Брижит Обер - Потрошитель
Подонок! Чужими ногами жар загребать!
Под вечер ноги у Марселя с Максом действительно горели от усталости. Остаток дня они обивали пороги магазинов на горбатых улочках, впрочем — без особого толку. Ни та ни другая жертвы не были завзятыми потребителями: Камель питался в своей закусочной, а Эли покупал главным образом хлеб и фрукты. К тому же никто не видел, чтобы они когда-либо общались друг с другом.
Несколько больший успех ждал Мерье и Костелло.
— Еврейчик сюда частенько забегал — джаз по субботам слушал… Да и араб тоже, — сообщил им старый толстяк, хозяин «Меч-рыбы», уткнувшись вздернутым носом в фотографии из морга.
— Они заходили каждую субботу? — осведомился Мерье, в который раз отказавшись от анисового ликера.
— Частенько, — подтвердил толстяк, ковыряясь в правом ухе. — К нам сюда со всего округа группы съезжаются. По мне, так надо дать шанс молодым: вечер — сто франков вместе с закуской. Мой сын придумал! Его самого от сакса не отодрать!
Со второго этажа продудело звуковое подтверждение. Смочив для приличия губы, Костелло вернул свой бокал на стойку бара. Он не терпел спиртного, и единственным алкогольным напитком, который он себе позволял, был аперитив «Фернет-Бранка» — стаканчик после обеда для лучшего пищеварения.
— Нам не помешало бы поговорить с вашим сыном, месье.
— Вот жопа! Чего вы от парня-то хотите!
— При всей вашей склонности использовать нецензурные выражения, к тому же совершенно некстати, мы тем не менее хотели бы задать ему несколько вопросов. Живо! — прикрикнул Костелло, распахивая пиджак, чтобы продемонстрировать «хольстер».
Старик поморщился:
— Эй! Титу! Спустись-ка сюда — тут к тебе пара легавых…
Саксофон квакнул и замолчал. В бар вошел молодой человек с длинными светлыми волосами, заплетенными в косички «растафари», одетый в линялые шорты и полосатое пончо.
— Что, штраф за байк? Я заплачу!
— Знаете этих людей? — спросил Мерье, сунув ему под нос фотографии.
— Гм… Как сказать… Так ведь у них даже байка нет.
— Ваше имя, фамилия? — вздохнув, спросил Костелло.
— Титу… простите — Дамьен Феллегара.
— Господин Феллегара, попытайтесь вспомнить людей на фотографиях — это очень важно.
— Что-то случилось?
— С ними произошел несчастный случай, — объяснил Мерье.
— Говорил же я ему — барахлит эта тачка!
— Какая тачка?
Дамьен Феллегара поморщился:
— В субботу вечером Камель попросил мой старый «рено-5», чтобы съездить в Ниццу послушать «Пирогениум» — их там в воскресенье ждали. Сам-то я этой развалюхой не пользуюсь — у нее тормоза полетели, но Камель просто с ножом к горлу пристал… пожрать на халяву предложил. Я согласился… и больше его не видел. Думал, завтра вечером подойдет: в полночь у нас Док Комбо играет.
— Был ли он знаком с Эли Шукруном?
— С Эли? Марафонцем?
— Да, марафонцем.
— Нет, они редко сталкивались друг с другом. Эли, он с парнями вообще не особо контачил — этакая, знаете, недотрога навороченная.
— Когда вы видели его в последний раз?
Дамьен в задумчивости покрутил свои косички.
— Та-ак… кажется, неделей раньше, чем Камеля… да, точно! В ту субботу его не было…
«Естественно, если его еще во вторник из-под воды выловили», — думал Лоран, пока Дамьен развивал свою мысль:
— Помню, меня еще очень удивило его отсутствие. Ведь выступала его любимая группа — «Таджина Пастага» из Марселя.
— Не помните, в ту субботу вместе с Камелем Аллауи никто не выходил? — спросил Костелло.
— Не обратил внимания. Было много народу, Камель собирался снять одну подружку, я помогал об служивать клиентов… просто…
— Как зовут эту подружку?
Дамьен смутился: надо же так заговориться! У него не было никакого желания сводить легавых с Джоанной. Что если она растреплет им про «ширяево», которое он иногда доставал ей и другим? Тут уже жареным запахнет! Он прикусил язык.
— Понятия не имею. Заглядывает к нам иногда, но я ее совершенно не знаю, — импровизировал Дамьен. — Он что, в больнице, Камель-то?
— Он в морге, господин Феллегара. За компанию с Эли Шукруном, — буркнул Костелло.
— Вот дерьмо!
— Полностью с вами согласен, господин Феллегара. Именно поэтому нам крайне необходимо поговорить с человеком, который видел его последним, — не унимался полицейский.
Дамьен отвел взгляд:
— Да, а что с тачкой? Надеюсь, в мегаполис наш ее не угнали?
— Кому придет в голову Марсель таким барахлом забивать? Надеюсь, вы поможете нам заполнить пробелы.
Забитый по камилавку, Марсель опустился на лавку перед агентством «Эр Франс». Еще бы: так нагрузиться за обедом да еще в кисель рассадить ноги новыми ботинками! Работа закончилась, и Макс наконец-то отправился к своим ненаглядным дискам. Марсель с трудом поднялся — на обратном пути Надья велела купить хлеба.
