Питер Харрис - Красная змея
— С самого твоего звонка я только о тебе и думаю.
— Дурак!
— Честно-честно! У меня просто из головы не выходит история, которую ты обещала рассказать. К тому же она спасет мой кошелек.
— Одно дело я, другое — моя история.
— Ты совершенно права, но согласись, что в сложившихся обстоятельствах ты и твоя история идете рука об руку.
— На что ты намекаешь? — Мадлен наградила его легкой улыбкой.
Пьер на секунду отвлекся, разглядывая пожарные каски разных стран и эпох, украшавшие это заведение. Этот декор выглядел куда более необычно, чем большая коллекция штопоров, тоже развешанная по стенам.
— Ты ведь знаешь, я свободный художник. Выступление там, репортаж сям, постоянные поиски чего-нибудь поосновательней. Завтра вечером я читаю лекцию для Ассоциации друзей Окситании. Это будет… — Бланшар поискал в своем мобильнике. — Да, в половине девятого, в их зале.
— Древний Лангедок до сих пор не знает покоя, — заметила Мадлен.
— Почему ты так говоришь?
— Мне кажется, что в мире нет другого места, по которому история прошлась бы такой тяжелой поступью. Это земля легенд о запрятанных кладах, о жестоких гонениях на еретиков, о таинственных замках, где пели трубадуры. Это край тамплиеров. Я не знала, что в Париже есть такая ассоциация.
— Есть, и, по-видимому, очень деятельная.
— Где это?
— На улице Севр, напротив больницы Лаэннек. Если завтра тебе будет нечем заняться, то знай, что ты уже приглашена.
— Во сколько, ты сказал?
— В восемь тридцать.
— О чем пойдет речь?
— О магии и религии.
— Ой! — вырвалось у Мадлен.
— Что такое?
— Но ведь и я собиралась поговорить с тобой о магии и религии!
— Так начинай!
— Ты согласен выслушать историю, которая наделает много шума, если ее раскрутить?
Мадлен лукаво посмотрела на Пьера. Ее голубые глаза, несмотря на сорок прожитых лет, сохраняли тот же блеск и чистоту, как и в те времена, когда сам Пьер был молод и уверен в себе.
— Неужели это так интересно?
— Мне кажется, да, если правильно взяться. Однако тебе придется собрать целый ворох доказательств.
— Без проблем. Если репортаж того стоит, то я готов горы перерыть. Времени у меня хоть отбавляй.
— Видишь ли, в чем дело… При очередной ревизии фондов в моем отделе я натолкнулась на единицу хранения, которую не смогла атрибутировать.
Мадлен вытащила из сумки кожаную записную книжку и прочитала:
— Каталожный шифр 7JCP070301. Это вовсе не ценная или древняя рукопись. Вообще-то речь идет о банальной папке из твердого пластика. В ней лежат документы… — Мадлен задумалась в поисках нужного слова. — Какие-то очень странные.
— В чем странность?
— Это совершенно различные и, с моей точки зрения, абсолютно неинтересные бумаги. Папка содержит глупые брошюрки, страницы, вырванные из разных книг, листы, напечатанные на машинке и рукописные, иногда с пометками на полях. Попадаются и вырезки, наклеенные на картон, как будто школьники потрудились. Большинство этих документов посвящено генеалогии. Их можно сгруппировать по разделам.
— Так что же тут интересного?
— Именно незначительность этих бумаг и есть самое интересное, Пьер. Вопрос вот в чем. Почему подобные записи оказались в моем отделе?
— Почему же?
— Не знаю. Материалы, попадающие в мой отдел, где собираются необычные тексты… все они, скажем так, представляют ценность. К данной единице хранения это на первый взгляд не относится. Даже папка самая обыкновенная. Быть может, именно поэтому она сейчас и находится в новом здании библиотеки, на улице Тольбиак, хотя большинство моих текстов не покидало здания, расположенного на улице Ришелье. Все они поделены на две группы. Первая — это так называемые западные тексты, другие документы принято называть восточными текстами. Мне неизвестно, кто принял решение поместить эту папку в «отдел игрек» при ее поступлении в библиотеку, но подобный материал никак не должен был попасть в отдел редких рукописей. Как я и говорила, все это крайне подозрительно.
— Хватит нести чепуху.
— Дай мне договорить!
Тут Пьер вскинул обе руки и поспешно извинился.
— Есть еще одно примечательное обстоятельство, касающееся этих бумаженций. — Это слово Мадлен произнесла с легким презрением. — После того как они в тысяча девятьсот восемьдесят четвертом году поступили в библиотеку, кто-то в них хорошенько порылся.
