Лоуренс Сандерс - Торговцы плотью
— «Вдова Клико»…
— Конечно. Сию минуту.
Я взял в баре бутылку шампанского, воткнул ее в ведерко со льдом и вручил Кларе, шепнув:
— Любая комната на четвертом или на пятом этаже. Когда соберетесь уходить, найдете меня внизу.
Клара кивнула, и они направились к лифту.
Я промаялся целый час у стойки бара за бутылкой «Перрье», когда лифт наконец пошел вниз. Клара Хоффхаймер вылетела из кабинки, заходясь истерическим смехом, с визгами, всхлипами, стонами, пытаясь зажать себе рот руками. Из глаз текли слезы.
Я попытался успокоить ее настолько, чтобы она могла рассказать, что случилось. Оказалось, что когда Октавий Цезарь одевался, «молния» на ширинке брюк зацепилась за «молнию» на ширинке боксерских трусов. Пытаясь освободить замок, он сломал его, и теперь на брюках зияет прореха, открывая на всеобщее обозрение белое исподнее.
— Ну просто смех! — выдавила Клара, все еще икая и задыхаясь. — Питер, что делать? Он не хочет предстать перед вами в таком виде, а потом еще шофер, а вдруг жена его не спит и увидит…
— Постойте, я принесу старый плащ. Его не обязательно надевать, можно просто перекинуть через руку и прикрыть свое достояние.
Так мы и сделали. Минут через пять вышел Октавий Цезарь, крепко прижимая к себе мой плащ.
— Спокойной ночи, сэр, — сказал я, стараясь, чтоб голос звучал ровно.
Он даже не посмотрел в мою сторону.
Клара послала мне быструю испуганную улыбку. Они ушли, и я запер за ними дверь.
Я затеял все это, чтобы угодить мистеру Ц., но начинал догадываться, что особых очков на своих услугах не заработал.
Глава 156
Михаэль Гелеско позвонил сказать, что ему сообщили о моей просьбе.
— Где встретимся? — холодно спросил он.
Когда я сказал, что охотно приду в бутик «Баркарола», он тут же согласился. Наверно, я его уважил. Мы договорились на завтра на четыре часа пополудни.
Усевшись рядом за длинным столом в конференц-зале, они запалили свои дешевые сигары, а я, пытаясь сдержать кашель, поведал о Сибил Хедли и предполагаемой статье в «Безумном шляпнике».
— Она заявила, что сделала фотографии. Зафиксировала, по ее словам, «сам факт и участников». Не представляю, как это ей удалось.
— «Безумный шляпник»? — спросил Каннис. — Майк, мы даем в этот листок рекламу, правда?
— Ну да, — подтвердил Гелеско. — Несколько строчек еженедельно: название фирмы, адрес и телефон. Очень скромно.
— Наверно, я неправильно вел себя с этой Сибил Хедли, — признался я. — Я ее спросил, сколько она хочет, чтоб забыть всю историю, а она взбрыкнула.
— Питер, — с жалостью глядя на меня, заговорил Гелеско, — пора тебе усвоить, что с такими вещами лучше сразу идти наверх. Иначе всю дорогу будешь трястись, а кончится все пинком в задницу.
— Ну… — беспомощно протянул я, — и что теперь делать?
— Не беспокойся. Все будет хорошо, вот увидишь.
— Спасибо.
Выразив искреннюю признательность, я поднялся.
— Эй, — сказал Каннис, — а как там старушка Марта?
— Отлично! Вся в делах, как всегда.
— Точно? — спросил Каннис. — А мы слыхали другое. Что выглядит она как уличная торговка и работает спустя рукава.
Они набирали нашу кухонную команду, привратника и барменов, и я не сомневался, что куча шпионов докладывает им обо всем.
— Марта проворачивает большую работу, — возразил я.
— Да? — удивился Гелеско. — Надеюсь, что это так.
— Она незаменима, — добавил я, но замечание это было явно лишним.
— Питер, — сказал Каннис, — незаменимых нет.
Глава 157
Я бывал у Мейбл Хеттер два-три раза в неделю, обычно оставался ночевать. При каждом моем визите она неизменно подавала на стол пять блюд. Я не мог устоять перед роскошными соусами и свежеиспеченными пирожными. Я превращался в настоящего толстяка.
— Тебе бы надо открыть ресторан, — посоветовал я ей.
Она обиженно взглянула на меня:
— Нет уж. Мне надо думать о певческой карьере.
Я мог открыть ей глаза, сказать всю правду о ее голосе — но что толку? Она бы не поверила.
