Джоанн Харрис - Мальчик с голубыми глазами
Стиль для Голубоглазого очень важен. Ему надо чувствовать, что в его действиях есть поэзия, есть великая цель. Ему бы хотелось совершить что-нибудь более сложное, даже прихотливое, может, расчленить труп или отсечь голову — что-нибудь драматичное, эксцентричное и странное. Чтобы заставить их всех дрожать от ужаса, чтобы сразу выделиться на общем сером фоне. А впрочем, гораздо важнее другое его желание — желание смотреть, как она умирает, видеть выражение ее лица, заставить ее хотя бы перед смертью понять, кто он…
Благодаря своим постоянным наблюдениям он знает, что, оставаясь дома одна, миссис Беби-Блю любит подолгу принимать ванну. Она не меньше часа мокнет в ванне, читая журналы — он видел оставшиеся от воды пятна на стопках макулатуры, которую она выносит на помойку. Он видел мерцание ароматических свечей в окне ванной, покрытом морозными узорами, чуял запах ее геля для душа и увлажняющего молочка для тела в той воде, что из ванны устремлялась в сливную решетку. Время, когда Беби-Блю принимает ванну, для нее священно. Она не отвечает на телефонные звонки и не открывает дверь, даже если упорно звонят. Это ему точно известно — он попробовал ей звонить. И дверь оказалась незапертой…
Итак, он ждет в саду. Наблюдает за домом, зная, что вскоре засияют свечи и зашумит вода в трубах. Дождавшись, когда миссис Беби-Блю опустится в теплую воду, он совершенно неслышно входит в дом.
Интерьер там полностью изменен. На стенах новые картины, в основном абстракции, в холле на полу — аксминстерский ковер в алых и коричневых тонах.
Аксминстер. Акс. Минстер. Красное слово. Интересно, что оно означает? Если «акс» (axe) — «топор», то, может, это «тот, кто убивает топором»? Но «минстер» (minster) — «церковь». Значит, убийство в церкви? Эти мысли на какое-то время отвлекают его, вызывая внезапное головокружение и слабость, и сразу же во рту появляется тот жуткий вкус — фруктовый, сладкий, чуть гнилостный, возвещающий приближение знакомых головных болей. Голубоглазый старается сосредоточиться на синем цвете — только он способен его утешить и успокоить. Синий цвет — точно уютный спасительный плед, за которым он каждый раз тянется, если чувствует себя одиноким или испуганным. И он закрывает глаза, стискивает кулаки и думает: «Я ни в чем не виноват».
Когда же он снова открывает глаза, то обнаруживает, что противный вкус и головная боль исчезли. Он снова озирается, оглядывая безмолвный дом. Да нет, в основном все так, как ему и помнилось. Тот же резкий запах скипидара, те же фарфоровые куколки, так и не выброшенные, сидят за стеклом в гостиной, изумленно тараща глаза, и выглядят в своих поблекших браслетах и кружевах довольно зловеще.
Ванная комната выложена плиткой. Цвета — аквамарин и белый. Миссис Б. сидит в воде с закрытыми глазами, расслабившись и откинув назад голову. Но лицо у нее почему-то бирюзового цвета — понятно, какая-то маска красоты. На полу валяется журнал «Вог». Пахнет земляникой. Миссис Б. любит всякие отдушки для ванны, от которых у нее на коже остается странный блестящий слой вроде звездной пыли.
Stellatio — акт непреднамеренного нанесения такой сияющей звездной пыли на тело другого человека без его ведома и согласия.
Stellata — крошечные блестки, которые прилипают к волосам и коже, так что и через три месяца он еще обнаруживает их у себя в доме, азбукой Морзе отстукивающих информацию о его виновности.
Он безмолвно созерцает миссис Б. «Сейчас можно», — говорит он себе. Но порой потребность оказаться замеченным так сильна, что он не выдерживает, и, потом, ему действительно хочется увидеть ее глаза. И то, с каким выражением она посмотрит на него. Он еще мгновение медлит, и тут, словно что-то почувствовав, она оживает и поворачивается к нему. В ее широко открытых глазах сначала нет ни капли испуга, только безмерное удивление, такое же, как и в глазах фарфоровых кукол, сидящих на полке в гостиной; затем она резко садится, и волны, поднявшиеся в ванне от этого рывка, сбивают ее, делая тяжелой, медлительной, неповоротливой, и запах земляники внезапно становится ошеломляюще сильным. Сверкающая вода плещет Голубоглазому прямо в лицо; он наклоняется, почти ныряя в ванну, а она беспомощно отталкивает его, бьет кулаками, и тогда он хватает ее за покрытые мыльной пеной волосы и толкает под воду…
Оказывается, это совсем нетрудно. И все-таки ему неприятно, что в ванной такой беспорядок, а эта женщина вся покрыта какой-то сияющей дрянью, от которой теперь и у него блестит кожа. Аромат синтетической земляники усиливается. Миссис Б. хрипит и сопротивляется, придавленная его весом, но сила тяжести действует против нее, и масса воды удерживает ее на дне.
