Кэрол О'Коннелл - Присяжные обречены
Джоанна закрыла глаза, желая немного вздремнуть. Сон – это роскошь, которую многие недооценивают в этой жизни. Скоро волнение и боль уйдут. Понятие рая ассоциировалось у нее не с местом вечного покоя, а с маленьким окном во времени, несколькими безмятежными моментами между бодрствованием и сном, блаженным сном.
Каждый вечер на автостоянке Нэда собиралась небольшая компания поговорить о том, о сем. Вот и сейчас, проходя мимо с подарком от Мэллори подмышкой, Рикер заметил их. Четверо стариков сидели кружком на складных стульях с бутылкой вина, которой согревались в вечерней прохладе. Они поприветствовали Рикера и громче включили радио. Воздух наполнила какая-то испанская мелодия, и они стали покачиваться на стульях в такт музыке. С каждым шагом тело Рикера становилось все легче, легче и наконец полностью растворилось в воспоминаниях о прошлом.
В то далекое лето ему исполнилось семнадцать, он оставил дом отца и уехал прочь за две тысячи миль. Рикер проделал этот путь до Мексики мимо приграничных туристических стоянок дальше, на юг, по дорогам, где не было названий и направлений, только песок под колесами ржавого старенького «фольксвагена», купленного им почти за бесценок. В те дни машина была ему необходима, ведь куда бы Рикер ни отправился, он везде брал с собой огромные усилители для своей электрогитары. Каждые десять миль ему приходилось останавливаться, чтобы выкопать колеса отважной машины из песка, каждые десять миль до Чолла-Бэй. Он нашел это место под небом, усеянным миллиардами звезд. До этого Рикер не знал, что так бывает, ведь в городе звезды казались расплывчатыми, одинокими точками. Тем летом загорелый, босой паренек из Бруклина узнал новые слова и новую музыку, которая проникла в его кровь и навсегда осталась в сердце, ожидая такого дня, как сегодня.
Большую часть жизни Рикер провел в попытках забыть это место – или время? – когда он был счастлив. Сейчас, погрузившись в воспоминания о Мексике, он знал, что никогда не вернется в Чолла-Бэй. Решив стать копом, Рикер отказался от своего счастья.
Сможет ли он когда-нибудь вернуться в полицию?
Звуки радио теперь доносились далеко позади. Рикер посмотрел на небо.
Звезд не было.
Он свернул налево, решив пойти домой другой дорогой, той, что проходила мимо бара. Там он мог курить и пить всю ночь, чтобы избавиться от этой музыки в голове.
Когда Джоанна открыла глаза, ей показалось, что она проспала всего несколько минут. Гам сидел у нее на коленях, довольно урча, и лизал шершавым языком ее лицо. Джоанна окинула комнату взглядом, задержав его на каминных часах. Сколько времени потеряно! Согнав Гама с колен, она поднялась и выключила телевизор. Кот был явно недоволен таким обращением. Задрав хвост, он гордо направился к своей корзине с красной подушкой.
Джоанна включила радио и настроила его на знакомый голос Иэна Зэкери. Этот человек, главный в игре, распоряжался человеческими жизнями, словно они ничего не значили. Трое присяжных уже были убиты в Чикаго, оставшиеся в живых предпочли уехать из города, где вынесенный ими вердикт оказался так непопулярен. Многие отказались от телохранителей, предоставленных полицией после того, как убили четвертого заседателя, находившегося под защитой ФБР. Пятое убийство произошло на заброшенной ферме в Канзасе. Другие присяжные прятались с семьями в маленьких городках. Сейчас в живых осталось только трое. Один из участников игры, позвонивший на радио, признался, что располагает информацией еще об одном заседателе, который скрывается в Сан-Франциско. Но, не имея доказательств, он не получил приза за предоставленные сведения. У игры строгие правила.
– Кто следующий? – вопрошал Иэн Зэкери. Фанаты звали его просто Зэк. У него был глубокий голос, приятный, завораживающий. – Ну давайте, тугодумы, безмозглые кретины, поговорите со мной. Папочка любит вас.
Рикер открыл дверь своей квартиры и щелкнул выключателем. Под ногами валялись записки и письма от друзей, знакомых, которые не могли застать его ни дома, ни в его любимом полицейском баре. С недавнего времени нежелание встречаться с кем-либо из Специального криминалистического отдела каждый вечер приводило Рикера в бар по соседству, где не было знакомых лиц. Он узнал почерк на одном из посланий – это было приглашение от Чарльза Батлера. Его старый друг и новый владелец дома, где находилась квартира Рикера, никак не мог понять, почему тот избегает его. Может быть, это и несправедливо по отношению к Чарльзу, но Рикер просто хотел побыть один.
