Линвуд Баркли - Исчезнуть не простившись
Обзор книги Линвуд Баркли - Исчезнуть не простившись
Линвуд Баркли
Исчезнуть не простившись
Посвящается моей жене, Ните
Май 1983
Когда Синтия проснулась, в доме было так тихо, что она решила, будто сегодня суббота.
Но не угадала.
Если ей когда и хотелось, чтобы была суббота или любой другой день, свободный от школы, это был именно тот случай. Живот до сих пор болел, голова была словно залита цементом, и требовались дополнительные усилия, чтобы удержаться на ногах.
Господи, что это там, в мусорной корзине рядом с кроватью? Она и не помнила, что ночью ее рвало, но если нужны доказательства, то вот они, перед глазами.
Надо с этим разобраться, прежде чем войдут родители. Синтия встала, немного покачиваясь, схватила пластиковый мешок из корзины и слегка приоткрыла дверь спальни. В холле было пусто. Она прокралась мимо спален родителей и брата в ванную комнату и заперла за собой дверь.
Вылив содержимое пакета в унитаз, она ополоснула его над ванной и мутными глазами взглянула в зеркало. «Значит, вот как выглядит четырнадцатилетняя девушка после того, как надралась в хлам», – подумала Синтия.
Безрадостное зрелище. Она смутно помнила, что накануне дал ей попробовать Винс. Он притащил это зелье из дома. За ним последовали пара банок пива, немного водки, джин и уже открытая бутылка красного вина. Она пообещала принести отцовский ром, но в последний момент струсила.
Что-то беспокоило ее. Связанное со спальнями.
Она плеснула в лицо холодной водой и вытерлась полотенцем. Глубоко вздохнула и постаралась взять себя в руки, на случай если мать ждет за дверью.
Но та не ждала.
Синтия, спотыкаясь, направилась в свою комнату, где стены пестрели плакатами «Кисс» и других безумных рок-групп, доводивших родителей до припадков. По пути она заглянула в спальню брата, затем в родительскую. Кровати были застланы. Обычно мать не утруждала себя этим с утра пораньше, оставляя на потом, а Тодд вообще никогда не прибирал свою кровать, и мать потворствовала ему, но сегодня, надо же, постели выглядели так, будто в них никто никогда не спал.
Синтия испугалась. Она что, опоздала в школу? И сколько вообще сейчас времени?
Часы Тодда, стоящие на прикроватном столике, показывали без десяти восемь. Почти полчаса до того, как нужно отправляться на первое занятие.
В доме было абсолютно тихо.
Обычно в это время родители возились на кухне внизу и даже если не разговаривали друг с другом, до нее обычно доносились разные звуки: хлопала дверца холодильника, ложка скребла по сковородке, позванивали чашки и тарелки в раковине, отец шелестел страницами утренней газеты, ворча по поводу чего-то, вызвавшего его раздражение.
Странно.
Синтия вошла в свою комнату и закрыла дверь. «Соберись, – велела она себе. – Спустись к завтраку, будто ничего не случилось. Сделай вид, что никаких криков накануне не было и отец не вытаскивал тебя из машины великовозрастного дружка и не вез домой».
Синтия взглянула на задание по математике для девятого класса в открытой тетради на письменном столе. Она успела ответить только на половину вопросов, прежде чем отправилась вчера на гулянку, внушив себе, что встанет пораньше и все доделает.
Тодд в это время обычно производил много шума: шарахал дверью ванной комнаты, врубал «Лед Зеппелин» на своем стерео, громогласно вопрошал, куда подевались его штаны, рыгал, специально приблизившись для этого к спальне Синтии.
Она не помнила, чтобы он собирался в школу раньше обычного, хотя с какой радости брат станет ее об этом оповещать? Они редко шли в школу вместе. В его глазах она была несмышленой девятиклассницей, хотя из кожи вон лезла, чтобы впутаться в еще большие неприятности, чем он. Она непременно ему расскажет, как в первый раз по-настоящему надралась. Хотя нет, нельзя, он только продаст ее позже, когда сам попадет в переплет и захочет свести счеты.
Ладно, допустим, Тодд пошел в школу раньше, но куда подевались родители?
Возможно, отец отправился в очередную деловую поездку еще до рассвета. Он вечно куда-то ездит, неизвестно куда. Жаль, что этого не произошло накануне.
А мать, может, повезла Тодда в школу или еще куда-то отправилась.
Синтия оделась. Джинсы, свитер. Подкрасилась. Достаточно, чтобы не выглядеть как последнее дерьмо, но не слишком, чтобы не давать матери повода язвить относительно «тренировки в потаскушки».
Синтия вошла в кухню и замерла.
