Мартин Смит - Залив Гавана
Все, кроме Аркадия и Эрасмо встали, хотя Эрасмо все же поднял рюмку.
— И что теперь? — спросил Аркадий. — Заседание начинается?
— Заседание закончилось, — ответил Эрасмо и шепотом добавил: — Удачи.
В самом деле, люди уходили, как только поставили на столы свои стаканы. Они вышли не все сразу, толпой, а выскальзывали по двое и трое в темноту улицы. Аркадий услышал, как приглушенно закрылась дверца автомобиля, и тут же заработал двигатель. Мостовой исчез, как тень. Тико толкал коляску Эрасмо, который склонил голову на руку, словно Гамлет, погруженный в размышления. Вскоре в паладаре остались только персонал, Уоллс, О'Брайен и Аркадий.
— Вы теперь член клуба, — сказал О'Брайен, — как ощущения?
— Все довольно таинственно.
— Ну, вы здесь всего шесть дней. Чтобы понять Кубу, требуется вся жизнь. Вы согласны, Джордж?
— Абсолютно.
О'Брайен поднялся на ноги.
— В любом случае, нам пора. Наступает время ведьм, и вообще, я устал.
— Приблуда участвовал в этом? — спросил Аркадий.
— Если вы действительно хотите знать, приезжайте на яхту завтра вечером.
— Завтра вечером я улетаю в Москву.
— Как хотите, — сказал Уоллс и открыл ворота. На тротуаре сиял «империал».
— Что же такое яхт-клуб «Гавана»? — спросил Аркадий.
— А чем бы вы хотели, чтобы он был? — спросил Джон О'Брайен. — Несколько парней на отдыхе ловят рыбку. Развалины здания, ожидающие прикосновения волшебной палочки, которая превратит его в сотню миллионов долларов. Группа патриотов, ветеранов войн своей страны, приятно проводящих вечер. Чего бы вы пожелали? Он то, что вы выбираете для себя.
24
DeSoto припаркован у «Роситы». Офелия была в номере. Она лежала в постели, плотно завернувшись в простыни. Аркадий разделся в темноте, лег рядом с ней и по ее дыханию понял, что она не спит. Он провел рукой по ее груди, по плечу и нащупал пистолет в ее руке.
— Ты возвращалась туда.
— Я хотела посмотреть, что там оставил Луна.
— Ты пошла одна? — спросил он. В ответ красноречивое молчание. — Ты сказала, что возьмешь кого-нибудь с собой. Мне не надо было отпускать тебя одну.
— Я не должна бояться войти в дом одна.
— А со мной такое бывает довольно часто. Что ты там нашла?
Она описала состояние Русско-кубинского центра, лобби и каждого помещения, в том порядке, в котором она исследовала их, козу, дверь в буфет и гранату, которая была привязана к ней. И как она пробиралась после взрыва в буфет и кухню, лишенную плит, морозильников и холодильников. Как потом тем же путем вернулась в лобби, установила лестницу на ограждение балкона и поднялась в бельэтаж, чтобы обыскать комнаты на том уровне, открывая каждую дверь ручкой швабры. Взрывных ловушек больше не было, никаких коз, только помет и открытые банки с российским бальзамом для волос, которые они вылизали до блеска.
Когда она вернулась, время их встречи в парке давно прошло и его уже нигде не было.
— Я думала, ты не вернешься. — Она отложила пистолет, поцеловала его в губы и медленно отпустила.
— Мы просто разминулись.
Он обвил ее руками и почувствовал, как она скользнула под него. Через мгновение он был в ней. Ее язык был сладок, спина твердой, там, где они соединились, она была бесконечно глубока.
Они ели банановый хлеб с пивом, Аркадий рассказал Офелии о своем вторжении в квартиру Мостового. Обо всем, кроме пожара. Поджог она наверняка бы не одобрила. Он улыбнулся. Офелия сломила его самозащиту, маленькая птичка на колючей проволоке. Ему также доставлял удовольствие — то ли профессиональное, то ли болезненное — разговор с коллегой. Она была коллегой, хотя ее точка зрения была не просто из другого мира, она относилась к другой вселенной. Да, она была коллегой, хотя сидела голая, со скрещенными ногами, в тусклом электрическом свете.
— В Гаване есть районы без электричества уже много недель, но вы нигде не прочитаете об этом, — она указала на газету, в которую был завернут хлеб. На первой полосе — покрытая пятнами фотография революционеров, празднующих победу, и красное знамя с надписью «Гранма». — Это — официальная газета партии.
— Она двухнедельной давности. — Аркадий посмотрел на дату.
— Моя мать не читает ее, получает только для того, чтобы заворачивать еду. Что бы Луна ни украл — телевизор, видеомагнитофон, обувь — он это уже вывез. Там ничего нет.
