Таня Карвер - Суррогатная мать
Фил чувствовал, как с каждым ее словом в нем нарастает ужас. Ему казалось, что он уже знает, к чему приведет это признание.
— И тогда… — Он почти боялся задавать следующий вопрос. — Что он сделал тогда?
— Переодел его.
Фил кивнул. Именно этого он и ожидал. Он посмотрел в лицо Софи и почувствовал, что этим дело не закончилось.
— Что еще?
— Сделал то, что он хотел. Превратил его в…
— В вас?
Софи потупилась и кивнула. Торжество истины, которой добился Фил, казалось ничтожным на фоне жутких вещей, о которых она рассказывала. Этот взгляд, эти жесты говорили о том, что под растоптанной, безумной оболочкой еще оставалось что-то человеческое. Он должен поработать с этим, как-то вытащить его наружу.
— Значит, Хестон занял ваше место.
Она снова кивнула.
— Сначала отец смирился с этим. Но потом… — Она содрогнулась, словно знала это из личного опыта.
— Что потом? Что случилось потом, Софи?
— Он возненавидел себя, — с горечью сказала она. — Он ненавидел себя и ненавидел Хестона. За то, что они делают. Он начал бить его. Снова бить кнутом.
Фил еле сдерживал дрожь.
— И Хестон терпел все это?
Она кивнула.
— Он был напуган. У него не было выбора. — Она огляделась по сторонам, словно выйдя из состояния транса и видя эту комнату в первый раз. — Я хочу пить. Я хочу прекратить это. Я хочу пить.
— Уже недолго, Софи. Продолжайте. Еще немного.
— Нет. Я хочу пить. Я хочу прекратить.
Фил не мог остановиться. Он должен был продолжать. Он хотел продолжать. Он уже прорвался, он вот-вот доберется до нее. Он не может сейчас останавливаться. Она должна продолжать. Обязана…
Он посмотрел на нее. Все черты прошлой Софи исчезли. Никакой сексуальности, никакой привлекательности. Перед ним сидела женщина с поломанной психикой. Она замолчала и не скажет ни слова, пока снова не будет готова к этому. Он вздохнул и взглянул на часы. Нагнулся к микрофону.
— Допрос прерван в…
Глава 72
Муж Эстер вернулся. Она чувствовала его присутствие, но не слышала его голоса. Она попыталась заговорить с ним, но ответа не было. Поэтому она отказалась от дальнейших попыток. А потом он вдруг исчез — так же неожиданно, как и появился, — и снова оставил ее одну. С ребенком.
Ей было тревожно и некомфортно. Она не могла ни на чем сосредоточиться. Сердце бешено стучало, в голове вертелся целый рой мыслей о том, что могло случиться. Они могут ворваться в дом и забрать у нее ребенка. Она посмотрела на младенца, который после ухода ее мужа снова заснул. Она по-прежнему старалась почувствовать что-то к нему, что-то позитивное, что люди ощущают по отношению к потомству, но ничего подобного не происходило. Возможно, пусть они заберут этого ребенка. И оставят ее с миром. С миром и с ее мужем.
Она закрыла глаза и попыталась позвать его. Ничего не вышло. Ответа не последовало. Она снова позвала его, на этот раз громче. Ничего. Пока она делала это, ребенок зашевелился. Она не обращала на это внимания, просто ждала и слушала.
По-прежнему ничего.
По телу ее пробежала дрожь. Может быть, он совсем ушел, ее муж. Может быть, он уже не вернется. Может быть, он бросил ее.
Голова у нее кружилась, мысли путались.
Нет. Он не мог поступить так. Не мог снова оставить ее одну. Как раньше. Как в прежние времена. Она старалась не думать о тех днях, это печалило ее. И даже заставляло плакать, если она думала об этом слишком долго. Но тут она ничего не могла поделать.
Она пыталась вычеркнуть их из памяти, но эти времена, много лет тому назад, когда она была совсем одна, испугана, когда она очень боялась и постоянно плакала, не отпускали ее. До тех пор пока ее муж не начал любить ее, пока они не стали одним целым. Внутри у нее поднималось какое-то неприятное чувство. Чувство, замешанное на одиночестве и страхах прошлого, чувство, которое она тащила с собой через всю жизнь. Его она ненавидела больше всего. Это был страх остаться одной. Или быть нелюбимой.
И теперь ее муж был недостижим. А они уже приближались к ней.
Она не вынесет этого. Она не может быть покинутой. Это убьет ее. Ее муж был ей необходим. Она должна найти его.
Она звала его, кричала изо всех сил.
Ничего.
Она кричала снова.
Ее муж не отвечал. Но зато заворочался ребенок. Начал плакать, сначала тихонько всхлипывая, потом все громче, набирая в легкие больше воздуха и чувствуя себя за этим занятием все более уверенно.
