Фредерик Форсайт - Поводырь
До меня стало потихоньку доходить, что своей жизнью я обязан не пилоту самолета-разведчика из Глочестера, а лейтенанту Марксу, толстому, ворчащему старине Марксу, который вряд ли бы сходу отличил нос самолета от кормы, но который не поленился пробежать сквозь туман четыреста ярдов, чтобы включить огни заброшенной взлётной полосы, услышав рев реактивного самолета слишком низко над головой. Однако «Москит» уже, наверное, на своей базе в Глочестере и его пилот должен узнать, что, несмотря на все, я не разбился.
— Глочестер? — Переспросил оператор. — В это время суток?
— Да, — твердо ответил я, — Глочестер, в это время суток.
Что касается подразделений самолетов-разведчиков погоды, то они всегда на службе. Трубку снял дежурный метеоролог. Я объяснил ему ситуацию.
— Боюсь, здесь какое-то недоразумение, пилот, — сказал он, — это явно не наш самолет.
— Послушайте, это база Королевских ВВС Глочестер, не так ли?
— Так точно. У телефона дежурный офицер метеоролог.
— Прекрасно. Ваша эскадрилья самолетов «Москит» производит высотные замеры давления и температуры, так?
— Нет, не так, — сказал он. — Мы раньше летали на «Москитах», но они были сняты с эксплуатации три месяца назад. Теперь у нас «Канберры».
Не веря своим ушам, я сидел, держа телефонную трубку и уставясь в пространство. Затем мне в голову пришла мысль.
— Что стало с ними? — спросил я.
Должно быть, он был пожилой служака с достаточным терпением и вежливостью, чтобы выдерживать такие идиотские вопросы среди Рождественской ночи.
— Они пошли на лом или же, что более вероятно, отправлены в музей. Вы знаете, они уже становятся редкостью.
— Да, я знаю, — ответил я. — А мог какой-нибудь из этих самолетов быть продан частным образом?
— Я полагаю, это возможно, — ответил он наконец. — Это зависит от политики Министерства авиации. Но, я думаю, их все же лучше поискать в музеях.
— Спасибо. Большое спасибо. Счастливого вам Рождества.
Я положил трубку и в замешательстве покачал головой. Что за ночь, что за невероятная ночь. Сначала у меня вышло из строя радио и все приборы, затем я потерялся, потом кончилось топливо, после чего какой-то лунный лихач, летящий на своем собственном «Моските», случайно чуть не привел меня к гибели, но какой-то полупьяный офицер наземной службы вовремя сообразил включить посадочные огни, чем и спас меня. Мне очень повезло. Но ясно одно: этот самодеятельный летчик-ас не имел ни малейшего понятия о том, что он делал. С другой стороны, спросил я сам себя, где бы я был, если бы не он. Наверное, покачивался бездыханным поплавком где-нибудь в Северном море.
Я поднял стакан с остатком виски за него и его странную страсть к индивидуальным полетам на устаревшей технике и выпил одним глотком. Из-за двери показалась голова лейтенанта Маркса.
— Ваша комната готова, — сказал он. — Номер семнадцать. Это рядом. Джо сейчас разжигает огонь для вас. Вода для ванны греется. Если вы не возражаете, я пойду отдыхать. Я думаю, теперь вы сами справитесь.
В этот раз я смотрел на него уже совсем по-другому.
— Конечно, со мной всё в порядке. Огромное спасибо за вашу помощь.
Я взял свой шлем и побрел по коридору, с обеих сторон на меня смотрели номера комнат офицеров-холостяков, которые давно были переведены в новые места службы. В приоткрытую дверь комнаты номер семнадцать была видна полоска света. Когда я вошел в комнату, пожилой человек поднялся с колен от камина. Я был удивлен — стюардами офицерских столовых обычно являются солдаты Королевских ВВС. Этот же был явно местным вольнонаемным в возрасте около семидесяти лет.
— Добрый вечер, сэр, — сказал он. — Меня зовут Джо, сэр. Я стюард офицерской столовой.
— Да, Джо, мистер Маркс говорил мне о вас. Очень жаль, что я доставил вам столько хлопот в такой поздний час. Можно сказать, что я буквально свалился вам на голову.
— Да, мистер Маркс говорил мне. Ваша комната уже почти готова. Как только огонь хорошенько разгорится, здесь будет вполне уютно.
Комната еще не прогрелась и мне было прохладно в нейлоновом лётном костюме. Жаль, что я позабыл одолжить у Маркса свитер.
Я решил поужинать в своей комнате в одиночестве, и пока Джо отправился за ужином, я быстро принял ванну, вода в которой была уже достаточно горячей. Пока я вытирался и заворачивался в старый, но теплый халат, который мне дал старый Джо, на маленьком столе появилась тарелка с шипящей яичницей с беконом. В комнате уже было тепло, ярко горел уголь в камине, шторы были закрыты. Пока я ел, что заняло всего несколько минут, так как есть хотелось здорово, старый стюард стоял рядом, явно надеясь поболтать.
