Эшли Дьюал - Одинокие души (СИ)
Внезапно дверь палаты резко отлетает в сторону и в комнату врывается мощный поток воды. Окна разбиваются. Через них так же несется бешеной струей пенистая бездна.
— Что происходит? — испуганно вскрикиваю я, хочу подорваться, но вдруг понимаю, что больше не нахожусь на груди Максима. Я привязана к кровати. Я одна. Никого рядом. А комната с каждой секундой все больше и больше наполняться водой.
— Эй! — кричу я, и панически осматриваюсь. — Кто-нибудь! Максим! Помогите!
Что происходит? Горло сдавливают невидимые силы. Я начинаю плакать. Сильно, громко, судорожно. Мне страшно. Сильно страшно! Я оглядываю палату, чувствую, как вода достигает моих привязанных ног, и судорожно дергаю руками. Тщетно. Они намертво прикреплены к стенке кровати.
— Помогите! — ору я, извиваясь в разные стороны. — Кто-нибудь! Прошу вас! Пожалуйста!
Тишину прерывает звук бурной реки. Словно водопад, на меня сверху начинает литься вода, и внезапно с диким грохотом рушится потолок. Он падает на мое туловище, придавливает его, уносит куда-то вглубь, и хотя это невозможно, я вдруг понимаю, что погружаюсь, иду ко дну…
Руки и ноги внезапно оказываются на свободе.
Я пытаюсь пошевелить ими. Пытаюсь плыть. Бесполезно.
Мое тело оседает все ниже, и ниже. Странные силы тянут меня вглубь, и если сначала я хотела сопротивляться, то сейчас наоборот, принимаю свою смерть, как нечто неизбежное.
Я устала бороться. Устала терять близких. Устала искать выходы, когда их нет.
Может, единственный правильный вариант — это покончить со своей жизнью?
Закрываю глаза, и иду ко дну.
Самый спокойный момент за все прошедшие месяцы. И этот момент — момент перед смертью.
Родители расстроятся, если я погибну. Возможно, Карина тоже пустит слезу. Но все это сущие пустяки. Главное, что я, наконец, обрету покой, а он мне так необходим. Я так его жажду.
Погружаюсь все ниже и ниже. Сверху меня придавливает огромная масса воды, снизу — поджидает вечность. Я готова принять смерть, если это облегчит страдания. Готова умереть, если это позволит возродиться заново и исправить все ошибки. Готова пережить жизнь.
Пережить жизнь…
Чувствую, как тьма окутывает тело своим холодным одеялом. В горло впиваются тысячи ножей. Оно горит, оно нуждается, как и сердце в воздухе. Но его нет. И его не будет больше никогда.
Скоро боль исчезнет. Скоро будет хорошо. Я знаю. Я жду этого.
Но вместо загадочного облегчения, я вдруг ощущаю странное тепло на своих губах. Резко открываю глаза, и даже несмотря на воду, на мельчайшие пылинки, на мрак бездны, четко вижу перед собой Максима.
Ошарашенно хочу что-то сказать, но мои губы в его власти.
Неожиданно понимаю, что больше не чувствую коликов в горле. Грудную клетку перестают сдавливать невидимые силки, кровь возобновляет круги по организму, кислород вдруг появляется в теле.
Я оживаю: Макс передает мне свой воздух, передает свою жизнь.
Он медленно отстраняется, прикасается пальцами к моей щеке и улыбается.
Боже. Какой он красивый. Я едва сдерживаю слезы. Хотя, может, и не сдерживаю. Их попросту не видно.
Его волосы смазанными черными линиями обрамляют лицо. Темно-синие глаза смотрят в мою душу и говорят: не смей опускать руки, не смей прекращать бороться.
Но я так слаба!
Будто прочитав мои мысли, Бесстрашный притягивает меня к себе. Крепко-крепко обнимает и кладет холодную щеку на мое плечо.
Мысленно прошу: не покидай меня, пожалуйста. Останься со мной.
И в ответ слышу: я всегда с тобой, Любимая. С этого момента и в вечность.
Сердце разрывает от боли. Неужели это конец? Неужели я больше никогда не увижу Максима? Нет… пожалуйста… нет!
Парень прикасается ледяными губами к моему лбу и протягивает свою руку. Не собираюсь двигаться, так как знаю, что это означает конец всему тому, что между нами было, но все же берусь за тонкие длинные пальцы Макса. В ту же секунду, понимаю, что он начинает тянуть меня на поверхность.
Все выше, и выше, и выше. Вечность остается не в удел.
Я возвращаюсь к жизни, умирая. Ведь существовать без этого парня — значит погибнуть.
Страх одиночества проедает внутри огромную дыру. Хочу всегда находиться рядом с Максимом, хочу всегда находиться под его защитой, хочу всегда его любить и быть его любимою, но понимаю, что это невозможно.
Успеваю сжать пальцы Бесстрашного в тот самый момент, когда оказываюсь на поверхности и неожиданно подрываюсь в кровати.
Открываю глаза, осматриваюсь и начинаю плакать. Сильно плакать. Плакать так, словно потеряла не близкого человека, а потеряла свое сердце.
Моя душа мертва.
И этот сон — насмешка богов.
Лучше бы я умерла в тот самый день, когда упала с крыши. Лучше бы я умерла.
Когда умирает любимый человек, ты перестаешь быть частью мира.
Ты больше не хочешь двигаться. Не хочешь есть. Не хочешь спать. Ты не хочешь дышать.
