Дин Кунц - Холодный огонь
— Не говори так, — быстро прервала его Холли. — Просто у тебя возникли проблемы. Ты сам загнал себя в тупик и теперь должен найти из него выход.
Джим покачал головой. Его лоб покрылся мелкими капельками пота, в лице появилась смертельная бледность.
— Не обманывай себя, Холли. Если все в твоих словах — правда, я конченый человек и мое место в сумасшедшем доме. Ты ведь и сама это понимаешь.
Она взяла его ладони в свои и крепко сжала.
— Не надо. Не говори так. Ты можешь найти выход. Я знаю, ты можешь. Все будет хорошо.
— Как? Боже мой, Холли, как я…
— Ты не такой, как все, — отрезала она. — В тебе огромные, невероятные силы. Стоит захотеть — и они принесут столько добра! Ты способен сам себя исцелить. Если тебе удается оживлять стены, предвидеть будущее, спасать людей, то ты наверняка сумеешь сам избавиться от недуга.
Сильнейшее недоверие отразилось на лице Джима.
— Откуда у простого смертного такие способности?
— Не знаю, но у тебя они есть.
— Их давали высшие силы. Пойми, Холли, — никакой не Супермен.
Холли в сердцах ударила кулаком по рулю.
— Ты телепат, телемаг и теле-черт знает что еще! Ну хорошо, летать, гнуть рельсы голыми руками, бегать быстрее пули ты не умеешь. Но кого еще можно сравнить с Суперменом? Кстати, ему следовало бы кое-чему у тебя поучиться. Ты видишь будущее, пусть только фрагментами и не все время, но видишь!
Ее убежденность произвела на Джима впечатление.
— Но как получилось, что я стал таким?
— Не знаю.
— Вот и конец твоей теории.
— Ерунда, — угрюмо сказала Холли. — Желтое все равно останется желтым, даже если я не знаю, почему глаз видит разные цвета. В тебе есть огромные силы, ты сам — сила, и не надо кивать на Господа Бога или пришельцев в пруду.
Джим отпустил ее руки и приник к ветровому стеклу, за которым открывалась унылая панорама сухих полей и изгибалась черная нитка шоссе. Казалось, он испытывает страх при мысли о скрытых в нем гигантских возможностях. Обладание ими накладывает бремя ответственности, а Джим не верил в собственные силы.
Холли заметила, что он прячет глаза, и поняла: Джим стыдится своей болезни. Он, сильный и гордый, не хотел поверить в выпавшее на его долю несчастье. Рушилась жизнь, с таким трудом отстроенная заново, жизнь, где высшей ценностью была уверенность в себе и монашеское одиночество аскета, которому никто не нужен, кроме Бога. Он думал, что, уйдя от людей, принял хорошо обдуманное решение, а ему говорят: этот поступок — отчаянная попытка справиться с бурей воспоминаний, грозивших его погубить. Получается, потребность в самоконтроле вывела Джима за границы разумного.
Холли вспомнила слова в блокноте:
«Я ИДУ. ТЫ УМРЕШЬ».
— Куда мы едем? — удивился Джим. Машина повернула в сторону Нью-Свернборга. Вместо ответа Холли спросила:
— В детстве ты был обычным ребенком?
— Таким же, как все остальные, — быстро ответил Джим, и она отметила резкость и поспешность его ответа.
— Никаких признаков скрытых талантов?
— Никаких.
Внезапная нервозность Джима, угадывавшаяся в дрожании рук и порывистых беспокойных движениях, убедила Холли, что она на верном пути. ОН не был обычным ребенком. Ее вопрос напомнил ему о прошлом и открыл глаза на происхождение его уникальных способностей. Но Джим не хочет примириться с действительностью и пытается укрыться за щитом отрицания.
— Ты что-то вспомнил?
— Ничего.
— Хватит секретничать, Джим.
— Ну правда, ничего.
Ей ничего не оставалось, как сказать:
— Нет, Джим. Ты не такой, как все. И пришельцы здесь ни при чем.
Похоже, воспоминания, которыми он не хотел с нею поделиться, поколебали уверенность Джима, и он неохотно проронил:
— Не знаю.
— Это правда, Джим.
— Может быть.
— Помнишь, как вчера вечером Друг сказал, что, по их меркам, он ребенок? Так вот — он действительно ребенок, вечный ребенок. Ему всегда десять лет, потому что, когда ты его создал, тебе тоже было десять. Теперь ясно, почему он так любит порисоваться, а чуть что — сразу обижается. Друг ведет себя не как ребенок из другой галактики, которому десять тысяч лет, а как обыкновенный десятилетний мальчишка.
Джим опустил веки и откинулся на спинку сиденья, как будто разговор утомил его, но сжатые кулаки, которые он держал на коленях, выдавали его внутреннее напряжение:
— Куда мы едем, Холли?