— Давно здесь, Джо? — спросил я больше из вежливости, чем из любопытства.
— Да, сэр. Почти двадцать лет; я пришел сюда сразу перед войной, когда станция только открылась.
— Многое, наверное, изменилось. Не всегда же здесь было так.
— Не всегда, сэр, не всегда. — И он рассказал мне о днях, когда комнаты занимали энергичные молодые пилоты, столовая грохотала посудой и приборами, из бара неслись лихие песни; о месяцах и годах, когда небо над аэродромом трещало и ревело поршневыми моторами, несущими самолеты в бой и возвращающими их обратно.
Пока мы говорили, я закончил есть и опустошил оставшиеся полбутылки красного вина, которую он принес из бара. Джо был отличный стюард. Закончив, я поднялся из-за стола, выудил сигарету из кармана моего лётного костюма, зажег ее и стал прохаживаться по комнате. Стюард же принялся убирать со стола тарелки. Остановившись перед старой фотографией в рамке, одиноко стоявшей на каминной полке над потрескивающим огнем, я не донес сигарету до рта и почувствовал, как в комнате внезапно стало холодно.
Фотография была пожелтевшая и в пятнах, но за стеклом рамки изображение было достаточно четким. На снимке был молодой человек примерно моего возраста — двадцать с небольшим лет, одетый в лётный костюм. Но вместо современного голубого нейлонового костюма и сверкающего пластикового шлема на нем были меховые сапоги, грубые штаны из сержа и тяжелая цигейковая куртка на молнии. На левой руке висел старомодный кожаный лётный шлем с большими очками. Он стоял, расставив ноги, правая рука на бедре, поза уверенная, но он не улыбался, было что-то грустное в его глазах.
Позади него четко виднелись очертания самолета. Невозможно было не узнать плавные, изящные очертания истребителя-бомбардировщика «Москит», две низкорасположенные гондолы, вмещающие двигатели «Мерлин», обеспечивающие его отличные характеристики. Я собирался сказать что-то Джо, когда почувствовал, как в спину дует холодный воздух. Одно из окон распахнулось и внутрь хлынул ледяной ветер.
— Я закрою его, сэр, — сказал старик, собираясь поставить тарелки обратно на стол.
— Нет, я сам закрою.
Сделав два шага, я оказался у металлической рамы открывшегося окна. Я зашел за штору и выглянул наружу. Теплый воздух, шедший изнутри волнами, разгонял туман вокруг старого здания офицерской столовой. Где-то далеко, в тумане, мне почудился шум двигателей. Конечно же, никаких двигателей там не было, был просто мотоцикл какого-нибудь деревенского парнишки, возвращающегося от своей девушки. Я закрыл окно, убедился, что оно надежно заперто и повернулся обратно в комнату.
— Кто этот пилот, Джо?
— Какой пилот, сэр?
Я кивнул в сторону одинокой фотографии на каминной полке.
— А, я понял, сэр. Это фото мистера Каванаха. Он служил здесь во время войны.
Он поставил стакан на верхнюю тарелку из стопки, которую держал в руке.
— Каванах? — я подошел к фотографии и внимательно посмотрел на нее.
— Да, сэр. Джентльмен из Ирландии. Прекрасный человек, я должен сказать. Кстати, сэр, это была его комната.
— Что это была за эскадрилья, Джо? — Я не отрывал взгляда от самолета на заднем плане.
— Эскадрилья самолетов наведения. Они летали на «Москитах», сэр. Прекрасные пилоты, сэр, все до одного. Но осмелюсь сказать, мистер Джонни был лучшим из всех них. Но мне трудно говорить по-другому, сэр, ведь я был его ординарцем.
Всё было ясно. Слаборазличимые буквы на носу «Москита» позади фигурки на фотографии читались «Джей Кей». Это была не Джульета Кило, а Джонни Каванах.
Всё было ясно, как божий день. Каванах был великолепным пилотом, летавшим в одной из самых лучших эскадрилий во время войны. После войны он покинул ВВС, занялся, вероятно, торговлей подержанными автомобилями, как многие из его коллег. В пятидесятые годы заработал кучу денег и, возможно, купил хороший дом за городом, а оставшиеся сбережения потратил на свою настоящую страсть — полеты. Это дало ему возможность вернуться в славные дни своей молодости. На одном из периодически проводящихся Королевскими ВВС аукционов старых самолетов он приобрел «Москита», привел его в порядок и летает теперь на нем, когда ему заблагорассудится. Неплохой способ проводить свое свободное время, при наличии свободных денег, конечно.
