Рут Ренделл - Бестия
Джон Гэббитас поджидал их в саду, нетерпеливо барабаня пальцами правой руки по ограде, словно сама мысль об отсрочке их встречи для него непереносима.
В который уж раз Уэксфорда поразила его внешность, его необычная красота. Будь Гэббитас женщиной, сердце зашлось бы от несправедливости: пропадать зря, похороненным в этом медвежьем углу! О мужчинах почему-то так говорить не принято. Он вдруг вспомнил слова доктора Перкинса о Харви Копленде и его внешности, но тут Гэббитас отвлек его, нетерпеливо предложив пройти в небольшой домик, а в гостиной ткнул тем же пальцем, что только что нетерпеливо отбивал дробь, в какой-то предмет, лежавший на выставленном на середину комнаты деревянном табурете с плетеным верхом.
— В чем дело, мистер Гэббитас? — спросил Берден. — Что происходит?
— Нашел. Нашел вот это.
— Что вы нашли и где?
— В ящике. В ящике комода.
Находкой оказался большой темно-свинцовый револьвер, металл на рукоятке был чуть светлее, с коричневым отливом. Какое-то время они молча разглядывали оружие. Первым заговорил Уэксфорд:
— Вы вынули его и положили обратно?
Гэббитас кивнул.
— Вы должны были знать, что к нему нельзя прикасаться.
— Теперь знаю. А тогда я был в шоке. Открыл ящик — я держу в нем бумагу и конверты — и первым делом увидел его. Лежал сверху на пачке с бумагой. Я знаю, что нельзя его трогать, но тогда не успел даже задуматься.
— Нам можно присесть, мистер Гэббитас?
Быстро стрельнув в них глазами, Гэббитас раздраженно кивнул. В таких обстоятельствах соблюдать пустые формальности…
— Это именно то оружие, из которого их убили?
— Возможно, — отозвался Берден. — А может, и нет. Это еще предстоит выяснить.
— Я позвонил вам сразу же, как обнаружил его.
— Сразу после того, как вынули его из ящика, так. Это могло быть в пять пятьдесят. Когда в последний раз — до этого часа — вы заглядывали в ящик?
— Вчера. — Гэббитас ответил почти не задумываясь. — Вчера вечером. Часов в девять. Собирался писать письмо. Родителям, в Норфолк.
— Тогда револьвера в нем не было?
— Конечно же, не было! — Голос Гэббитаса зазвенел раздражением. — Будь он там, я тут же связался бы с вами. Ничего там не было, кроме того, что должно было быть, — бумага, блокнот, конверты, карточки… В этом-то все и дело. Вы что, не понимаете? Я никогда прежде его не видел!
— Все в порядке, мистер Гэббитас. Я бы на вашем месте попробовал успокоиться. Так вы написали письмо родителям?
— Сегодня утром отправил его из Помфрета, — едва сдерживаясь, отозвался Гэббитас. — Весь день провозился с засохшим платаном в центре Помфрета, мне еще помогали с ним двое парнишек. Закончили в полпятого, а около пяти я уже был дома.
— А спустя еще пятьдесят минут открыли ящик комода, поскольку собирались писать второе письмо? Вы такой любитель переписываться?
Когда Гэббитас обернулся к Бердену, он просто кипел от негодования:
— Послушайте, я мог бы вовсе ни слова вам не говорить. Попросту выбросил бы его вместе с мусором, и никто бы не догадался. Он не имеет ко мне ни малейшего отношения, я просто нашел его! Нашел в этом вот ящике, куда его положил кто-то другой! Я открыл ящик, чтобы достать бумагу, это я вам уже говорил, а бумага понадобилась мне, чтобы составить счет за работу. И переслать его в муниципальный совет, в отдел по охране окружающей среды. Такая у меня схема действий. Вынужденная. Ждать месяцами оплаты мне не по карману — мне нужны деньги.
— Все верно, мистер Гэббитас, — успокоил его Уэксфорд. — Просто, к несчастью, вы трогали оружие. И, конечно же, голыми руками? Так. Что ж, мне необходимо позвонить констеблю Арчболду, чтобы он приехал сюда и занялся находкой. Важно, чтобы больше никто оружия не касался, кроме тех, кому положено по службе.
Гэббитас сидел в кресле, слегка наклонясь вперед и положив локти на подлокотники; лицо оставалось раздраженным и жестким. Хмурый взгляд ясно давал понять, что он обманулся в своих ожиданиях, не получив благодарности за услугу. Уэксфорд подумал, что ситуацию можно рассматривать с двух точек зрения. Первая — Гэббитас виновен, пусть только в незаконном хранении оружия, но все же виновен и теперь боится ответственности. Вторая — что он не понимает всей тяжести положения, не осознает, что может последовать, окажись мирно лежащий пока на стуле револьвер и вправду орудием убийства.