Наконец в выходные перед Днем труда я уговорил ее пообедать где-нибудь в другом месте. Мы отправились в ресторан, который славился самобытной кухней. Жуткие цены и еда намного хуже, чем у Мейбл. Эксперимент оказался первым и последним. Все пошло по-прежнему, чем она была страшно довольна, и я тоже.
Не хочу выглядеть неблагодарным сукиным сыном по отношению к Мейбл — я видел от нее только любовь и щедрость, — но должен признать, что девушка эта была далеко не красавица. Не урод, но чрезвычайно вульгарна.
Да, у нее милая улыбка и непосредственные манеры, никак не позволявшие относиться к ней серьезно. Казалось, она прожила свои двадцать четыре года в стороне от пороков и искушений, сохранив неиссякаемую веру в исполнение своих мечтаний. Возможно, невинность Мейбл и заставляла меня возвращаться к ней вновь и вновь.
Невинность и ее коронная жареная утка с имбирем.
Я приносил ей подарки. В основном пустяки, ибо у меня просто не было денег, чтоб разыгрывать из себя мота. Но она принимала все с одинаковой детской радостью, особенно оценив плюшевого мишку с музыкальным механизмом в попке. Он играл «Ищи луч надежды».
В сентябре я перенес в ее ванную бритвенные и туалетные принадлежности и стал держать в шкафу в спальне запас свежих рубашек, белья и носков. Она купила мне халат — а как же?
Наши совместные вечера стали смахивать на семейные. После обеда я помогал убрать со стола и запустить посудомоечную машину. Потом потягивал пиво или вино, а Мейбл услаждала меня распевами.
Я никак не мог понять, почему молодая женщина без ума от оперетт, написанных шестьдесят лет назад.
По окончании очередного концерта мы отправлялись в спальню. Для невинной девушки она очень быстро освоила некоторые тончайшие приемы сексуального мастерства. Может быть, «Только один поцелуй» и был ее любимым романсом, но от постели она ждала большего.
И для меня эти ночи стали важными, может быть, потому, что не надо было угождать платному клиенту. Может быть, поэтому я и действовал так энергично и успешно. А она с благодарностью принимала все.
Впервые после отъезда Никки Редберн на побережье я мог наслаждаться близостью с женщиной. Наслаждение это, конечно, отчасти было физическим, но после соития приходил столь же сладостный покой и нежность. И если она предлагала закончить сексуальную программу исполнением «Отважного мужчины» a capella[49], я не возражал.
— Мэй, — сказал я как-то (просто не мог заставить себя называть ее Мейбл), — предположим худшее. Вдруг по не зависящим от тебя обстоятельствам твоя сценическая карьера не состоится?
— Да этого быть не может, — упрямо сказала она. — Наступит день, и я стану знаменитой.
От такой уверенности просто дух захватывает.
— Но многое зависит и от удачи, — доказывал я. — От того, чтобы оказаться в нужном месте в нужное время.
— Я думаю, удачу надо ловить самому!
Я говорил себе, что хочу уберечь ее от разочарований, но, может быть, просто искал оправдание собственной жизни.
Мне было приятно считать себя добрым. И снова вставал вопрос, на который я уже не раз пытался найти ответ: что назвать добротой? Жестокую правду или ложь во имя приятных иллюзий? Оставалось утешаться лишь тем, что многие поумнее меня решали и не решили эту нравственную дилемму.
Можете считать меня легкомысленным интеллектуалом. Глубокие раздумья — пустая трата времени, они редко рождают позитивную программу действий. Оставлю Мейбл Хеттер ее мечты и поближе прижмусь к ее двуликому телу. Ей это приятно.
Если ее выходной арией была «Поверь», то моей — «Каждый день для меня — Женский день».
Глава 158
После Дня труда бизнес наш вырос неимоверно. И в это же самое время Марта начала брать отгулы, ссылаясь на нездоровье, или просто не появлялась на работе.
Все свалилось на нас с Янсом. Пришлось взять на себя ее обязанности вдобавок к своим собственным.
— Послушайте, — сказал я ему, — не знаю, что творится с Мартой, но надо что-то делать, пока все не пошло вразнос.
— Я могу принимать заказы в ее отсутствие, — медленно произнес Янс, — но не в силах принимать заказы, составлять график, заниматься мальчиками по вызову и службой сопровождения и семь часов в день принимать гостей.
— Разумеется, — согласился я. — Положим, когда ее нет, вы занимаетесь регистрацией и, как всегда, распределяете вызовы и сопровождающих. О дежурствах забудьте. Мы найдем другого.
— Кого?
— Как насчет Кинга Хейеса?
Янс поднял брови и минутку подумал.
— Знаете, он как раз может сгодиться. Здоровущий, симпатичный, общительный. И к тому же работал на кухне. Думаете, согласится?
