Антон Фарб - Глиф
Шамана она оставила на асфальте. Сложила ему руки на груди, закрыла глаза. Поправила растрепавшиеся седые волосы. Поцеловала в холодные губы.
И встала.
Женщина, поднявшаяся с колен, была уже совсем другой Мариной.
У нее была карта. Были ключи. Была цель.
Отомстить.
Сама судьба вела ее теперь.
Сквозь боль, страдание, агонию. Сквозь огонь и воду.
К ее предназначению.
Она даже не удивилась, когда навстречу ей из ночного мрака вышел еще один демон. Все демоны, виденные ею, отличались каким-либо физическим недостатком, но этот был по-особенному уродлив. Высокий толстяк в спортивном костюме. Плешивая голова перебинтована, одного уха нет, шею и плечо покрывает корка засохшей крови. Лицо дегенерата: тяжелые брови, нос картошкой, массивный подбородок. Маленькие поросячьи глазки смотрят насуплено и зло.
— Стоять! — прохрипел демон Марине. — Что это? — спросил он, указав рукой на тубус с картой.
— Карта, — честно ответила Марина. Демонам нельзя лгать — за это знание она заплатила очень высокую цену. — И ключи, — добавила она, протягивая демону коробку с картонными карточками.
— Отдай, — приказал демон. Глазки его вспыхнули хищной радостью.
Марина молча повиновалась. Сейчас было не время для гордыни. Сейчас было время смирения. А вот потом…
— Мне теперь можно… вернуться в Игру? — Марина осторожно подбирала слова.
— Чего?.. — по-дебильному переспросил безухий демон, сжимая в руках карту и ключи.
— Я. Хочу. Вернуться. В Игру, — раздельно и четко произнесла Марина.
— Валяй, — хмыкнул демон.
За спиной Марины раздались быстрые шаги. Демон посмотрел куда-то за ее плечо, и у него отвисла челюсть. Марина резко обернулась.
К ним бежали двое. В первую секунда Марина подумала, что это тоже демоны, но почти сразу поняла свою ошибку. Не демоны. Дети. Подростки. Один — полуголый, патлатый, в рваной оранжевой футболке и берцах. Второй — в порванной курточке и с диким выражением на лице.
Они бежали так, будто за ними гнались все гончие ада.
И самое удивительно, что Марина их знала. Обоих. Первого звали Рома, сын олигарха Радомского. Рома ходил заниматься английским к маме Марины. А второго… боже, как же звали второго… Женя! Он пришел тогда к Анжеле, в этой самой курточке и с глифом на руке.
Но что они тут делают?!
— Ромчик!!! — взревел безухий демон.
— Папа?! — остановился, будто налетел на стенку Рома.
И тут до Марины дошло.
Это был вовсе не демон. Это был Радомский. Тот самый Радомский, который выступил спонсором (с ее, Марины, подачи!) выставки Чаплыгина. Той самой выставки, с которой все и началось.
Впервые в жизни Марина испытала настоящее озарение. Сатори.
Именно Радомский стоял за всем происходящим в городе! Именно он начал Игру! При этом использовав Марину втемную! И Чаплыгина, и Анжелу, и всех остальных!
Это он был во всем виноват.
А Марина только что (сама!!!) отдала ему карту и ключи.
Ей опять захотелось завыть.
Но теперь уже не от горя, а от досады и ненависти…
19
День за окном был просто восхитительный. Ласково пригревало весеннее солнышко, легкий и теплый ветерок теребил ветви деревьев, усеянные набухающими почками. По Старому бульвару прогуливались молодые мамы с колясками, стайки детей играли у фонтанов, и страстно, взасос целовались влюбленные парочки…
— Что это? — спросила Ника.
— Это… как бы правильнее назвать… закулисье, — туманно ответил дед.
Ника оторвала взгляд от окна (после радужной картины весеннего утра все, что происходило с ней — вечный мрак, ураганы, наводнения, огненные глифы, погони и убийства — казалось ночным кошмаром, который хотелось поскорее забыть) и посмотрела на деда.
— Это… настоящее?
— Нет, — коротко и безжалостно ответил дед. — Декорация.
— Понятно… — вздохнула Ника.
— Зато кофе настоящий, — сказал дед. — Пей, а то остынет.
Они сидели в кафе «Радуга», на углу Старого бульвара и улицы Пушкинской. Здесь когда-то (яркое воспоминание из детства Ники) готовили фирменный десерт — сметанку «Радугу», разноцветное желе… Все вокруг было точно таким, как помнила Ника. Как будто и не прошло… сколько? Да, точно. Двенадцать лет.
Изменился только дед. Аркадий Львович Загорский окончательно поседел (если раньше его борода и шевелюра были, по его же собственному выражению, цвета соли с перцем, то теперь перца не осталось), слегка облысел (высокий лоб стал еще выше) набрал лишних пять или шесть кило (солидное пузо выпирало из расстегнутой курточки) и очень, очень сильно постарел. Глубокие морщины изрезали лицо, сильнее прежнего ссутулилась спина, и глаза из-под косматых бровей смотрели устало и тускло. По-стариковски.