Сделав звонок, он снова обратился к Гэббитасу:
— Вас не было дома весь день?
— Я ведь уже сказал. И могу предоставить дюжину свидетелей, которые подтвердят вам мои слова.
— И ни одного, кто готов подтвердить, где вы были одиннадцатого марта, а жаль, — Уэксфорд вздохнул. — Ну ладно. Полагаю, никаких следов взлома не обнаружено? У кого еще был ключ от вашего дома?
— Ни у кого, насколько я знаю. — Гэббитас секунду подумал и тут же поспешил уточнить: — То есть, когда я сюда въехал, замок не меняли. Может, у семьи Гриффинов все еще есть старый. Это ведь не мой дом, не я хозяин. Возможно, ключи были у мисс Флори или у мистера Копленда. — Казалось, круг потенциальных владельцев ключа разрастается с каждой секундой. — В промежутке между отъездом Гриффинов и моим вселением ключ был у Гаррисонов. Где он сейчас, ума не приложу. Я никогда не выхожу из дому, не заперев предварительно дверь. Это железное правило.
— Вполне могли бы и не волноваться, мистер Гэббитас, — сухо заметил Берден. — Похоже, особого смысла в этом не было.
Итак, веревку ты потерял, а револьвер нашел, отметил про себя Уэксфорд, оставшись один на один с Гэббитасом.
— Очевидно, — сказал он вслух, — то же можно сказать и о ключах к сарайчику с инструментами. Ключи от него могут быть у многих?
— Сарайчик не закрывается.
— Тогда все понятно. Вы приехали сюда в мае прошлого года, мистер Гэббитас?
— Да, в начале мая.
— У вас, конечно же, есть счет в банке?
Не задумываясь, Гэббитас назвал, в каком именно.
— Переехав сюда, вы тут же открыли счет в отделении этого банка в Кингсмаркхэме. Так. Это произошло до или после убийства офицера полиции? Попробуйте вспомнить. До убийства сержанта Мартина в отделении этого банка или после?
— До того.
Уэксфорду показалось, что каждое слово дается Гэббитасу с неимоверным трудом, но не исключено, что у него самого опять разыгралось воображение.
— Почти наверняка найденное вами оружие использовалось в том убийстве. — Он пристально наблюдал за выражением лица Гэббитаса, но ничего, кроме обреченной готовности слушать, не заметил. — Из тех людей, кто в то утро, тринадцатого мая, находился в банке, далеко не каждый горел желанием дать показания полиции. Некоторые поспешили скрыться до приезда полицейских. Один из них прихватил с собой и этот револьвер.
— Я ничего об этом не знаю. В тот день меня в банке не было.
— Но в Тэнкред-хаусе уже были?
— Я приехал четвертого мая, — мрачно повторил Гэббитас.
Немного помолчав, Уэксфорд как можно непринужденнее задал следующий вопрос:
— Вам нравится мисс Дэвина Джонс, мистер Гэббитас? Дэйзи Джонс?
Столь неожиданный переход от одной темы к другой застал Гэббитаса врасплох.
— Какое отношение это имеет к делу? — взорвался он.
— Вы молоды и, судя по всему, не женаты. Она тоже молода и весьма привлекательна. Очаровательная девушка. И в результате случившегося еще и владелица огромного состояния.
— Она просто одна из тех, на кого я работаю. Согласен, она хорошенькая, кто возражает. Но я всего лишь работаю на нее. А скоро, возможно, перестану.
— Вы увольняетесь?
— Дело не в этом. Меня ведь сюда не нанимали, поймите. Я вам уже говорил. Я сам выбираю себе занятие. Хотите еще что-нибудь выяснить? Добавлю тогда от себя. В следующий раз, случись мне найти оружие, ни за какие коврижки с полицией связываться не стану. Просто вышвырну его в реку.
— На вашем месте, мистер Гэббитас, я бы этого делать не стал, — спокойно отозвался Уэксфорд.
В «Санди таймс», в рубрике «Обозрения», появилась статья известного литературного критика, который рассказывал о биографическом материале, собранном им о Дэвине Флори. По большей части это оказалась переписка. С первого взгляда на статью Уэксфорд почувствовал вспышку интереса и мгновенно погрузился в чтение.
Большая часть писем принадлежала ментонской племяннице, ныне покойной. Дэвина адресовала их своей сестре, матери племянницы, и письма эти недвусмысленно доказывали, что ее первый брак с Десмондом Кэткартом Флори никогда идеальным не был. В статье приводились длинные отрывки из писем, свидетельства горького разочарования и несчастий, изложенные неподражаемым стилем Дэвины, в котором простота чередуется с вычурностью. Автор размышлял над их содержанием, делая свои выводы о том, кто мог быть отцом Наоми Флори, основанные на ряде деталей из переписки последних лет.