Голубоглазый выжидает несколько минут, вспоминая розовые вафли из жестяной банки с надписью «Фэмили секл», и еще один запах всплывает в памяти голубоватым светом молнии — запах череды слов: вафли, причастие, Святой Дух. Только после этого он позволяет себе расслабиться, ждет, когда успокоится дыхание, и аккуратно, методично принимается за уборку.
Никаких отпечатков пальцев не будет — на нем резиновые перчатки, а башмаки свои он снял еще в прихожей, как и полагается хорошему мальчику, пришедшему в гости. Он проверяет, не осталось ли следов на теле; нет, оно выглядит вполне нормально. Он вытирает разбрызганную по всей ванной воду, но свечи не гасит.
Затем стаскивает с себя мокрую рубашку и джинсы, складывает их, сует в спортивную сумку и переодевается в чистую одежду, предусмотрительно принесенную с собой. Дом он оставляет точно таким, каким застал его.
А мокрую одежду уносит с собой и потом сразу сует в стиральную машину.
«Ну вот, — думает он. — И никаких следов».
Он ждет разоблачения — но к ним даже никто не приходит. Ему снова все отлично удалось. Однако на этот раз никакой эйфории не возникает. Скорее он испытывает утрату; и резкий медно-кислый вкус мертвых овощей, так сильно напоминающий вкус проклятого витаминного напитка, потихоньку прокрадывается в глотку, и рот наполняется слюной, и Голубоглазый, морщась, содрогается в рвотных позывах…
Почему же на этот раз все иначе? Почему теперь он должен чувствовать утрату, когда все так близко к завершению? И откуда это ужасное ощущение, что он, как часто говорит его мать, вместе с водой выплеснул и ребенка?
КОММЕНТАРИЙ В ИНТЕРНЕТЕClairDeLune: Спасибо за эту историю, Голубоглазый. Здорово, что ты прочел ее на семинаре! Надеюсь, в следующий раз ты появишься довольно скоро. Помни, мы всегда с тобой!
Chrysalisbaby: хотелось бы послушать как ты сам читаешь J
Captainbunnykiller: Круто! ЛОЛ!
Toxic69: Знаешь, приятель, это даже лучше, чем секс. Но если ты сумеешь когда-нибудь написать сразу и о том и о другом…
7
Время: 23.59, вторник, 19 февраля
Статус: ограниченный
Настроение: одинокое
Музыка: Motorhead, The Асе of Spades
Конечно, нужно делать скидку на поэтические вольности. Хотя порой вымысел куда лучше реальной жизни. Возможно, это и правильно. Убийство — это убийство, осуществляется ли оно с помощью яда или утопления в ванне, своими руками или чужими, по чьему-то наущению или по собственной воле, путем подкладывания бесконечных газетных вырезок или… В общем, убийство есть убийство, а вина есть вина, и в глубине любого художественного произведения бьется та или иная правда, такая же красная и кровавая, как живое сердце. Потому что убийство меняет всех — и жертву, и преступника, и свидетеля, и подозреваемого, — причем многократно и совершенно непредсказуемым образом. Убийство действует подобно троянскому коню — проникает в душу и дремлет там несколько месяцев, а то и лет, тайком собираясь с силами, выведывая секреты, разрушая связи и невообразимо искажая воспоминания, а потом наконец выныривает на поверхность и учиняет широкомасштабную оргию разрушения.
Нет, я не испытываю никаких угрызений совести. Во всяком случае, по поводу смерти Кэтрин. Тогда я действовал инстинктивно; это был тот самый инстинкт птенца, который борется за выживание в родном гнезде. И реакция моей матери тоже была инстинктивной. В конце концов, я остался ее единственным ребенком. И обязан был не только преуспеть, но и стать лучше всех. О благоразумии и осторожности речи не шло. Я принял наследие Бена. Я читал его книги. Носил его одежду. И когда разразился скандал вокруг Грэма Пикока, я рассказал историю Бена. Не то, что было на самом деле, а то, что вообразила моя мать, постаравшаяся раз и навсегда внушить людям, что мой брат — святой, невинная жертва и настоящая звезда нашего шоу…
Да, вот об этом я действительно жалею. Доктор Пикок был добр ко мне, но у меня не оставалось выбора. Ты-то понимаешь меня? Отказаться было немыслимо; я уже угодил в ловушку, мною же и поставленную, и теперь боролся за собственную жизнь — за ту жизнь, которую украл у Бенджамина.