— Устроим небольшую экскурсию. Дорога шла мимо золотистых холмов и полей. Немного передохнув, Холли возобновила осторожный натиск:
— Враг — воплощение страхов десятилетнего мальчика. Теперь я понимаю, что чудовище, которое проникло в номер мотеля, не было настоящим и не имело никакого отношения к пришельцам. Такой кошмар может родиться только в голове испуганного ребенка.
Джим молчал.
Она заглянула ему в лицо:
— Джим?
Его глаза были по-прежнему закрыты.
Сердце Холли учащенно забилось:
— Джим!
Тревога в ее голосе заставила его выпрямиться и открыть глаза.
— Что?
— Ради Бога, не закрывай глаза, а то заснешь. Как я сразу не сообразила…
— Думаешь, я смогу заснуть, после того что узнал?
— Не знаю. Но я боюсь. Ты ведь не будешь закрывать глаза, правда? Пока ты не спишь, Враг не страшен, но что, если тебя потянет в сон?
На ветровом стекле, точно на экране бортового компьютера истребителя, появилась черная бегущая строка:
«СМЕРТЬ, СМЕРТЬ, СМЕРТЬ, СМЕРТЬ, СМЕРТЬ, СМЕРТЬ».
Похолодев от ужаса, но не желая выдавать своих чувств, Холли резко включила стеклоочистители, точно вместе с надписью хотела стереть угрозу. Однако слова не исчезли, и Джим сидел, уставившись на них в оцепенении.
Они проехали мимо маленького ранчо. В открытые окна ворвался запах свежескошенного сена.
— Куда ты меня везешь? — снова спросил Джим.
— На разведку.
— Куда?!
— В прошлое.
Джим подавленно замолчал, потом сказал:
— Я все еще не могу прийти в себя. Не могу, и все. Ну скажи, как мы сумеем проверить твои подозрения?
— Мы едем в город, — ответила Холли. — Повторим вчерашнюю экскурсию. Как тебе название: «Романтические тайны Нью-Свенборга»? Чушь. Но что-то здесь есть. Ты не случайно провез меня по местам, где прошло твое детство. Ответ на нашу головоломку можно найти только в Нью-Свенборге. Давай вместе его поищем.
На ветровом стекле пониже шести черных слов побежала вторая строка:
«СМЕРТЬ, СМЕРТЬ, СМЕРТЬ, СМЕРТЬ, СМЕРТЬ, СМЕРТЬ».
Холли знала: отпущенное ей время истекает. Враг понял, что она близка к цели, и, не дожидаясь, пока Джим уснет, решил стереть ее с лица земли, превратить в кучу кровавых лохмотьев. Она подталкивает Джима навстречу истине, сама не зная, чем кончится ее затея. Что, если его железная воля не выдержит такой нагрузки и в образовавшийся пролом хлынет черная лава ненависти, которая захлестнет добрые стороны его личности?
— Скажи, Холли, я избавлюсь от этого странного состояния, если ты мне все расскажешь и объяснишь?
— Сначала ты должен мне поверить. Только тогда можно надеяться на выздоровление. Поверить в то, что страдаешь психическими отклонениями, — первый трудный шаг к пониманию, без которого никакое лечение не принесет успеха.
— Не надо строить из себя психиатра. Что ты разговариваешь со мной, как врач с пациентом?
Джим пытался найти убежище в гневе. Взгляд ярко-синих глаз, в котором ясно читалась угроза, обжег Холли арктическим холодом. Совсем как в тот день, когда она приехала к нему в Лагуна-Нигель, а он дал ей понять, чтобы она не лезла к нему в душу. Тогда у Джима ничего не вышло, а сейчас и подавно.
Господи! Порой диву даешься, до чего непонятливыми бывают мужчины!
— Однажды я брала интервью у психиатра.
— Превосходно! Наверное, ты еще и великий терапевт?
— Очень может быть. Кстати, тот психиатр сам был порядочным психом. Так что, я думаю, есть вещи поважнее университетского диплома.
Он глубоко вздохнул.
— О'кей, допустим, ты права, и мы найдем неопровержимые доказательства того, что я псих — Ты не псих, ты…
— Знаю, знаю. Душевное потрясение, психологический тупик. Называй это как хочешь, только, если мы узнаем правду — не представляю как, но узнаем, — что будет со мной? Конечно, я могу улыбнуться и сказать: «Ах да, я напридумывал всяких небылиц и жил себе поживал в мире глупых иллюзий, а теперь со мной все в порядке. Пойдем-ка, Холли, перекусим». Не знаю, может быть, я так и скажу, но только, скорее всего… я лопну по швам и рассыплюсь на кусочки.
— Я не могу обещать, что правда, которую мы найдем, станет для тебя спасением. До сих пор ты искал его только в собственной фантазии. Но так больше продолжаться не может. Враг ненавидит меня и рано или поздно убьет.
