Дэн Браун - Инферно
С участившимся пульсом Лэнгдон взглянул на текст, который оказался торговым знаком производителя: «Солюблон®».
— Крупнейший в мире производитель водорастворимых полимеров, — сказала Сински.
Лэнгдон ощутил заворот кишок.
— Хотите сказать, что этот пакет… растворим?!
Сински мрачно кивнула.
— Мы связались с производителем, от которого узнали, что, к несчастью, они изготавливают массу разновидностей такого пластика, растворяющегося в чем угодно от десяти минут до десяти недель, в зависимости от цели применения. Скорость растворения незначительно зависит от типа воды и температуры, но мы понятия не имеем, уделил ли Зобрист должное внимание этим факторам. — Она сделала паузу. — Мы полагаем, что этот пакет растворится…
— К завтрашнему дню, — перебил её хозяин. — Завтрашнюю дату Зобрист обвёл в моём календаре. И эта же дата на пластине.
Лэнгдон молча сидел в темноте.
— Покажите ему остальное, — сказала Сински.
Видео на ЖК-экране возобновилось, на этот раз камера перемещалась вдоль светящейся воды в темноте пещеры. Лэнгдон не сомневался, что это то самое место из поэмы. Лагуна, не отражающая звезд.
Сцена вызвала в воображении образы видения дантовского ада… река Коцит, протекающая по пещерам преисподней.
Где бы ни находилась эта лагуна, ее воды были окружены крутыми, покрытыми мхом стенами, которые, как ощущал Лэнгдон, были сделаны рукой человека. Также он почувствовал, что камера показывала только маленький уголок массивного внутреннего пространства, и эта мысль подкреплялась присутствием очень слабых вертикальных теней на стене. Тени были широкими, похожими на столбы, и интервалы между ними были равными.
Колонны, понял Лэнгдон.
Потолок этой пещеры поддерживался колоннами.
Лагуна не в пещере, она в огромной помещении.
Иди во глубь, в затопленный дворец…
Не успел он сказать и слова, его внимание переключилось на появление другой тени на стене… человекоподобной фигуры с длинным, клювообразным носом.
О, Боже…
Теперь тень заговорила, её слова звучали сквозь воду приглушённым шёпотом, в зловещем стихотворном ритме.
— Я твой спаситель. Твоя тень.
Следующие несколько минут Лэнгдон смотрел самый страшный фильм, который он когда-либо видел. Очевидно, бред сумасшедшего гения, монолог Бертрана Зобриста — произнесенный в обличьи доктора, лечащего чуму — был переполнен ссылками на «Ад» Данте и нес весьма ясное сообщение: рост человеческой популяции был неконтролируем, и само существование человечества висело на волоске.
Голос на экране произнес с интонацией:
— Ничего не делать — значит, приветствовать дантов ад… тесноту и голод, утопающие в грехе. И я решительно начал действовать. Кто-то отшатнется в ужасе, но спасение всегда достается дорого. Придет день, и мир оценит красоту моей жертвы.
Лэнгдон отшатнулся, когда внезапно появился Зобрист собственной персоной, одетый как врачеватель чумы, и сорвал маску. Лэнгдон уставился на вытянутое лицо и дикие зеленые глаза, осознавая, что он наконец видит лицо человека, который был в центре кризиса. Зобрист начал объясняться в любви к кому-то, кого он называл своим вдохновением.
— Я оставил будущее в твоих нежных руках. Моя работа завершена. И теперь для меня настал час подняться в мир над нами… и снова посмотреть на звезды.
Когда видео закончилось, Лэнгдон узнал в заключительных словах Зобриста приблизительное воспроизведение заключительных слов «Ада» Данте.
В темноте конференц-зала Лэнгдон понял, что все моменты страха, который он испытал сегодня, только что кристаллизовались в единственную, ужасающую действительность.
У Бертрана Зобриста теперь было лицо… и голос.
В конференц-зале зажегся свет, и Лэнгдон увидел, что все взгляды с надеждой устремились к нему.
Выражение лица Элизабет Сински выглядело застывшим, когда она встала и нервно погладила свой амулет.
— Профессор, очевидно, у нас мало времени. Хорошие новости только в том, что у нас нет случаев обнаружения патогенных микроорганизмов, или сообщений о заболеваниях, так что мы можем предполагать, что солюблоновый пакет все еще нетронут. Но мы не знаем, где искать. Наша задача нейтрализовать эту угрозу, изолировав этот пакет, прежде чем он прорвется. Сделать это мы можем, конечно же, только найдя его местонахождение немедленно.
Агент Брюдер теперь встал и пристально посмотрел на Лэнгдона.
