Дэвид Балдаччи - Абсолютная власть
Фрэнк покачал головой.
– Довольно неприятная беседа.
– Да, да, очень неприятная. А сейчас, лейтенант, боюсь, мне нужно вернуться к делам. Фрэнк не сдвинулся с места.
– Почему, по-вашему, он позвонил именно вам? И в такое позднее время?
Президент вновь сел, быстро взглянув на Бертона.
– Уолтер был одним из моих самых близких друзей. У него был довольно необычный распорядок дня, но и у меня – тоже. Мне не кажется необычным то, что он позвонил в такое время. В последние несколько месяцев я получал от него мало известий. Как вы знаете, он тяжело переживал случившееся. Уолтер был из тех людей, кто страдает в одиночестве. А теперь, Сет, прошу меня извинить...
– Мне просто кажется странным, что из всех людей, кому он мог позвонить, он выбрал именно вас. Я имею в виду, что вполне могло оказаться, что вас не будет на месте.
Президенты много времени проводят в разъездах. Поэтому мне важно понять ход его мыслей.
Президент откинулся на спинку кресла, сцепил пальцы и перевел взгляд на потолок. “Этот полицейский хочет поиграть, чтобы продемонстрировать мне свою смекалку”. Он вновь посмотрел на Фрэнка и улыбнулся.
– Умей я читать мысли, я бы не испытывал необходимости в опросах общественного мнения.
Фрэнк улыбнулся.
– Не думаю, что нужно быть телепатом, чтобы предсказать, что именно вы будете занимать этот пост в течение следующих четырех лет, сэр.
– Спасибо, лейтенант. Все, что я могу вам сказать, это то, что Уолтер Салливан мне звонил. Кому он мог еще позвонить, если собирался покончить с собой. Его родственники отдалились от него после женитьбы на Кристине. У него было много деловых партнеров, но очень мало людей, кого он мог назвать настоящими друзьями. Мы с Уолтером были знакомы много лет, и я считал его своим вторым отцом. Как вы знаете, я проявил большую заинтересованность в расследовании обстоятельств смерти его жены. Все это вместе может объяснить тот факт, что он желал побеседовать со мной, в особенности, собираясь покончить жизнь самоубийством. Вот и все, что мне известно. Простите, но больше ничем помочь не смогу.
Открылась дверь. Фрэнк не знал, что для вызова президент нажал маленькую кнопку под крышкой своего стола.
Президент посмотрел на свою секретаршу.
– Я скоро приду, Лу. Лейтенант, если я чем-то еще смогу быть вам полезен, дайте знать Биллу. Пожалуйста.
Фрэнк закрыл свой блокнот.
– Благодарю вас, сэр.
После того как Фрэнк вышел, президент уставился в Дверной проем.
– Бертон, как фамилия адвоката Уитни?
Бертон на мгновение задумался.
– Грэм. Джек Грэм.
– Я где-то слышал эту фамилию.
– Работает у Паттона, Шоу и Лорда. Компаньон фирмы. Глаза президента остановились на лице агента.
– Что-то не так? – спросил тот.
– Я не уверен. – Ричмонд отомкнул ящик своего стопа и достал записную книжку, где содержалась всякая неслужебная информация. – Не забывайте, Бертон, что очень важная улика, за которую мы умудрились заплатить пять миллионов долларов, до сих пор не всплыла.
Президент пролистал записную книжку. В эту драму было вовлечено, в той или иной степени, множество людей. Если бы Уитни передал своему адвокату нож для вскрытия конвертов вместе с описанием случившегося, весь мир уже узнал бы об этом. Ричмонд вспомнил церемонию награждения Рансома Болдуина в Белом доме. Грэм явно не был застенчивым человеком. Очевидно, в то время он не знал о ноже. Но тогда кому Уитни мог его отдать, если он вообще его отдал?
Пока президент детально анализировал события и просчитывал возможные варианты их развития, на аккуратно заполненной его рукой странице блокнота он обнаружил еще одно имя. Имя человека, которого до сих пор никто не принимал в расчет.
* * *В одной руке Джек держал пакет с продуктами, в другой – кейс, и при этом он ухитрился вытащить из кармана ключ. Прежде чем он успел вставить его в замок, дверь открылась.
– Я не думал, что ты уже пришла, – удивился Джек.
– Ты мог и не заходить в магазин. Я сама могла бы что-нибудь приготовить.
Джек вошел в квартиру, поставил кейс на кофейный столик и направился в кухню. Кейт смотрела ему вслед.
– Слушай, ты ведь тоже весь день работала. Почему ты обязана готовить?
– Этим занимаются все женщины, Джек. Оглянись вокруг.
Он появился из кухни.
– Не спорю. Хочешь бифштекс с кисло-сладким соусом? Еще у меня есть пирожные.
– Мне все равно. Правда, я не очень-то голодна.
