говорит Вуси Ндабени из уголовного розыска… Мы с вами познакомились утром у церкви.
— А, здрасте, — устало ответила патологоанатом Тиффани Октябрь.
— Наверное, у вас выдался нелегкий день.
— Они все нелегкие, — ответила Тиффани.
— Вот, хотел спросить, — Вуси почувствовал, как глухо колотится сердце, — не согласитесь ли вы…
Молчание в трубке оглушало.
— Не согласитесь ли вы поужинать со мной? Или просто чего-нибудь выпить…
— Сейчас?
— Не обязательно… То есть… Если не сегодня…
— Нет, — ответила она, и у Вуси упало сердце. — Нет, сейчас! — сказала она. — Очень хочется пива «Виндхук». Светлого. А еще я бы съела целую тарелку жареной картошки. Как здорово! После такого дня, как сегодня…
Он ехал по шоссе № 1 и думал, что будет делать. Сейчас он поедет к банкомату в конце Лонг-стрит, снимет денег. Последнюю мелочь он отдал Матту Яуберту за обед из «Шпоры». Потом он заедет в винный магазин на Бёйтенграхт, он открыт до восьми. Купит бутылку «Джека Дэниелса», двухлитровую бутыль кока-колы и напьется до бесчувствия.
«Я полюбила другого».
Гриссел еще спросил:
— Кто он?
Анна ответила:
— Бенни, это не важно. Мне очень жаль, но так случилось.
Он сам виноват… Заранее настроился на плохое. Нет! Он заранее знал, что так будет… Она требует, чтобы ты полгода не пил, а сама ищет себе другого мужика. Убить мало гада! Но ничего, он выяснит, кто ее любовник, проследит за ней и выстрелит подонку прямо между глаз. Наверное, какой-нибудь адвокатишка из конторы, где она работает. Молодой придурок, не может найти себе девчонку-ровесницу, вскружил голову жене полицейского своим БМВ и своими дорогими костюмами. Сначала убить гада, а потом посмотрим!
Выслушав жену, Бенни встал. «Мне очень жаль, но так случилось». Потом он снова сел и долго молча смотрел на нее. Все ждал, что Анна скажет: я пошутила. Голова отказывалась верить. Ведь Анна сама назначила ему свидание! Сейчас, сейчас она скажет: раз ты бросил пить, можешь вернуться домой. Но она сидела и плакала, плакала, черт ее дери! Как ей было жалко себя! Гриссел ни на чем не мог сосредоточиться. Такой день… Сегодня он едва не погиб. Преодолел страстное желание выпить. Он не пьет уже сто пятьдесят шесть дней, он платит за дом, он заботится о жене и детях, он все делает как надо. Нет, невозможно! Она не имеет права так поступать! Но она все смотрела на него глазами полными слез, как будто прощалась — прощалась навсегда. Наконец правда обрушилась на него всей тяжестью, как плохо построенный дом.
Он встал и направился к выходу.
— Бенни! — окликнула она.
Надо было ответить ей: вот сейчас пойду и напьюсь. Но Бенни ничего не сказал. Вышел из поганого ресторана, подошел к машине, в разорванной рубашке, с нечесаными волосами. Он ничего не видел, ничего не слышал, только внутри клокотал гнев. Он столько страдал, и, оказывается, все напрасно!
Он снял со счета пятьсот рандов и проверил, сколько денег у него осталось до конца месяца.
Совсем недавно Данкен Блейк, которого он допрашивал, спросил:
— Сколько вам заплатить, чтобы меня выпустили?
— Я не продаюсь.
— Мы же в Африке. Здесь все продаются.
— Только не я.
— Пять миллионов.
— А может, десять?
— Можно и десять.
Тогда Гриссел просто расхохотался. А зря. Надо было взять его поганые деньги. За десять миллионов можно накупить прорву выпивки, за десять миллионов он купит какой-нибудь долбаный БМВ, и шикарные костюмы, и сделает себе стрижку за сто пятьдесят рандов — в общем, все, что Анна нашла в своем молодом паршивце.
Но главное — он купит выпивку.
Телефон заверещал, когда он возвращался к машине. Бенни не стал смотреть, кто звонит.
— Гриссел! — сухо, отрывисто сказал он.
— Капитан, говорит Билл Андерсон… Вы сейчас можете разговаривать?
Первой его мыслью было: Рейчел Андерсон опять похитили?
— Да, — ответил он.
— Капитан, не знаю, как начать… Не знаю, как благодарить человека, спасшего жизнь моей дочери. Не знаю, как благодарить человека, который жертвовал жизнью, подставился под пули, чтобы спасти дочь человека, которого он никогда не видел. Я просто не могу выразить… Меня этому не учили… Но мы с женой хотим сказать вам: спасибо. Мы перед вами в неоплатном долгу. Мы летим в Южную Африку. Наш рейс через два часа. И когда мы будем в Кейптауне, мы просим оказать нам честь и поужинать с нами. Разумеется, это просто жест, крошечный залог нашей бесконечной благодарности и признательности. А пока — еще раз: спасибо.
