Лоренс Блок - Дьявол знает, что ты мертв
В пятницу вечером мы с Элейн обосновались в ее квартире. Она приготовила итальянскую пасту с салатом, и мы уселись ужинать перед телевизором. Ведущая позднего выпуска новостей пыталась увязать одну историю с другой, противопоставляя строительного магната, имевшего все причины для того, чтобы жить, но покончившего с собой, с Джорджем Садецки, жизнь которого выглядела бессмысленной, но отнявшего ее у другого человека. Я заметил, что не вижу между ними очевидной связи, и Элейн объяснила, что только так журналистка могла засунуть обе трагические фигуры в один абзац.
Затем они показали в записи интервью с человеком, названным только по имени – Барри. Это был худощавый чернокожий мужчина с поседевшими уже волосами и в очках с роговой оправой, которого представили как друга предполагаемого убийцы.
Джордж, сказал он, был добрейшим малым. Любил сидеть на скамейках, часто отправлялся на прогулки. Никому не причинял неудобств и не хотел, чтобы люди причиняли неудобства ему.
– Вот тоже важная новость, – съязвила Элейн.
Джордж не любил попрошайничать, клянчить у незнакомых людей. Если ему нужны были деньги на пиво, он скорее бы собрал по помойкам алюминиевую тару и отнес в пункт сбора. И мусора вокруг баков никогда не разбрасывал; все укладывал обратно, чтобы никого не злить.
– Истинный защитник окружающей среды выискался, – сказала Элейн.
И он всегда был тихоней, рассказывал дальше Барри. Говорил ли Джордж когда-нибудь, что у него есть пистолет? Барри точно не помнил, но, возможно, он слышал от него что-то такое. Но поймите: Джордж много о чем говорил. Он побывал во Вьетнаме и нередко путал прошлое с настоящим. Он мог рассказать, как сделал что-то, а ты не понимал, произошло это вчера или двадцать лет назад, а быть может, такого и вовсе не было. Привести пример? Ну, вот он рассказывал, как жег хижины из огнемета. Как убивал людей. Когда он заводил речь об огнемете и хижинах, ты хотя бы понимал, что он вспоминает прошлое двадцатилетней давности, если не врет, потому что на Западной Пятьдесят седьмой улице никаких хижин и огнеметов не было и быть не могло. Но вот что касается стрельбы в людей, то тут дело другое.
– С вами была Эмми Вассбиндер из «Адской кухни», – завершила сюжет репортерша, – где нет хижин и огнеметов, а вот стрельба по людям – другое дело.
Элейн приглушила звук.
– Я обратила внимание, что название «Адская кухня» снова в ходу, – сказала она. – А что случилось с Клинтоном?
– Когда нужно задрать стоимость жилья в том районе, его величают Клинтоном, – ответил я. – Тогда начинаются разговоры о смене общественного статуса основной массы жителей и о посадках деревьев. Но если речь о стрельбе и торговле наркотой, то это по-прежнему «Адская кухня». Глен Хольцман жил в роскошном высотном доме в Клинтоне. А смерть нашел в двух шагах от него в «Адской кухне».
– У меня мелькнула схожая мысль.
– Я встречался с этим Барри прежде, – сообщил я. – С этим самым другом Джорджа.
– В своем районе?
– На встрече группы.
– Так он тоже в программе?
– Как сказать. Он там вертелся. Но явно не ведет трезвый образ жизни. Ты же только что видела, как он лакал пиво прямо перед телекамерой. Видимо, один из тех парней, кто иногда бывает трезвым между запоями и приходит на наши встречи, чтобы попить дармового кофе и побыть среди людей.
– А у вас таких много?
– Конечно, хватает, хотя многие в итоге завязывают насовсем. Но являются и те, кто вообще никогда не имел проблем со спиртным, а заходят просто погреться. Это новая проблема для групп АА, особенно сейчас, когда бездомных развелось такое количество. Некоторые группы даже перестали готовить к собраниям кофе и печенье, потому что халява привлекает слишком много посторонних людей сама по себе. Это сложная ситуация. С одной стороны, невозможно принимать всех подряд, но с другой – нужно знать, что у вас всегда найдется место для настоящего алкаша, которому нужна помощь.
– А этот Барри – алкоголик?
– Вероятно, – ответил я. – Ты же слышала, как он рассказал всему миру, что день за днем проводит на скамейке в парке с банкой пива в руке. Но единственный реальный критерий для проверки состоит в том, делает ли алкоголь твою жизнь невозможной и неуправляемой, а только сам Барри в состоянии ответить на этот вопрос. Он может заявить, что ему вполне комфортно и так, что наверняка окажется правдой. Как я могу судить об этом?
– А что ты скажешь о Джордже?