У Рикера была большая квартира в СоХо – крупнее, чем он мог себе позволить. Чарльз добился снижения арендной платы более, чем вдвое. Рикер знал, что квартира слишком хороша для него, и поспешил перевернуть все вверх дном, забыв, что такое уборка. Грязная одежда была в беспорядке разбросана по комнатам, пепельницы переполнены окурками.
Он вошел в просторную кухню, где лежали горы непрочитанных писем. Эта часть квартиры скорее служила ему дополнительным местом хранения коробок из-под китайской еды, пиццы, пустых пивных банок и бутылок. Рикер поставил радиоприемник (подарок Мэллори) на стол, предварительно смахнув оттуда стопки писем. Мэллори правильно угадала, что его приемник давно сломался и он даже не пытается его починить. Телевизор тоже был сломан, по крайней мере, так думал Рикер. Трудно было ожидать чего-то другого от аппарата, в экран которого попала пуля. В любом случае, ящик остался на старой квартире в Бруклине, где свежи были воспоминания о том, как Рикер лежал, дрожа и истекая кровью, слыша где-то вдалеке звуки сирены и думая, что умрет. Он и сейчас так думал, несмотря на то, что раны давно зарубцевались.
Он бродил по комнатам, включая везде свет.
Еще не было полуночи, до конца шоу Иэна Зэкери оставалось двадцать минут. Вернувшись на кухню, Рикер поднял антенну на радио, чтобы было лучше слышно, как посоветовала Мэллори. Она даже частоту настроила и, чтобы он не смог ее сбить, залепила колесико лентой. Вот чертовка! Мэллори обожала сложные аппараты, но этот, как ни странно, имел всего несколько кнопок. С ним мог обращаться ребенок… или пьяный. Мэллори хорошо все продумала. Рикер некоторое время повозился с радио, его качало, и он никак не мог воткнуть вилку в розетку. Наконец все было готово. Он включил радио и сразу же узнал голос ведущего, англичанина, переехавшего в Америку, и теперь каждая его английская фраза обязательно была приправлена жаргонным американским словечком. Это он звонил ему шесть раз по поводу интервью с Джо.
– Да нет же, чайник! – Кричал ведущий. – Косарь совсем не больной, сбежавший из психушки. Он убивает только по выходным. Это означает, что у него есть постоянная работа, а в конце недели он занимается тем, что вершит правосудие.
– То есть убивает, – второй голос прозвучал с акцентом. Его обладатель, вероятно, был родом из Бронкса. – Говорю тебе, этот парень просто псих. Думаю…
– Косарь не сумасшедший, – возразил Иэн Зэкери. – Он взял на себя миссию очистить судебную систему от недоумков. А за свое мнение ты не получишь никаких призов, дурак. Мне нужна точная информация: факты, доказательства.
Зэкери нажал кнопку, отключив звонившего из эфира..
– Ладно, это моя вина, – уже более спокойным голосом обратился он к слушателям. – Слишком много хвастовства. Нужно еще раз напомнить вам правила. Сейчас мы прервемся на рекламу, а вы тем временем вооружитесь бумагой и карандашами, чтобы записывать, черт вас возьми.
Зэкери посмотрел в окно, отделяющее его студию от хорошо освещенной кабины звукооператора. Молодая девушка подала ему знак, что пошла реклама, и он больше не в эфире.
Он перевел взгляд на другое окно, где никогда не бывало света. Ему постоянно казалось, что за ним кто-то есть. Еще ни разу Зэкери не видел своего продюсера. Жалкий трус! Но это не значит, что тот не заглядывает сюда, хоть изредка, посмотреть, как проходит шоу. Зэкери взглянул на свое отражение в темном стекле – отбросил назад непослушные пряди длинных черных волос, на секунду обнажив залысины на лбу – знак черной магии, по словам его бабушки. Уши у него были слишком узкие, практически без мочек, что также воспринималось бабушкой как знак того, что он плохо кончит. Тем не менее, он сумел стать богом или почти богом. Зэкери слышал это каждый день от директора радиостанции, который отвечал на все звонки словами: «О, господи, это ты, о, господи, боже мой.»
Но женщинам он нравился.
Его полные губы и хищная улыбка сулили опасное приключение. Женщин привлекали его карие глаза, менявшие цвет в зависимости от освещения и настроения: от темного, почти черного, когда он злился, зеленовато-коричневого, когда язвил, до светлого, с проблесками голубого, на солнце. Он вставал около полудня и сразу отправлялся на собрания, встречи, интервью. Но по-настоящему любил Иэн Зэкери темное время суток, как вампир. И, как у вампира, его кожа имела бледный оттенок, обычно появляющийся у людей, мало бывающих на солнце. Опустившись в глубокое кресло, он вытянул ноги в ковбойских сапогах. Черная рубашка и джинсы дорогого покроя тесно облегали тело. Это был человек новой породы – крутой хулиган.
