Долорес Редондо - Невидимый страж
— Амайя! — донесся до нее истошный вопль.
Тетя Энграси, Роз и Джеймс смотрели на нее, сгрудившись в дверях кондитерской. Он хотел к ней подойти, но тетя остановила его, схватив за рукав.
— Амайя, — снова окликнула она племянницу, ласковым, но решительным голосом.
Амайя стояла на коленях на полу и не сводила глаз со старого чана. Ее губы по-детски подрагивали.
— Амайя Саласар, — повторила тетя.
Она вздрогнула, как будто этот зов внезапно достиг ее слуха. Опустив руку к поясу, она достала оружие и направила его в пустоту.
— Амайя, посмотри на меня, — приказала Энграси.
Амайя продолжала смотреть в пустоту и пыталась проглотить плотные комки мякиша, дрожа так сильно, как будто она оказалась под проливным дождем без одежды.
— Амайя.
— Нет, — сначала прошептала она. — Нет! — тут же закричала она.
— Амайя, посмотри на меня, — потребовала тетя, как будто обращаясь к маленькой девочке, и она обернулась к ней, наморщив лоб. — Амайя, что происходит?
— Тетя, я не допущу, чтобы это произошло.
Она повысила голос, и ее слова прозвучали по-детски хрупко и неуверенно.
— Амайя, тут ничего не происходит.
— Происходит.
— Нет, Амайя, это произошло, когда ты была маленькой девочкой, но сейчас ты взрослая женщина.
— Нет, я не позволю ей меня съесть.
— Никто не может причинить тебе вред, Амайя.
— Я не допущу, чтобы это произошло.
— Посмотри на меня, Амайя. Это больше не произойдет никогда. Ты взрослая женщина, ты офицер полиции, и у тебя есть пистолет. Никто не причинит тебе вреда.
Упоминание оружия заставило ее посмотреть на свои руки. Казалось, она была удивлена, увидев в них пистолет. Она вдруг осознала присутствие Джеймса и Роз, которые с побледневшими и искаженными до неузнаваемости лицами смотрели на нее, стоя у двери. Она очень медленно опустила пистолет.
Всю обратную дорогу домой Джеймс держал ее за руку, не выпустив ее пальцев, даже когда они уже сидели рядом в гостиной, молча глядя друг на друга и ожидая, пока тетя и Розаура приготовят липовый чай.
Амайя слушала доносящийся с кухни шепот тети и всматривалась в напряженное лицо мужа, который улыбался, пытаясь скрыть свою тревогу, как это делают родители, стоя в больнице возле кровати раненого ребенка. Но ей было все равно. Она втайне ликовала, чувствуя себя законченной эгоисткой, потому что наряду с невероятной усталостью она ощущала внутреннее обновление, сопоставимое с библейским воскрешением.
Роз поставила чашки на низкий столик возле дивана и занялась камином. Тетя тоже вернулась в гостиную. Она села напротив Амайи и Джеймса и открыла чашки, над которыми тут же прозрачным облаком поднялся приторный запах липового чая.
Джеймс пристально смотрел на Энграси. Он кивнул головой, как будто взвесив ситуацию, и вздохнул.
— Ладно, мне кажется, что откладывать больше некуда и вам пора рассказать мне то, что я должен знать, — произнес он.
— Я не знаю, с чего начать, — ответила Энграси, плотнее укутываясь в халат.
— Начните с того, что объясните мне, что произошло сегодня ночью и что я наблюдал в кондитерской.
— То, что ты увидел сегодня ночью, является жутким проявлением посттравматического стресса.
— Посттравматического стресса? Если я не ошибаюсь, так называется паранойя, от которой страдают солдаты, вернувшиеся с фронта?
— Именно так, только от него страдают не только солдаты. Его жертвой может стать любой человек, который пережил единичный эпизод или продолжительное воздействие ситуации, угрожавшей ему насильственной смертью.
— Вы хотите сказать, что это то, что случилось с Амайей?
— Вот именно.
— Но как? Это что-то, связанное с ее работой?
— Нет, к счастью, она никогда не подвергалась такой опасности на работе…
Джеймс посмотрел на Амайю, которая слушала разговор, опустив глаза и едва заметно улыбаясь. Энграси припоминала знания, полученные ею во время учебы на факультете психологии. Сотни раз она прокручивала все это в голове, надеясь, что этот день никогда не наступит.