— Мы предполагаем, что вы приехали в Венецию, потому что узнали, что здесь Зобрист спрятал свою чуму.
Лэнгдон пристально посмотрел на собравшихся перед ним людей, на их лицах был страх, каждый надеялся на чудо, и он хотел бы иметь для них новости получше.
— Мы в другой стране, — объявил Лэнгдон. — То, что вы ищете находится где-то за тысячу миль отсюда.
* * *Внутри у Лэнгдона звучало низкое гудение двигателей «Мендасиума», когда корабль делал широкий разворот, поворачивая назад к венецианскому аэропорту. На борту начался настоящий ад. Хозяин быстро писал, выкрикивая приказы своей команде. Элизабет Сински взяла свой телефон и позвонила пилотам транпортного C-130 Всемирной Организации Здравоохранения, требуя как можно быстрее подготовиться к вылету из аэропорта Венеции. Агент Брюдер подбежал к ноутбуку посмотреть, не может ли он скоординировать что-то вроде международной передовой команды у их пункта назначения.
На расстоянии в целый мир.
Хозяин вернулся в конференц-зал и немедленно обратился к Брюдеру:
— Что слышно от властей Венеции?
Брюдер покачал головой.
— Следов нет. Они ищут, но Сиенна Брукс испарилась.
Лэнгдон опешил. Они ищут Сиенну?
Сински закончила телефонный звонок и тоже присоединилась к беседе.
— Безуспешно, вы не нашли ее?
Хозяин покачал головой.
— Если вы согласны, я думаю, ВОЗ должна дать санкцию на применение силы в случае необходимости, чтобы привести ее к нам.
Лэнгдон вскочил на ноги.
— Почему?! Сиенна Брукс здесь совсем ни при чем!
Тёмные глаза хозяина уставились на Лэнгдона.
— Профессор, придётся мне кое-что рассказать вам о мисс Брукс.
Глава 79
Проталкиваясь сквозь толпы туристов на мосту Риальто, Сиенна Брукс снова побежала, двигаясь на запад вдоль канала по набережной Фондамента Вин Кастелло.
Роберт у них.
Перед ее глазами все еще стояли полные отчаяния глаза Лэнгдона, когда солдаты тащили его обратно в крипту через световой колодец. Она не очень сомневалась, что захватившие быстро убедят его, так или иначе, раскрыть все, о чем он догадался.
Мы не в той стране.
Но куда печальнее было осознание ею того, что захватившие Лэнгдона, не откладывая, раскроют ему истинную суть положения.
Прости, Роберт.
За все.
Пожалуйста, знай, что у меня не было выбора.
Странно, но Сиенна уже скучала по нему. Здесь, среди скопления народа в Венеции, она почувствовала, как в ней проснулось знакомое чувство одиночества.
В этом чувстве не было ничего нового.
С самого детства Сиенна Брукс чувствовала себя одинокой.
Обладая с детства исключительным умом, Сиенна все свои молодые годы ощущала себя незнакомкой в чужой стране, пришелицей, угодившей в мир одиночества. Она пыталась заводить друзей, но её сверстники погрязли в легкомысленных увлечениях, которые были ей неинтересны. Она пыталась относиться с уважением к старшим, но большинство взрослых казались ей подросшими детьми, лишенными элементарного понимания окружающего их мира и, что печальнее всего, у них не было к нему интереса или озабоченности.
Было ощущение, что у меня нет ничего общего с людьми.
Так Сиенна Брукс выучилась быть призраком. Невидимкой. Она научилась вести себя как хамелеон, играя роль обычного человека из толпы. Её детская страсть к театральной сцене, она в том не сомневалась, взялась от стремления, ставшего позже мечтой её жизни — стать другой.
Нормальным человеком.
Её выступление в шекспировской пьесе «Сон в летнюю ночь» позволило ей к чему-то приобщиться, и взрослые актёры помогали ей без проявления снисхождения. Однако, радость её была недолгой и испарилась в тот момент, когда она после премьеры покинула сцену и столкнулась лицом к лицу с уймой людей из популярной прессы, в то время как её коллеги по сцене тихо ушли незамеченными с чёрного хода.
Теперь и они меня ненавидят.
К семи годам Сиенна была достаточно начитанной, чтобы поставить себе диагноз: глубокая депрессия. Когда она сказала об этом родителям, пожалуй, они были ошарашены не больше обычного странностями своей дочери. Тем не менее, они отправили её к психиатру. Врач задал ей множество вопросов, которые Сиенна уже сама себе задавала, а потом выписал ей сочетание амитриптилина и хлордиазэпоксида.