Эстер снова охватили старые чувства. Они стали медленно подниматься откуда-то изнутри, норовя вырваться из нее.
Ребенок продолжал плакать.
Она упала на колени, не в силах остановить эти ужасные старые переживания. Им нужно было выйти наружу. Она откинулась назад и закричала во весь голос. Принялась биться головой о пол и колотить в него кулаками, пока не сбила руки в кровь. При этом она кричала не переставая.
Наконец она остановилась, но крик продолжал звучать в ее голове. Она открыла глаза, ожидая, что он прекратится, но этого не произошло. Только сейчас она вспомнила, что рядом с ней был ребенок.
В ней поднялась волна новых чувств. Их было уже легче определить. Ненависть. Если бы не этот ребенок, она не попала бы в неприятности. Ее муж был бы здесь, а они — кто бы они ни были — не преследовали бы ее. Не преследовали их. Ребенок. Во всем этом была только его вина.
Она встала и подошла к ржавой ванночке. Замерла над крошечным пищащим существом. Сквозь застилавшие глаза слезы посмотрела на него твердым взглядом.
Он крикнул. Она крикнула в ответ. Он крикнул громче. Эстер закричала еще оглушительнее. Что бы она ни делала, он не замолкал.
Тогда она нагнулась, вытащила ребенка из колыбели и, подняв на уровень лица, снова закричала на него. Рот ее широко открылся, словно она готова была проглотить его. Так они кричали и кричали…
Наконец ребенок замолчал. Эстер была удивлена. Она огляделась по сторонам, все еще не веря своей удаче. Но он и в самом деле перестал вопить. Она улыбнулась про себя. Такого в книжках о воспитании детей не было. Она сама это придумала.
Довольная собой, она положила ребенка обратно в кроватку. Но темное чувство вернулось. Ее муж отсутствовал. Они придут и за ней.
Она пыталась не сдаваться. Она должна держать себя в руках, должна думать. Должна что-то делать.
Она снова посмотрела на ребенка, едва сдерживая поднимавшуюся ненависть и горячее желание обвинить его во всех бедах. Потому что во всем был виноват этот ребенок. Она была уверена. Так подсказывала бушевавшая в ней злость.
Его можно убить. Она могла бы это сделать. Обхватить руками за его шею и сдавить. Даже не придется делать это слишком сильно, он еще совсем маленький. Косточки сразу треснут, как прутики для растопки печи. Совсем просто.
Она взялась грубыми, мозолистыми руками за его гладкую шейку.
Он смотрел на нее. Живой и славный. Большие голубые глаза. Круглое, еще не сформировавшееся личико.
Руки ее опустились. Она не могла сделать этого. Только не тогда, когда он так смотрит на нее. Независимо от того, как она его ненавидит.
Она смотрела, как он дрыгает ножками в кроватке, вытягивает ручки, сжимает и разжимает кулачки. Лицо ее было пустым и отрешенным.
«Когда он заснет… — подумала она. — Когда закроет глаза…»
Тогда она избавится от него.
А потом убежит.
Глава 73
— Мы проверили, — сказала ему Анни в комнате наблюдения. — Я отметила это. Она как-то дернулась, когда вы сказали «Врабнесс», поэтому я проверяла там. Ничего похожего. Ни Гейл Джонсон, ни Софи Гейл, ни Софи Джонсон — ничего.
Фил вздохнул и посмотрел сквозь стекло. Софи сидела, откинувшись на спинку стула: ноги вытянуты, руки на столе. Сейчас она совсем не была похожа на жесткую и стойкую женщину, какой была, когда в первый раз заходила сюда.
«Я справлюсь с ней, — подумал он. — Я ее все равно сломаю».
В комнате наблюдения было полно народу. Присутствовали практически все, кто был задействован в расследовании: Анни, Пташки, офицеры и просто полицейские. Словом, народу собралось столько, сколько могло вместить это помещение. Все ждали. Всем хотелось увидеть, как сломается и расколется убийца их коллеги, их друга. И Фил чувствовал груз ответственности, лежавший на нем.
— Продолжайте искать, — сказал он. — Я попробую выяснить ее настоящее имя. — Он вздохнул. — Хотя даже если мне это удастся, нет никакой гарантии, что ребенок находится там. Но это будет хорошим началом.
— Просто узнайте имя, — сказала Анни. — Что-то, за что я могла бы зацепиться.
— О’кей.
— И мы до сих пор не знаем, кто этот человек на фотографии. Ее брат? Отец?
— Я пошел, — сказал Фил, сожалея, что в душе не чувствует уверенности, которая прозвучала в его голосе.
