Елена Прокофьева - Явление зверя
Эта роль… Она будет чем-то абсолютно новым в моем экранном имидже. Я был комическим героем, я был романтическим героем, я был мятущимся интеллигентом… Теперь они получат палача. Конечно, режиссер встанет на уши, он хочет другого фашиста, он хочет мятущегося интеллигента в форме вермахта. Но ему придется смириться с моим видением роли. О да, я ее уже вижу, эту роль! Я ее уже чувствую! Я ощущаю себя — в ней!
Я расхохотался и поднажал на газ. Как давно я не чувствовал в себе такого вдохновения! Не чувствовал себя таким счастливым. Почти всесильным. Я знал, как играть эту чертову роль! Я видел, каким должен быть мой герой! Теперь в меня влюбятся все бабы, одержимые садо-мазохистским комплексом! В полку моих поклонниц ожидается пополнение.
И Софья…
Она тоже в меня влюбится.
Потому что я выведу на экран ее деда.
Я знаю, что я — не тот, кого она хочет. Наверное, она меня даже не любит. Просто… Так получилось, что мы теперь — вместе. Но у меня есть преимущество перед другими мужчинами, с которыми сталкивала и еще столкнет ее жизнь. У меня есть преимущество перед Кривым со всей его властью и всеми его деньгами!
Я — не тот, кого она хочет.
Но я могу хотя бы его сыграть.
СофьяУдивительно, но я совершенно не переживала о содеянном. Я убила одиннадцать человек. А до того — тех троих в коридоре… Я ведь не знаю точно, чьи пули убили их: мои, Юраша или Алексея Ивановича? Так что возможно — на мне четырнадцать убийств. И — ни малейших угрызений совести. Правда, и свирепой радости, удовлетворения от мести нет. Вообще никаких эмоций. Только облегчение от того, что я это сделала, что это уже позади… И кажется, это имело свой положительный результат: во всяком случае, Рославлевых за эти несколько дней ни разу не побеспокоили — ни по телефону, никак. Если окажется, что я все-таки отомстила за смерть Матвея Николаевича, за страдания Анны Сергеевны и Стаса, а заодно избавила Лешу и его возлюбленную от их мучителей — может, я вообще смогу собой гордиться! Но плакать и трястись, как в кино показывают, я не буду уже, наверное. И блевать — тоже. Совершенные убийства никак меня не изменили. Совсем. Или я не чувствую этих перемен? Хотя — то, что я менялась, когда начались мои отношения с Костей, то, что на меня огромное влияние оказывает каждодневное общение с малышкой Викой — это я ощущаю! А от убийств — вроде ничего в душе не осталось… Никакой зарубки.
Жаль, что уже не могу спросить у Дедушки, что он чувствовал, когда убивал «предателей и фашистских приспешников». И чувствовал ли вообще что-нибудь?
Но зато все эти дни меня неотступно мучила одна мысль. Тогда, после убийства, в состоянии стресса, я не сообразила… Додумалась только потом…
Алексей Иванович чудесно отблагодарил меня, отыскав фотографии Дедушки, которых даже в семейном-то альбоме не было и быть не могло! Более того, я и не знала, что ему когда-то приходилось переодеваться в немецкую форму и так тесно контактировать с врагами… А теперь и спросить не у кого… Никого из близких друзей не осталось…
Впрочем, не это важно, а другое: на оформление и исполнение этого заказа — похищение фотографий из архива спецслужб Латвии — ушло какое-то время. Возможно, значительное. Значит, он сделал этот заказ прежде, чем я спасла его от убийц и предложила ему свою помощь в устранении конкурентов! Не ясновидящий же он, чтобы заранее это все предсказать? После всех этих событий подарок выглядел как благодарность. Но если бы ничего не случилось? Ведь могло не случиться… А он все равно заказал похитить фотографии!
На фотографии Дедушки я могла смотреть часами. Это было — как наваждение… Посреди домашних дел я то и дело урывала минутку, чтобы достать их и полюбоваться милыми чертами. Как он был красив тогда! Каким он выглядит мужественным! В наше время таких мужчин просто нет… Я, словно на свидание с любимым, спешила к этому коричневому конверту. Я никогда в жизни не получала подарка лучше, чем тот, что сделал мне Алексей Иванович.
И в конце концов, я не выдержала. Я должна была понять произошедшее… Почему он решил добыть эти фотографии задолго до того, как я заслужила его благодарность? Что его сподвигнуло?