— Он пытался убить нас в машине. Он убил Хеди и ее итальянского друга, если использование мачете и ножа для колки льда что-нибудь значит. Я не думаю, что это банальное сочетание орудий убийства. И если он обезвреживал мины в Анголе, он вполне мог установить растяжку. Думаю, что кража видеомагнитофона Руфо — самое малое из его преступлений.
— На самом деле, он только ударил автомобиль с твоей стороны, — сказала Офелия.
— Что? — «Это было новым поворотом», — подумал Аркадий.
— Он только засунул меня в багажник.
— Он оставил тебя, ты бы могла задохнуться.
— Возможно. Но ты меня вытащил.
— И затем он попытался изрубить машину.
— Тебя, главным образом, — это показалось Аркадию спором о мелочах. Офелия продолжала: — Итак, ты пошел в яхт-клуб и не нашел меня. Что потом?
— Я сам толком не понял, — он рассказал ей об ужине с лобстерами в паладаре «Ангола». — Они все были вояками, и они называли себя яхт-клубом «Гавана». Насколько это необычно, чтобы офицеры сняли такой частный ресторан, как этот?
— Это бывает.
— И заказывали там лобстеров?
— Возможно, это были их собственные лобстеры. Многие офицеры занимаются подводной охотой. Флот тоже продает лобстеров. Офицеры питаются не так уж плохо.
— Они казались недовольными.
— Это все Особый период — все недовольны, кроме нас с тобой. На чем они приехали?
— На внедорожниках.
— Ты смотри!
— Но, по крайней мере, половина из них не ела лобстеров.
— Вот это уже странно, — согласилась Офелия.
— Никаких речей.
— Очень странно.
— Я тоже так подумал, учитывая то, что я кое-что знаю о характере кубинцев. Кроме того, Уоллс, О’Брайен и Мостовой тоже были там. О’Брайен представил меня им как «нового боло», мол, я теперь буду занимать место Приблуды. Я чувствую, что-то произошло на моих глазах, а что, я не понял. О’Брайен всегда опережает меня.
— Он не совершил никакого преступления.
— Пока, — Аркадий не упомянул об ордере на арест из Америки или сахарном обмане России на 20 миллионов долларов. — Почему двадцать высокопоставленных кубинцев называют себя яхт-клубом «Гавана»?
— Шутка?
— Это и есть ответ на фотографию Приблуды?
— Ты думаешь, на самом деле все не так?
— Нет, я думаю, что все так и есть. Я думаю, что это не шутка.
— У офицеров на этом ужине были имена?
— Я не слышал никаких имен. Все, что я могу сказать, что они все были одеты в гуаяберы и заказывали лобстеров на листочках бумаги, которые нужно было развернуть, чтобы прочесть. Некоторые, как Эрасмо, даже не прикоснулись к своему лобстеру, только наблюдали. И как только последний лобстер был подан на стол, ужин закончился, как будто они достигли единогласного решения. Возможно, завтра я все узнаю. Я встречусь с Уоллсом и О'Брайеном перед отъездом.
— Смотри, не опоздай на свой самолет, — сказала Офелия.
Он знал, что она ждала его реакции на упоминание об отлете. Но он сам не понимал, какова будет его реакция. Они оба находились в том состоянии, когда малейшее движение могло вызвать головокружение. Его взгляд упал на газету, в которую был завернут банановый хлеб.
— Интересно, что у Чанго на уме?
— Что ты имеешь в виду? — Офелия не была готова сменить тему.
Он поднял промасленную газету. На ней была видна фотография черной куклы с красной банданой. Под фотографией — броский заголовок:
Noche Folklórica Aplazada. Debido a condiciones inclementes fue necesario aplazar el Festival Folklorico Cubano hasta dos Sabados mas, a la Casa Cultural de Trabajadores de Construction.[54]
— Ненастная погода — это я понял, sabado — значит суббота, а Домом культуры является яхт-клуб «Гавана».
— Из-за дождя фольклорный фестиваль откладывается на две недели, только и всего.
«То есть до завтра» — проверил Аркадий дату газеты.
Он встал, чтобы посмотреть на Чанго, сидящего в углу с небрежно раздвинутыми ногами. Левая рука куклы опиралась на трость, стеклянные глаза пристально смотрели на Аркадия. Чем дольше Аркадий изучал куклу, тем больше убеждался, что это была та самая кукла, которая исчезла из квартиры Приблуды на Малеконе. Тот же красный платок, те же жесткие черты лица, те же кроссовки Reebok, тот же мрачный взгляд.
— Он напоминает мне Луну.
— Конечно, — сказала Офелия, — Луна — сын Чанго.
— Сын Чанго? — опять у Аркадия возникло ощущение, что в любом разговоре с Офелией могла открыться маленькая дверца и унести человека в альтернативную вселенную. — Откуда ты знаешь?