Он опять удалился и вернулся с двумя полными тарелками.
– Знаешь, если ты не будешь есть больше, тебя начнет сдувать ветром. Я уже начинаю подумывать, а не наполнить ли камнями твои карманы.
Он, скрестив ноги, сел на полу рядом с ней. Она ковырялась в своей тарелке, пока он поглощал содержимое своей.
– Как у тебя дела на работе? Знаешь, ты могла бы отдохнуть еще пару дней. Ты всегда перегружаешь себя работой.
– Подумать только, кто это говорит. – Она взяла пирожное, а потом положила его обратно.
Он отставил свою вилку и посмотрел на нее.
– Тебя что-то мучает?
Она перешла на диван и сидела там, нервно теребя свое ожерелье. Не успев снять свою рабочую одежду, она выглядела изнуренной и была похожа на сломанный ветром цветок.
– Я много думаю о том, как поступила с Лютером.
– Кейт...
– Дай мне договорить. – Ее голос хлестнул его, подобно кнуту. Она продолжала более спокойно: – Я пришла к выводу, что мне никогда этого не забыть, поэтому надо смириться с этим фактом. Возможно, то, что я сделала, не было неправильным по множеству причин. Но, по меньшей мере, по одной причине это точно было неправильным. Он был моим отцом. Как бы неубедительно это ни звучало, это достаточно серьезная причина. – Она вертела свое ожерелье до тех пор, пока оно не свернулось в несколько маленьких узелков. – Мне кажется, став юристом, по крайней мере, таким юристом, каким я являюсь теперь, я превратилась в человека, который мне самой несимпатичен. Не очень-то приятно делать подобные открытия, когда тебе вот-вот стукнет тридцать.
Джек накрыл своей ладонью руку Кейт, чтобы та не дрожала. Кейт не двигалась. Он чувствовал, как у нее в венах пульсирует кровь.
– Учитывая все сказанное, думаю, мне необходимы серьезные перемены. В жизни, карьере, во всем.
– О чем ты говоришь? – Он поднялся и сел рядом с ней. У него участилось сердцебиение; он понимал, к чему она клонит.
– Я больше не собираюсь работать прокурором, Джек. Более того, я больше не собираюсь работать юристом. Сегодня утром я подала прошение об отставке. Должна признаться, они были в шоке. Сказали, чтобы я хорошенько подумала. Я ответила, что обо всем подумала и все решила.
– Ты уволилась? – с явным недоверием спросил он. – Господи, Кейт, ты же стольким пожертвовала ради карьеры. Ты не можешь взять и от всего отказаться.
Она резко поднялась и, подойдя к окну, посмотрела наружу.
– Все решено, Джек. Я не отказываюсь ни от чего хорошего. Мои воспоминания о том, чем я занималась последние четыре года, сродни фильму ужасов. Это совсем не то, о чем я думала, будучи первокурсницей, когда изучала великие принципы юриспруденции.
– Не нужно себя недооценивать. Благодаря тебе наши улицы стали намного безопаснее.
Она повернулась и посмотрела на него.
– Я уже не в состоянии сдерживать этот поток. Меня давно унесло в открытое море.
– Но что ты собираешься делать? Ты же юрист.
– Нет. Ты неправ. Лишь небольшой период своей жизни я была юристом. Моя жизнь до того времени нравилась мне намного больше. – Она смотрела ему в лицо, скрестив руки на груди. – Ты ясно дал мне это понять, Джек. Я стала юристом, чтобы рассчитаться со своим отцом. Три года в школе и четыре года, когда в жизни я не видела ничего кроме зала суда, – слишком дорогая цена. – Из ее горла вырвался глубокий вздох, она вновь задрожала, но вскоре взяла себя в руки. – Кроме того, думаю, что теперь я расплатилась с ним сполна.
– Кейт, ты ни в чем не виновата. – Он осекся, увидев, что она отворачивается от него. Ее следующие слова потрясли его.
– Я уезжаю, Джек. Пока не знаю, куда именно. У меня есть небольшие сбережения. Может, поеду куда-нибудь на юго-запад. Или в Колорадо. Туда, где ничто не будет напоминать мне о Вашингтоне. Надеюсь, это поможет мне начать новую жизнь.
– Значит, уезжаешь, – сказал Джек больше для себя, чем для нее. – Уезжаешь, – он повторил это слово, будто пытаясь избавиться от него и одновременно истолковать его таким образом, чтобы оно не причиняло ему столь глубокую боль.
Она посмотрела на свои руки.
– Меня ничто здесь не держит, Джек. Он взглянул на нее и скорее почувствовал, чем услышал, гневный ответ, сорвавшийся с его губ:
– Черт тебя возьми! Как ты смеешь говорить подобные вещи7!
Наконец, она взглянула на него. Он почти физически ощутил надлом в ее словах.