На столе ни пакетов с кашей, ни сока, ни кофе в кофеварке. Ни тарелок, ни хлеба в тостере, ни кружек. Ни одной миски со следами молока и размокших мюсли в раковине. Кухня выглядела так, будто ее убрали после ужина накануне вечером.
Синтия поискала записку. Мать постоянно оставляла записки, когда ей требовалось куда-то уйти. Даже если злилась. Коротенькие записки, например, «Сегодня ты за хозяйку», или «Пожарь себе яйца, должна отвезти Тодда» или просто «Буду позже». Если она по-настоящему злилась, то вместо «С любовью, мама» подписывалась просто «Л., мама».
Записки не было.
Синтия собралась с мужеством и крикнула:
– Мам?! – Собственный голос показался ей каким-то странным. Хотя ей и не хотелось признаваться себе в этом.
Когда мать не ответила, она крикнула:
– Пап?!
Тишина.
Очевидно, решила Синтия, в этом и заключается ее наказание. Она рассердила родителей, разочаровала их, и те сделали вид, будто ее не существует.
Ладно, с этим она справится. Все лучше, чем бурные разборки с утра пораньше.
Синтия решила, что завтрак ей все равно не удержать, поэтому собрала нужные учебники и направилась к двери.
На верхней ступеньке лежал «Джорнал куриер», свернутый в трубочку и перетянутый резинкой.
Синтия пинком отшвырнула его в сторону и пошла по пустой дорожке – отцовский «додж» и «форд» матери отсутствовали – по направлению к милфордской средней школе. Возможно, ей удастся найти брата и выяснить, что происходит и какие неприятности ее ожидают.
Она влипла по уши.
Нарушила правило комендантского часа – быть дома в восемь, ведь на следующий день идти в школу – это первое. Затем вечером звонила миссис Эсфедель и заявила, что если Синтия не сдаст задания по английскому, то не получит зачета. Она соврала родителям, будто идет к Пэм готовить домашнее задание, поскольку та пообещала ей помочь по английскому, хотя это глупо и пустая трата времени.
– Ладно, но в восемь будь дома.
– Времени едва хватит на одно задание, – возразила она. – Хочешь, чтобы я провалилась? Ты этого хочешь?
– В восемь, – отрезал отец. – Не позже.
«Да пошло оно все! – решила она. – Приду домой, когда приду, вот и все».
В четверть девятого ее мать позвонила в дом Пэм и сказала:
– Привет, это Патриция Бидж. Мама Синтии. Позовите ее, пожалуйста.
Однако там не оказалось не только Синтии, но и самой Пэм.
Именно тогда Клейтон Бидж схватил свою поношенную фетровую шляпу, без которой не выходил на улицу, вскочил в «додж» и поехал по окрестностям, разыскивая дочь. Он подозревал, что та может быть с этим парнем, Винсом Флемингом, семнадцатилетним верзилой из одиннадцатого класса, который уже имел права и ездил на ржавом «мустанге». Клейтону и Патриции он не слишком нравился. Крутой парнишка, дурная семья, плохое влияние. Однажды вечером Синтия подслушана, как родители неодобрительно говорят об отце Винса, но решила, что все это чушь собачья.
Клейтону просто повезло, что он заметил машину в конце парковки возле почты, у выезда на Пост-роуд, недалеко от театра. «Мустанг» стоял в самом углу, а отец загородил дорогу. Синтия сразу сообразила, что это он, достаточно было разглядеть шляпу.
– Черт, – сказала Синтия. Хорошо еще, что он не появился двумя минутами раньше, когда они целовались, или когда Винс показывал ей новый нож с выкидным лезвием. Надо же, нажимаешь на маленькую кнопочку и – раз! Внезапно появляются шесть дюймов стати. Винс держал нож у колен, двигал им и ухмылялся, будто это не нож, а что-то другое. Синтия его подержала, махнула в воздухе и захихикала.
– Осторожно, – предупредил Винс. – С ним шутки плохи.
Клейтон Бидж подошел прямиком к пассажирской дверце и распахнул ее. Та завизжала на ржавых петлях.
– Эй, приятель, поберегись! – прищурился Винс, сжимая в руке уже не нож, а пивную бутылку – неизвестно, что хуже.
– Я тебе покажу «эй, приятель»! – Клейтон, схватив дочь за руку, вытащил ее из машины и затолкнул в свою. – Бог мой, ну от тебя и несет! – поморщился он.
В тот момент ей хотелось умереть.
Она старалась не смотреть на него и молчала, пока он ворчал, что от нее теперь одни неприятности, и если она не возьмется за ум, то испортит всю свою жизнь, и он не понимает, в чем ошибся, он просто хотел, чтобы она выросла и была счастливой, и бла-бла-бла. Господи, даже когда он злился, то все равно вел машину, будто сдавал экзамен на вождение – никогда не превышал скорость и зажигал поворотник, просто поверить невозможно.
