Замерзшее мгновение - Седер Камилла
— И могут принадлежать Бенгту Фальку, поддельному Марку Шёдину или кому-то еще. Если повезет, у нас будут отпечатки убийцы. Остается только найти самого убийцу.
— Да… — вздохнула Бекман. — Подумать только, если бы мы могли собрать всех каким-то образом фигурировавших в жизни жертв и снять у них отпечатки. Тогда, наверное, сразу получили бы ответ.
— В свое время мы все равно его найдем, — сказал Телль и сам восхитился своей внезапной способности утолять нетерпение других.
У него вдруг появилось непреодолимое желание рассказать Бекман о своем разговоре с Эстергрен, но мог ли он предать оказанное ему доверие?
— А что сыновья Вальца? — спросил он вместо этого. — Карлберг там?
— Нет. Кажется, он вызвал их на сегодня после обеда. Мария Вальц вроде бы начала кричать про адвоката…
Телль присвистнул.
— Ах вот как. Ну посмотрим, что из этого получится. Тогда она наверняка будет присутствовать при допросе младшего?
— Не знаю. Я могу попросить Карлберга позвонить тебе, если ты уже не вернешься сегодня.
— Нет-нет, — поспешно сказал Телль. — Не нужно. Я подъеду попозже… только выясню кое-что…
Его голос дрогнул. Телль не был уверен, хочет ли сегодня снова показаться на работе.
— Конечно. Тогда увидимся.
Он окончательно решился. Сейчас или никогда.
Он проехал поворот к месту преступления. Оттуда до дома Сейи было всего десять минут езды. Когда он набрался мужества и все-таки подошел к дому, для него оказалось неприятным сюрпризом, что свет в окнах не горит. Он растерянно застыл на лужайке, не зная, на что решиться. Чтобы окончательно удостовериться, он постучал в дверь. Его раздражало, что ее нет на месте, когда он наконец-то созрел. Одновременно с этим он испытывал облегчение, что разговор, исход которого он не мог предугадать, откладывается.
Удивительно, что ее машина припаркована у дороги.
Он открыл дверь в конюшню, и стоявшая там тишина подсказала ответ: она каталась верхом. Значит, встреча еще может состояться. Хотя он предпочел бы с головой окунуться в неизвестность, вместо того чтобы сидеть и ждать, рискуя поменять свое мнение и сбежать с поджатым хвостом.
Он с горечью сознавал, что не реагировал на ее сообщения и держал в напряжении, всеми способами пытаясь остаться недоступным. Это зависело исключительно от его собственной слабости и отсутствия стержня. Он не настолько глуп, чтобы не понять: она чертовски зла на него или разочарована. Разочарование, конечно, хуже всего.
Когда он увидел, что дверь в дом открыта, то решение пришло само собой. Он вошел и уселся в кухне, наслаждаясь теплом и досадуя на небрежность, позволившую человеку оставить свой дом, не предприняв даже простейшей меры предосторожности против воров. И она одна считает, что в атмосфере добрососедства не может случиться ничего плохого? Любое явление преступного характера было подобно ядовитому шипу, всаженному в невинность и доверие, и оставляло после себя заражение и незаживающие шрамы. Будучи полицейским, он определенно не обладал этим типом наивности. Скорее наоборот, достиг уже той ступени, на которой лишь малая толика человеческой изобретательности, направленной на порчу и кражу чужого имущества, могла его удивить.
На стене тикали часы. Звук вторгся в его мысли и разогнал их. Телль попробовал снять пальто, чтобы не усиливать впечатление, будто он лишь случайность в ее жизни, но поскольку огонь в камине не горел, в доме царил холод.
Ему трудно было понять, почему она решила жить вот так, вдали от цивилизации, удовольствий и других людей.
Когда он окончательно замерз, ожидание стало невыносимым. Однако зажечь камин, сварить кофе и включить музыку, чтобы заглушить тиканье часов, показалось ему слишком фамильярным, это наверняка покоробило бы ее. Словно у него есть на это право. Словно он считает, будто у него есть права, но нет обязанностей.