— Как это?
— В определенный момент чья-то неизвестная рука удаляла, добавляла и перекладывала документы, а также делала выписки. Впечатление такое, что некто изменил содержимое папки по своему вкусу.
— Откуда ты знаешь?
— Двадцать лет назад с этих бумаг был снят микрофильм.
— Ну и?..
— Во время последней ревизии я обнаружила, что нынешнее содержимое папки существенно отличается от того, что когда-то было заснято на микрофильм.
— Да, странно. — Журналист впервые проявил интерес к рассказу своей подруги.
— Но и это еще не все. Папка носит примечательное имя: «Le Serpent Rouge». Все указывает на то, что кто-то сознательно нагнетает таинственную атмосферу вокруг малозначительных документов.
— Действительно странно.
Теперь Пьер слушал Мадлен очень внимательно.
— Меня беспокоит кое-что еще.
— Что же?
— На папке указано имя автора — Луи Шардоне. Однако по бумагам выходит, что это псевдоним, под которым истинный автор скрыл свое имя. Это некто Гастон де Мариньяк. Теперь готовься, наступает ключевой момент.
Мадлен пришлось прервать свой рассказ. Появился официант с foie de canard и корзинкой свежеиспеченных булочек, накрытых салфеткой.
Когда официант удалился, она продолжила:
— Я несколько недель искала следы этого Гастона де Мариньяка. В результате не только не смогла с ним встретиться, но и вообще не нашла никаких сведений о нем. Поиски вывели меня на библиотекаря по имени Андреас Лахос, который был тесно связан с де Мариньяком, а затем погиб при загадочных обстоятельствах. С большим трудом мне удалось отыскать его дочь, которая сейчас проживает в Лондоне. Поначалу она держалась очень холодно, вообще не хотела разговаривать, но стала чуть любезнее, когда я сообщила ей, какова моя профессия, и рассказала, что нашла кое-что, имеющее отношение к работе ее отца. Дочь Лахоса рассказала, что он умер в восемьдесят шестом году, никогда не проявлял интереса к генеалогии и всему, что связано с этой наукой.
— Почему она так сказала?
— Потому что по причинам, ей неведомым, многие люди считали ее отца специалистом в этой области. После его смерти было много звонков с просьбами о консультации. По ее словам, дочь библиотекаря буквально засыпали письмами и телефонными звонками люди, которые не знали, что Лахос умер, и желали обсудить с ним вопросы, в которых, как заверяла меня она, ее отец абсолютно не разбирался.
— Как странно! — в третий раз повторил Пьер.
— Да уж.
Мадлен подцепила кончиком ножа немного паштета, намазала его на булочку и не торопясь отведала.
— Очень вкусно, хотя все еще жестковато. Этот деликатес совсем недавно достали из холодильника.
— Ты упомянула, что этот библиотекарь погиб при загадочных обстоятельствах. Что с ним произошло?
— Его обнаружили мертвым в метро. Кто-то мог его подтолкнуть, и Лахос упал на рельсы, прямо под колеса поезда. Это произошло при многочисленных свидетелях, однако убийце удалось ускользнуть. Я узнала, что он держал в руке портфель, который не был обнаружен на месте трагедии. За несколько дней до смерти Лахос ездил в Германскую Демократическую Республику, которая тогда еще существовала.
— Что ты обо всем этом думаешь? — спросил Бланшар.
— У меня сложилось впечатление, что та же рука, которая столкнула Андреаса Лахоса на рельсы, порылась и в нашей папке. Я обсудила со своими коллегами по библиотеке этот странный для меня вопрос: как могли бумаги подобного содержания попасть в наш отдел? — но объяснения так и не получила. Стоит об этом заговорить, как мне отвечают: «Очень странно!» — или пораженно замолкают. Кажется, дело тут нечисто. Я тщательнейшим образом изучила содержание некоторых… документов. — Это слово далось Мадлен не без труда. — Речь в них идет о некой загадочной организации или секте — не знаю, как лучше выразиться, — под названием «Братство змеи», также известной как «Общество змееносца». В этих бумагах утверждается, что общество было связано с орденом тамплиеров. Среди них есть списки самых влиятельных членов братства и великих магистров ордена.
— Это одни и те же имена?
— Нет, они не совпадают, но ты просто обалдеешь, когда увидишь имена членов «Братства змеи».
— Неужели?
— Это вообще невероятно!
— Какие же там имена?
Мадлен сделала вид, что не расслышала вопроса, и снова принялась за паштет.