Я пожал плечами:
– Не думаю, что хоть однажды видел его на наших встречах. Хотя с большой долей уверенности можно предполагать, что его жизнь была как раз неуправляемой. Его одежду и образ жизни еще можно списать на эксцентричный характер, но если ты начинаешь стрелять на улицах в незнакомых людей, значит, что-то с тобой очень сильно не в порядке. Но разве мы можем утверждать, что пиво всему виной? Я, например, не уверен в этом. Возможно, он насобирал пустых цинковых банок в таком количестве, что допился потом до безумия, но с таким же успехом мог быть совершенно трезвым, но решить, что Глен Хольцман – родственник сестры Хо Ши Мина. Несчастный придурок!
– Барри назвал его добрым человеком.
– Он, наверное, и был добрым, – сказал я. – Но до прошлой недели, когда вдруг превратился в злого человека.
Я остался у нее на ночь, а до своего отеля добрался только после обеда на следующий день. Задержался у стойки, чтобы проверить почту и телефонные сообщения. Затем поднялся в номер. Какой-то мистер Томас звонил мне дважды. Вчера вечером и в половине одиннадцатого этим утром. Он оставил свой номер, начинавшийся с цифр 718, а это означало Бруклин или Куинс. Номер был мне незнаком, да и фамилия ничего не вызывала в памяти.
Еще одно сообщение оставила накануне в одиннадцать вечера Джен Кин, и оставленный ею номер я когда-то знал наизусть. Какое-то время я всматривался в буквы ее имени и фамилии, потом в семь цифр телефонного номера. Его я не набирал уже достаточно давно, и если бы она не продиктовала его, пришлось бы рыться в справочнике.
Интересно, что ей от меня понадобилось.
«Это может быть все что угодно, – подумал я. Вероятно, связано с АА». Возможно, она возглавляла теперь новую группу в Сохо или в Трайбеке и хотела, чтобы я там выступил. Или ей попался новичок, история которого походила на мою, и она решила, что именно я смогу лучше всех помочь ему.
Или что-то личное. Быть может, собралась замуж и сочла необходимым информировать меня об этом.
А быть может, она только что с кем-то порвала отношения и почему-то захотела поставить меня в известность.
Чем гадать, проще было выяснить. Я снял трубку и набрал ее номер. На четвертом гудке со щелчком включился автоответчик, и ее голос предложил мне оставить сообщение после сигнала. Но стоило мне начать наговаривать его, как она сама прервала меня, подойдя к телефону. Я дождался, чтобы она отключила автоответчик, а потом спросила, как я поживаю.
– Жив и трезв, – сказал я.
– Жив и трезв. Ты по-прежнему всем так отвечаешь? Стандартным набором слов?
– Нет, только тебе.
– Что ж, старина, мое состояние можно описать этими же словами. Вот справила очередную годовщину в мае.
– Двадцать седьмое мая, верно?
– Неужели ты смог запомнить?
– Я все запоминаю.
– А твоя годовщина осенью. Я ничего не запоминаю в отличие от тебя. В этом месяце или в следующем?
– В следующем. Четырнадцатого ноября.
– В День ветеранов. Нет, я, конечно, ошибаюсь. День ветеранов у нас одиннадцатого.
Ни она, ни я не были трезвы, когда наши жизненные пути впервые пересеклись. Мы встретились, когда я работал над одним из своих расследований. За несколько лет до этого в районе Борум-Хилл Бруклина женщина была убита ножом для колки льда. Все указывало на то, что преступление совершил серийный убийца. Когда я уже ушел из полиции, они поймали маньяка, но вот только оказалось, что он никак не мог совершить именно того убийства. И отец жертвы нанял меня, чтобы я покопался в остывших уже углях и попытался найти реального виновника.
В то время, когда было совершено преступление, Джен Кин была замужем за человеком по имени Корвин, а жила по соседству с убитой женщиной в Бруклине. К моменту начала моего расследования она давно развелась и перебралась на Манхэттен. Это и привело меня однажды в ее коморку на Лиспенард-стрит, где мы первым делом распили бутылку, крепко накачались, а потом очень быстро оказались вдвоем в одной постели.
Мне казалось, что мы отлично подходили друг другу по обоим параметрам, но прежде чем я сумел убедить ее в этом на практике, она заявила о невозможности наших дальнейших отношений. По ее словам, она уже однажды обращалась к анонимным алкоголикам, а сейчас преисполнилась решимости сделать новую серьезную попытку, и простой здравый смысл подсказывал: невозможно наладить трезвый образ жизни, если якшаешься с горьким пьяницей. Я пожелал ей удачи и оставил в мире церковных подвалов и бодрых, но дурацких, по моим представлениям в ту пору, лозунгов.