И в целом дед выглядел… неухоженным. Давно нестриженая борода. Засаленный воротник и манжеты любимой джинсовой куртки. Растянутый свитер. Обломанные ногти на руках. Свежие ссадины на костяшках пальцев.
— Закулисье, говоришь… — повторила Ника и пригубила кофе. Кофе был вкусный. Почти как дома.
— Угу, — промычал дед. — Зона вне Игры. Для тех, кто вылетел.
— Как эти? — спросила Ника, кивнув на соседний столик.
Там сидела странная троица, невесть откуда появившаяся (уж не с ними ли спорила Марина?) и провожавшая их до кафе. Уже знакомые Нике девочка-эмо и коротышка в комбинезоне, плюс полузнакомый горбун в костюме. Они сидели молча и неподвижно, тупо глядя перед собой в пространство. Даже кофе в их чашках казался ненастоящим, слишком густым, как мазут.
— Ну да, — сказал дед. — На финальной стадии им в Игре делать нечего. Мне пришлось вернуть их ради тебя.
— Кто они? — поинтересовалась Ника.
— Тульпы, — ответил дед и пояснил: — Ожившие мыслеформы. Воплощенная реализация несбывшихся желаний и мечтаний…
— А почему они все… — Ника замялась, но все же договорила, понизив голос: — …уроды и калеки?
Она зря старалась: троица никак не отреагировала на ее реплику.
— Какие мысли — такие и тульпы, — пожал плечами дед. — Да и какая разница? Свою роль они сыграли. На первых этапах Игры. Что-то вроде обслуживающего персонала.
— Рабочие сцены, — кивнула Ника.
— Вот-вот…
Ника сделала глоток кофе и спросила в лоб:
— Значит, это был ты? Ты начал Игру?
— Да, — сказал дед. — Я.
У Ники пробежал холодок по спине.
— То есть это ты в ответе за все? За весь этот кошмар? За убийства? Похищения? Ты?
Перед глазами ее возник Влад с торчащим из груди ножом. Безвозвратно и бесповоротно мертвый Влад.
— Э, нет! — возразил дед. — Это они сами! Нечего на меня стрелки переводить…
— Объясни! — потребовала Ника.
Дед выдержал паузу. Нахмурил лоб, побренчал ложечкой в пустой чашке.
— Зачем люди играют в игры? — спросил он. И, не дождавшись ответа от Ники, продолжил: — Или нет, сформулируем по-другому. Много ли ты знаешь людей, которые в детстве мечтали вырасти и стать менеджерами по продажам? Или сантехниками? Или главными бухгалтерами?
— Я не понимаю, — сказала Ника.
— Судьба человека — сад расходящихся тропок. Так, кажется, у Борхеса?.. Делая шаг — выбор — человек отрезает себя от других возможностей. Сужает пространство решений. Пошел в сантехники — забудь о мечте стать космонавтом. Женился — забудь о кругосветном путешествии на плоту. Родила — не быть тебе балериной Большой театра. Не поступил в ВУЗ — не станешь ученым. И с каждым шагом, с каждым годом вариантов все меньше и меньше. Пока не остается всего один — деревянный ящик.
— Банально. Трюизм.
— Но, тем не менее, правда… Но что остается тем, кто ошибся в выборе? Как быть прирожденному лидеру, ставшему грузчиком? Несостоявшейся балерине, нарожавшей десяток детей? Художнику, променявшему кисть на стакан? Гению партизанской войны, прозябающему в офисе с девяти до шести? Рыцарю без прекрасной дамы?
— Игра, — послушно подсказала Ника.
— Совершенно верно! Игра! Страйкбол и пейнтбол, автоквест и геокэшинг, истфех и стритрейсинг, спиритические сеансы и фэншуй… Сейчас — да и всегда! — все во что-то играют. Чтобы стать — пускай на время, понарошку — тем, кем не стали в жизни… Рыцарем, солдатом, художником, автогонщиком, балериной, ведьмой… Потому что в каждом человеке заложена — от рождения — огромная потенциальная энергия. Практически безграничный выбор вероятностей. А закон сохранения энергии никто не отменял. И человек, который не реализовал себя — это как… невзорвавшаяся бомба. Комок несбывшегося. Ходячая аномалия. А игра — любая игра! — дает ему возможность хоть чуть-чуть избавиться от избытка энергии. Выпустить пар, пока котел не взорвался…
— И все?
— Не совсем. Наша Игра — которая с большой буквы — отличается от обычных игр, как война от страйкбола. Здесь все по-настоящему. Здесь можно не притвориться на время, а стать навсегда. Быть, а не казаться. Второй шанс стать самим собой. Или третий. Или пять тыщ сто восьмидесятый. Количество попыток неограниченно, лишь бы хватило сил идти к своему предназначению. Люди читают свою жизнь, как книгу, страничка за страничкой. А Игра дает возможность дописывать и, что даже важнее, переписывать заново.