Теллю казалось, что прошло уже много времени. Смотреть на часы не было смысла, поскольку он не имел ни малейшего понятия, во сколько уселся на плетеный стул у раскладного столика и хмуро уставился на тропинку, ведущую в лес. Весь этот день прошел для него в растерянности из-за утраты ощущения времени.
Он переместился в комнату в надежде, что холод из коридора не ощущается там так сильно. И когда садился на диван, что-то привлекло его внимание, заставив бросить взгляд на стол. Увиденное там показалось ему неприятно знакомым.
В середине раскрытого атласа мира лежала фотография. Он медленно приблизился к книге, и в голове зазвучала то ли напряженная музыка, как в фильмах ужасов Хичкока, то ли вой испуганных животных. Явное преувеличение, порожденное чрезмерной усталостью. Но все равно это задело его.
Он уставился на фотографию, не слишком понимая, что именно видит. Это была нечеткая распечатка на фотобумаге, но у него не оставалось сомнений, что на ней изображен Ларс Вальц, лежащий на гравии в своем дворе с простреленной головой. Под изображением стояло несколько в спешке написанных комментариев, которые он не разобрал, а обратная сторона была полностью исписана карандашом. Присмотревшись к тонкому, едва читаемому почерку, он убедился, что все написано по-фински.
Донесшийся звук заставил его застыть на месте. А если это Сейя вернулась с верховой прогулки? Следовало мгновенно решить, как вести себя с ней, держа в руках нечто совершенно непонятное. Мысли путались, повергая его в состояние шока от непосильной загадки. Рука, державшая фотографию, дрожала.
Неужели Сейя замешана в это как-то еще, помимо того что оказалась первым свидетелем на месте преступления? И было ли случайным ее появление тем утром в усадьбе?
Мелькнувшая в окне тень заставила его напрячься и вновь расслабиться. Кошка. Зазвенели пластмассовые миски на каменной лестнице. У него есть еще немного времени.
Только сейчас он вспомнил о своих сомнениях, возникших в то утро, когда в полицию заявили об убийстве Ларса Вальца. Он не понимал, в чем именно дело, но что-то казалось неправильным в рассказе Сейи Лундберг и Оке Мелькерссона о том, как они нашли тело. Телль обнаружил пробелы в их истории, и оказалось, что они действительно лгут. Он собирался допросить их позже и с появлением новой лжи расколоть и посмотреть, что за всем этим стоит. Люди, как правило, лгут на допросах — по каким-то банальным и пустым причинам скрывают факты, затрудняя работу полиции.
Он не выполнил свое намерение, и прекрасно знал почему. Ему помешала ложная оценка. Теперь придется расплачиваться за ошибку, и совершенно не тем способом, которого он ожидал.
Телль сделал два больших шага и выглянул во двор. Дверь конюшни была еще закрыта. Он стал быстро соображать.
Где-то в доме есть что-то еще, способное дать ему объяснения. Где бы оно ни находилось, он собирался найти это, даже если придется перевернуть все вверх дном. Он не сможет встретиться с ней, пока не поймет, что все это значит.
За неимением лучших идей Телль открыл окно. Теперь он по крайней мере услышит, когда она подъедет.
Перебрав папки на полке и письменном столе, он обнаружил несколько текстов. Некоторые были дописаны до конца, но никак не объясняли фото с места преступления. Ящик стола был заперт, и у него ушло несколько минут, чтобы найти ключ на дне горшка, стоявшего на окне. В ящике лежала тонкая папка. Телль находился в страшном возбуждении и вынужден был несколько раз перечитать лежавшие там два листа, чтобы постигнуть смысл. Документ, кажется, представлял собой краткое содержание некоего большого текста. Короткие предложения скорее напоминали вопросы, чем ответы, и хотя он не до конца понял, что именно скрывала от него Сейя Лундберг, информации все равно хватило, чтобы у него появилась новая идея.
Она явно здесь замешана — непонятно, правда, каким именно образом. Но он обязательно это выяснит.
Он нашел ноутбук, втиснутый между двумя большими иллюстрированными книгами на полке. Какая-то мысль о безопасности у нее все же присутствовала: прошла целая вечность, прежде чем включился компьютер, защищенный паролем.