— Посттравматический стресс — это дремлющий убийца. Иногда он таится в латентном состоянии месяцами или даже годами после травматичного события, его породившего. Реальной ситуации, в которой человеку угрожала реальная опасность. Стресс выступает в качестве защитной системы, которая распознает угрожающие сигналы, заранее предостерегая человека, чтобы защитить его и не позволить снова подвергнуть себя опасности. К примеру, если женщину насилуют на темном шоссе в салоне автомобиля, то вполне логично, что в будущем подобные ситуации — ночь, открытое поле, салон темного автомобиля — будут вызывать у нее неприятные ощущения, ассоциирующиеся с опасностью, которой она будет стремиться избежать.
— И это вполне логично, — уточнила Роз.
— Да, до какой-то степени. Вот только посттравматический стресс похож на аллергическую реакцию, которая совершенно несоразмерна угрозе. Все равно как если бы эта женщина выхватывала газовый баллончик, едва уловив запах кожаной обивки, соснового освежителя воздуха или услышав уханье филина в ночи.
— Баллончик или пистолет, — уточнил Джеймс, глядя на Амайю.
— Стресс, — продолжала тетя, — вызывает в тех, кто от него страдает, необычайно высокий уровень тревожности, следствием чего становится поверхностный сон, ночные кошмары, раздражительность и иррациональные опасения снова подвергнуться нападению. Все это проявляется в необузданной ярости. Человек угрожает насилием другим людям с единственной целью защититься от нападения, которому, по его мнению, он подвергается. Потому что он снова и снова проживает травматичную ситуацию. Разумеется, не нападение как таковое, но всю боль и страх той ситуации, которая их породила. Солдаты, побывавшие на фронте, лишь один из примеров жертв посттравматического стресса.
— Когда мы вошли в кондитерскую, мне показалось, что я попал на представление в театре…
— Амайя проживала момент огромной опасности. И ее переживания были такими же острыми, как если бы все это происходило с ней сейчас, а не в далеком прошлом, — пояснила тетя, глядя на Амайю. — Моя бедная храбрая девочка. Она страдала и чувствовала все так же, как и в ту ночь.
— Но… — Джеймс снова посмотрел на Амайю, которая держала в другой руке белую чашку с дымящимся напитком, к которому она до сих пор не прикоснулась. — Вы хотите сказать, что то, что произошло сегодня ночью в кондитерской, вызвано эпизодом посттравматического стресса, который является защитной реакцией на сигналы, которые Амайя ассоциировала с угрозой смерти. Или, возможно, Амайя считает, что кто-то хочет ее убить…
Энграси кивнула, поднеся дрожащие руки ко рту.
— Но что его вызвало? Раньше с ней никогда ничего такого не происходило, — спросил Джеймс, с нежностью глядя на жену.
— Это могло быть все, что угодно. Подобный эпизод может быть спровоцирован любым сигналом, но я думаю, что на нее повлияло то, что она снова находится в Элисондо… Кондитерская, убийства девочек… Дело в том, что против нее тоже было совершено преступление. Это произошло много лет назад, когда ей было девять лет.
Джеймс посмотрел на Амайю, которая, казалось, вот-вот потеряет сознание.
— Ты с девяти лет страдаешь от посттравматического стресса? — пронзительным голосом воскликнул он.
— Я ничего такого не помню, — ответила она. — Фактически за последние двадцать пять лет я ни разу не вспомнила о том, что произошло в ту ночь. Наверное, я так пыталась себя в этом убедить, что, в конце концов, поверила в то, что на самом деле ничего этого не было.
Джеймс взял из ее руки чашку с нетронутым чаем и поставил ее на стол. Затем он взял Амайю за руки и посмотрел ей в глаза.
Амайя улыбнулась ему, но опустила глаза, прежде чем продолжить:
— Когда мне было девять лет, я пришла однажды вечером в цех. Мать меня выследила и ударила стальной скалкой по голове. Когда я без сознания лежала на полу, она ударила меня второй раз. Затем она бросила меня в чан с мукой и высыпала на мое тело два мешка муки по пятьдесят килограммов каждый. Она сообщила об этом моему отцу только потому, что сочла меня мертвой. Поэтому я жила остаток моего детства с тетей.
Ее голос звучал безразлично и был лишен интонации, как будто они имели дело с психофонией из другого измерения.
Роз молча плакала, не сводя глаз с сестры.
— Бог ты мой, Амайя, почему ты мне об этом не рассказала? — ужаснулся Джеймс.
— Я не знаю. Поверь, за последние годы я об этом практически не вспоминала. Эти воспоминания скрывались где-то глубоко в подсознании. Кроме того, у меня всегда была наготове официальная версия того, что произошло. Я повторила ее столько раз, что сама начала в нее верить. Я думала, что все забыла. Кроме того, мне было очень… стыдно… Я ведь не такая, и я не хотела, чтобы ты подумал…
