Мощи Распутина. Проклятие Старца - Валтос Уильям М
Но больше всего в его внешности ее насторожили глаза.
Они были холодными: холодными, серыми и жестокими.
«Слишком жестокими для священника», — подумала она.
Они сидели глубоко в глазницах, над которыми нависли тяжелые надбровные дуги, и напоминали ей двух злобных бесов, готовых выскочить из своих нор и наброситься на нее, когда она отвернется. Ей казалось, будто один только взгляд епископа пригвоздил ее к месту.
Глухим голосом с сильным русским акцентом он назвал Николь свое имя и сообщил, что лично проведет службу за упокой души Павла Ивановича Даниловича; И сделает это по старым церковным традициям. В первый раз Николь слышала, чтобы кто-то называл полное русское имя Пола.
— У меня не хватит денег на богатые похороны, — сказал Николь.
— У тебя нет выбора, — ответил епископ. — Все уже решено. При рождении твоего мужа крестили в церкви Святой Софии, и теперь он будет погребен на кладбище рядом с ней.
Николь не знала, что ответить. Ей еще не приходилось сталкиваться с русским епископом. В его темной фигуре она видела олицетворение той церкви, что отлучила ее мать, родившую дочь вне священного брака. Николь хотелось захлопнуть перед ним дверь, но ее остановил страх, вызванный его необычным поведением.
К тому же ее беспокоил вопрос: а чего бы хотел Пол? Желал ли он быть похороненным по православной традиции? Она вдруг поняла, что ничего не знала о его религиозных убеждениях. Их брак в Лас-Вегасе был светской церемонией без религиозных обрядов.
— Пол никогда не говорил о вашей церкви, — после недолгих колебаний она добавила: — Мы с ним не обсуждали религию, — они вообще мало говорили о прошлом друг друга. Она слишком стыдилась своего, а он, к счастью, оказался достаточно понимающим, чтобы избегать провокационных разговоров.
— Твой муж отвернулся от веры своих предков уже давно, — объяснил епископ. — Но это не значит, что мы имеем право лишить его душу вечного блага, которое дают православные похороны.
— Я не уверена… — Николь замялась, чувствуя, как слабеет под тяжелым взглядом епископа. — Я хочу сделать, как правильно, но не знаю, чего бы хотел он.
— Я понимаю, девочка моя. Для тебя сейчас настали тяжелые времена. Но для похорон все уже готово. Сначала мы должны прочитать службу по усопшим, — это традиция старообрядческой церкви — а твое соглашение не больше, чем формальность: могила уже вырыта и подготовлена.
— Не знала, что у Пола есть место на кладбище.
— Его приобрели на случай внезапной смерти, — сказал епископ. — Точно такое же приобретение было сделано и для тебя. На кладбище рядом с могилой твоего мужа куплено место, и оно ожидает тебя.
10
Николь на время лишилась дара речи.
— Не надо бояться, девочка моя, — епископ словно прочитал ее мысли. — Места для могил были приобретены задолго до вашей свадьбы в надежде на то, что Пол однажды женится и его жена обретет вечный покой рядом с ним. Наше кладбище маленькое, и многие горожане покупают места загодя.
— Кто… кто купил их?
— Земля была приобретена Иваном Даниловичем, — сказал епископ.
— Отцом Пола…
— Иван выбрал места для каждой могилы, включая свою собственную, много лет назад. Он хотел, чтобы и после смерти его окружали люди, которых он любил при жизни. Он был истинным христианином, преданным старым традициям. Его смерть стала утратой для всех нас, и особенно для Церкви, которую он так глубоко любил. Да упокоит Господь его бессмертную душу, — епископ медленно осенил себя крестным знамением.
— Если все уже готово, то зачем вы пришли сюда? — ее начинал раздражать этот священник и его постоянные попытки заглянуть в дом, как будто он ждал приглашения войти.
— Мне нужно что-нибудь ценное.
— Боюсь, у меня для вас ничего нет.
— Ты не так меня поняла. Я пришел не за подаянием. Мне нужен какой-нибудь предмет, который был для него ценным, чтобы положить с телом Пола в гроб, — увидев озадаченное выражение ее лица, он поспешно добавил: — Такова одна из наших традиций — класть в гроб что-нибудь дорогое для усопшего.