Впадаешь в странное чувство, называемое апатией, которое выедает остатки разума, остатки чувств. И ты исчезаешь. Постепенно. Медленно. Рассыпаешься на мелкие кусочки личности, перестаешь замечать реальность и жить в ней. Ты больше не обязан ощущать силу притяжения. Тебя вполне устроит расклад, в котором земля отпустит твое тело и разрешит ему покинуть границы вселенной. Тебе плевать на окружающих. Плевать на самого себя. Ты лишен эмоций, лишь чувствуешь невыносимую боль, которая вскоре сливается с мертвым биением твоего сердца и становится неотъемлемой его частью.
Я потеряла свое будущее. Потеряла свое спасение.
Моя любовь умерла, и теперь жизнь стала не просто серой, она стала черной.
Несколько часов подряд, подушка утопала в моих слезах. Сейчас она полностью мокрая, жесткая. Но я не обращаю на это внимания. Просто лежу и смотрю в одну точку перед собой. На фортепиано. Оно когда-то излечивало раны.
Это время прошло.
С того момента, как Астахов привез меня домой, я не выхожу из комнаты и не собираюсь это делать. Пытаюсь дышать ровно, но иногда сбиваюсь и ощущаю дикую боль во всем теле. Затем вновь стараюсь восстановиться и вновь вглядываюсь в темное дерево инструмента. Все думаю о том, что неплохо было бы позвонить тому, кто сможет его настроить.
Хотя на самом деле мне плевать.
В комнату кто-то заходит. Я не отрываю глаз от фортепиано.
— Лия?
Это мама.
— Лия? Давай поедим. Пожалуйста.
Я молчу.
— Нужно питаться, чтобы не было плохо.
Наверно, мое повторное молчание дает ей понять, что мне плевать на свое самочувствие.
— Дорогая, — неожиданно срывается мама, и я слышу, как она тихо всплакивает. Хочу посмотреть на неё, но не двигаюсь. — Пожалуйста, не поступай так с нами. То, что случилось в парке, это ужасно. Но ты не должна замыкаться в себе.
Закрываю глаза, и стискиваю зубы. Мне вновь больно. Ужасно больно! Рана раскрыта, кровь льется наружу. Судорожно вдыхаю воздух и прикусываю губу.
— Лия, пожалуйста, скажи мне что-нибудь! — умоляет мама. — Не молчи.
Её слова бьют по мне, словно пощечины. Я понимаю, что должна ответить, но не могу пересилить ноющее чувство в груди.
— Я знаю, что ты вновь связалась со стаей, и если это успокоит тебя — я ничего не скажу против. В конце концов, это твоя жизнь, и твой выбор. Мы с отцом не должны были ограждать тебя от друзей, так что прости нас.
Неужели она считает, что извинения сейчас облегчат мою душу?
Спасибо, конечно, но мне плевать.
Я молчу.
Неожиданно мама подходит ко мне, садится рядом и касается холодной рукой моего ещё более холодного плеча. Она медлит. Тяжело дышит.
Я напрягаюсь, так как уже отвыкла от подобной близости, но все же с любопытством замираю.
— Мне так жаль, — срывающимся голосом шепчет она, и краем глаза я замечаю, как безвольно повисает ее голова. — Так жаль, что тот мальчик погиб.
О боже, нет. Только не произноси его имени. Прошу. Не надо. Это меня убьет.
И, словно специально, мама продолжает:
— Максим был хорошим. Мне всегда казалось, что вы вдвоем просто попали в плохую компанию. Хотя, признаться, я не очень любила его, так как считала, будто он разрушает твои отношения с Лешей. Это глупо, наверное. — Она вздыхает, а я крепко зажмуриваюсь. Не могу слушать про него, и одновременно дышать. — И все же, я старалась сохранять в себе негативное к нему чувство. Парень влиял на тебя плохо. Ты приходила домой поздно, вытворяла безумные вещи. Папа твердил, что это Максим виноват. Что если бы не он, ты бы не стала тем, кем являлась на тот момент. И я верила. Верила и закрывала глаза на то, что он всегда доводил тебя до дома, передавал практически в руки. Максим так смотрел на тебя, — мама загадочно затихает, а я борюсь со вновь прикатившими слезами. — Так, как смотрят на драгоценное хрупкое создание. Но все же в тот день… в тот самый день, когда ты упала с крыши, я внезапно осознала, что твоя безопасность превыше ваших чувств. И знаешь, что самое интересное? Он тоже это понял. Мне так больно было смотреть на его глаза. Казалось, что Максим умер, когда отец сказал ему не приближаться к тебе ни на шаг, но он… он выстоял. Он не проронил ни слова, кивнул и ушел. И тогда я осознала: боже, Лия, как же сильно он тебя любил! Любил тебя так искренне и безумно, что готов был подавить свои чувства, но сохранить тебе жизнь, позволить начать все заново. — Мама восторженно выдыхает, а я открываю глаза. Непроизвольно отвожу взгляд с фортепиано и смотрю на неё. Жду продолжения. Её слова соединяют меня с Максимом. Он словно оживает, когда она описывает его действия, поступки: вечно храбрый, сильный и любящий мой хранитель. — Пару раз я видела его, когда он следил за тобой возле нашего дома. Или сторожил около школы. Он всегда убегал, я не успевала с ним поговорить, но однажды, схитрив, я обвела его вокруг пальца. Сделала вид, что проведя тебя до школы, иду домой, а на самом деле свернула за угол, и дождалась, пока он тоже туда попадет. Максим сразу стал оправдываться, попросил прощения, пообещал, что больше никогда не взглянет в твою сторону. А я… я посмотрела на этого молодого, неопытного парня, посмотрела на его грустные глаза, на его уставшее лицо и просто сказала: спасибо. — Я удивленно замираю, а мама продолжает. — Это странно, но я перестала отводить тебя в школу, перестала тебя оттуда забирать. И все после нашей встречи, ведь я знала, что Макс всегда рядом с тобой. Знала, что он всегда сможет тебя защитить.