— Здорово, Марсель! Чего такой замученный? — раздался голос Жан-Ми, который только что заступил на работу в баре.
— Ноги болят, — ответил Марсель. — А ты как?
— Нормально. Едешь на острова в воскресенье?
— Не знаю. Все от работы зависит — у нас тут запарочка небольшая.
— Эй, ты нас не собираешься новым маньяком порадовать? Хватит с нас прошлогоднего! Черт, стоит только подумать…
Он замолчал, мрачно погрузившись в воспоминания. Марсель, оставив реплику без ответа, нахлобучил каскетку:
— Ладно, до скорого. Созвонимся.
— Пока!
В булочной хлеб закончился. «Извините», — отрезала продавщица, будто бы вопрошая: где ж тебя раньше носило, голова садовая?
Супермаркет закрылся, и под его навесом затрещала неумелая барабанная дробь. Это был клошар Иисус в поношенных джинсах. Прикрыв глаза, с развеваю щимися на ветру патлами, он истово колотил по своему тамтаму. «На хлеб бомжу!» — гласила табличка у его ног. Марсель кинул ему предназначенные на хлеб деньги и подскочил от неожиданности: кто-то хлопнул его по плечу.
— Don't move! — заорал ему в ухо здоровенный американец в ярко-желтых шортах, потрясая фотоап паратом. — Please, Mister Police, I take photo, OK?
— A? — удивился Марсель.
Иисус открыл затуманенный эфиром глаз.
— Photo… You… он…
Из обрывков слов и мимики американца Марсель понял, что от него требуется еще раз кинуть Иисусу мелочь.
— Сувенир! — присовокупил турист с чарующей улыбкой.
— Нет времени, — проворчал Марсель, удаляясь вопреки призывам американца, перед которым, кажется, уже маячила Пулитцеровская премия. — И денег тоже нет!
Оправившись от потрясения, он вошел в свой дом, захлопнув облупившуюся дверь перед носом настырного туриста. Интересно, что этот наглец себе вообразил? Что здесь Голливуд? Что Марселю платят зарплату за оживление местного колорита и теплые воспоминания of France? Может, перед ним еще всей семьей попозировать: Марсель — с длинным батоном под мышкой, Надья — в чадре? Этакая «гостеприимная Франция»? Увольте!
Раздосадованный американец сделал еще несколько Снимков Иисуса. Тот любезно позировал: чесал бороду, пальцы ног с трауром под ногтями… даже задницу — и ту почесал, сжимая свободной рукой горлышко литровой бутылки с перегревшимся пивом. Просто Калькутта какая-то! Вдруг Иисус вздрогнул и стремительно обернулся: на том конце улицы маячила и определенно его разглядывала чья-то тень. Тень, от которой исходила такая стужа, что у него вмиг промерзло все нутро. Но тень тут же исчезла за кузовом грузовика. Американец сунул ему двадцатифранковую бумажку — жмот!
Иисус вновь забил в тамтам. Теперь его взгляд блуждал где-то вдали, блуждал, не замечая человека с сияющими глазами, который был здесь и смотрел на него, тихонько царапая длинными пальцами зассанную стену.
Папаша-Консервы-Вскрой! Пляс начинается твой! Мир в алый цвет облачи…
Кажется, ОН. Кажется, этот самый клошар и есть ОН. Но есть только одно средство узнать. Ему нельзя ОШИБИТЬСЯ. Он уже много ошибался. Но в ЕГО пользу говорят все знаки. Время пришло. Уже были ПОТОПЫ и УРАГАНЫ. Земля теплеет, ведь ОН снизошел через озоновый слой, и земля СОДРОГАЛАСЬ. Да, да, произошло ПРОХОЖДЕНИЕ. Впереди — апокалипсис и СУД. Поэтому ОН пришел за своими.
ОН — здесь, ОН — среди них, и найти ЕГО должен он, Папа-Вскрой-Консервы.
Он просунул руку под плотный серый свитер и потуже ввернул в живот засаженный туда гвоздь — короста растрескалась. Затем еще раз проверил кнопки, которыми были утыканы его предплечья. Из-под кнопок, впитываясь в хлопковую подкладку, потекли ручейки теплой крови.
«Они» — те, кого он ОТКРЫВАЛ, — тоже истекали кровью. И еще сильно кричали. То есть пытались кричать — им мешал кляп из скомканной тряпки, пропитанной бензином. В них не было никакого достоинства. Они тупо валялись внутри его челнока, скользившего по глади ночного моря. Потом, они постоянно теряли сознание — никакие ведра с водой не помогали. САМОЗВАНЦЫ, симулянты — вот кто они такие. Он выбрасывал их в морские ГЛУБИНЫ. В порт он возвращался на веслах, заглушив мотор, — ТИХО, как рыба, рассекающая волны. Ставил баркас на место, а ключ оставлял в небольшом люке у румпеля. Он очень любил эту лодку. В ней он не раз наслаждался рыбалкой. Он очень любил рыбалку. Любил, как трепещет в руках рыба. Любил ее ОТКРЫВАТЬ, ЧИСТИТЬ.