— Не припомню ничего такого, — ответила она в надежде, что теперь он уйдет.
— Может быть, четки… или икона… или какой-нибудь священный предмет?..
Он опять сверлил ее взглядом. Она хотела отвести глаза, но поняла, что не в силах.
— Я… не думаю, что у него что-то было, — пробормотала она.
— Возможно, отец ему что-нибудь оставлял?
— Он завещал Полу дом и всю мебель…
— Я говорю о чем-то, связанном с религией. Может быть, Пол тебе об этом даже и не рассказывал.
Конкретика в его предположении заставила ее вспомнить похожий ход допроса коронера.
— Кто-то уже спрашивал тебя о таком предмете? — вдруг спросил епископ, словно прочитав ее мысли.
Она покачала головой, хотя и знала, что лгать ему бессмысленно.
— Опять этот шпион, коронер! — воскликнул епископ. — Глупец! А ты, наверное, еще ничего такого не нашла? Продолжай искать. Иван хотел бы, чтобы ты продолжала поиски.
Потом, уже когда епископ покинул ее дом, она вспомнила о ключе от банковского сейфа. У нее появилась мысль, что именно ключ нужен был священнику. К счастью, во время разговора она о нем не вспомнила. Судя по всему, какими бы ни были телепатические способности священника, проникать сквозь пробелы в памяти он не мог.
11
На похороны пришло несколько десятков людей в основном, пожилых. Вероятно, друзья Пола. Появился и тот полицейский, Росток. Он стоял у дальней стены — на почтительном расстоянии от проводившейся службы, однако достаточно близко, чтобы видеть Николь.
Всю службу епископ читал на русском языке. Словно завороженная, она слушала молитву. Несмотря на торжественный голос епископа, его речь была непонятна для Николь, и она чувствовала себя оскорбленной. Ей казалось, будто епископ желает показать, что это он теперь пастырь души мужа, принимающий ее обратно в лоно древней церкви, к которой Николь никогда не принадлежала.
На кладбище епископ продолжил читать службу на своем языке. На молодую вдову он обращал внимание только тогда, когда нужно было показать, на каком месте она должна стоять в той или иной части ритуала. Николь по возможности старалась не смотреть ему в глаза, страшась его способности читать мысли. Она боялась, что он может узнать то, что она предпочла бы скрыть.
Как и говорил епископ, рядом с ямой, куда опускали гроб с телом Пола, оставался неиспользованный участок земли. Он предназначался ей как любезный подарок Ивана Даниловича: старик, судя по всему, к чужим смертям готовился так же тщательно, как и к своей.
После похорон Николь вернулась в двухэтажный дом, который теперь принадлежал ей. До этого он перешел к Полу по завещанию его отца, и теперь, после смерти Пола, достался ей как вдове.
Дом представлял собой ветхое строение, которое, несмотря на острую потребность в ремонте, стоило немало денег. На следующий день после смерти Ивана местный адвокат сообщил Пелу, что некий покупатель, пожелавший остаться анонимным, предлагал за дом триста тысяч долларов. Николь считала, что сама Судьба распорядилась так, что Пол отклонил предложение и в тот же день отправился в Лас-Вегас, где у него оставались незаконченные дела. В последний вечер своего пребывания там он встретил Николь, свою будущую жену. Но Зачем Судьбе было сводить их вместе, спрашивала она себя? Зачем было заманивать Николь сюда и дразнить вкусом спокойной жизни в замужестве, если потом, когда она наконец полюбила незнакомца, ставшего ее мужем, та же Судьба забрала у нее все; сделав еще более одинокой и несчастной, чем когда бы то ни было?
Ее шаги по деревянному полу, который муж с любовью довел до состояния прежнего блеска, эхом отзывались в стенах дома. Как мало продлилось здесь ее счастье!
Именно в этом доме она впервые обрела чувство семьи. Своего биологического отца она никогда не знала, и уж тем более не знала ни деда, ни бабки. Все те мужчины, с кем развлекалась ее мать, для Николь навсегда остались незнакомцами — порождениями похоти, о которых она изо всех сил старалась забыть.