Как-то днем, когда Костя ушел на репетицию, я испекла пирог и, оставив Вику на попечение Надежды Семеновны, прямо в своем домашнем наряде — джинсы, ковбойка, шлепанцы — с пирогом на тарелке отправилась в гости к соседу. Это ведь так естественно — проведать больного и принести ему гостинцев! Вряд ли это вызовет подозрение, даже если за его квартирой следят… Или в таких роскошных, элитных домах люди не дружат и не носят друг другу пироги? Я точно не знала. Но все-таки решила рискнуть.
Я довольно долго звонила. Подумала уже — его нет Дома. Но потом, из-за двери послышалось удивленное восклицание и щелчок отпираемого замка.
Похоже, я его разбудила. На нем была пижама, а сверху наброшен красивый банный халат.
— Софья, вы?!
И никакой тебе «Михайловны»! Как со старой подругой.
— Хотела узнать, как вы себя чувствуете, Алексей Иванович. После этого ужасного нападения…
— Ох, как это мило с вашей стороны! Вы проходите, проходите… Извините за мой внешний вид.
— Это вы извините меня за вторжение. Наверное, следовало позвонить… Но я не знаю вашего телефона!
Он потеснился, пропуская меня в прихожую. Проводил на кухню. Там я поставила пирог на стол.
— Вот. Больным положено носить гостинцы.
— Это просто пирог? Или с начинкой? — спросил Алексей Иванович, удивленно разглядывая мой кулинарный шедевр.
— С яблоками и корицей.
— Ох… Я немного другое имел в виду, ну, да ладно… Спасибо, Софья. Это так мило! И я совершенно не ожидал…
— Мы можем здесь говорить? — прошептала я.
— Да, абсолютно спокойно. Теперь моя крепость надежно защищена от подслушиваний и подглядываний. Да и некому за мной подглядывать… Враги пока не оправились от нанесенного удара. Полагаю, на некоторое время они отступят. Вы оценили то, что я уже похлопотал о вашем друге? Надеюсь, мои распоряжения исполнены и их больше не тревожили?
— Нет. Пока все в порядке. Я хотела спросить про фотографии. Вы ведь, наверное, очень давно заказали их найти, да? Когда мы все и помыслить не могли, что все так обернется? А почему тогда вы это сделали? Почему вас заинтересовал мой Дедушка?
Мне показалось, что Алексей Иванович как-то смутился. Но потом он сел напротив меня и, взяв мои руки в свои, посмотрел мне прямо в глаза.
— Софья, милая, я не знаю, поверите ли вы мне… Мы живем в дикое, страшное время, и сейчас принято во всем видеть какую-то тайную подоплеку, даже в простейших действиях и проявлениях чувств… В общем, мне просто хотелось сделать вам подарок. Роскошный подарок. Произвести на вас впечатление. Потому что я планировал поухаживать за вами. И… И склонить вас к интимным отношениям. Возможно, я бы даже женился на вас. Я думал об этом. Я ведь не знал, что у вас все так далеко зашло с Константином… Не знаю его отчества. Если бы вы были обыкновенной женщиной, я бы подарил вам машину. Шубу. Кольцо с бриллиантом. С огромным бриллиантом. Но, как я уже говорил, я не дурачок и не быдло. Я разбираюсь в людях. Я понимал, что вы отвергнете подобные дары и даже почувствуете себя оскорбленной. Чтобы произвести впечатление на вас, я должен был достать что-то, что вам действительно нужно… Что-то, от чего вы ни при каких обстоятельствах не откажетесь. Я… Господи, возможно, вот сейчас вы меня и возненавидите, вы же закрытый человек и не терпите вмешательства в свою личную жизнь… Но когда я осознал, что вы мне нравитесь, что вы мне очень нравитесь, когда я заинтересовался вами — я задействовал своих людей, чтобы они узнали о вас все. И они узнали. Они говорили с вашими родственниками. У меня есть хорошие психологи, которые умеют разговорить человека на нужную тему, да так, что тот все выложит, а потом об этом разговоре и не вспомнит. Мои люди даже обыскивали вашу квартиру, я и в этом готов признаться, хотя очень боюсь вашего презрения…
— Так это были ваши люди. А я думала — те, другие…
— Возможно, и те, другие, тоже у вас побывали. Я не знаю. Но мои — точно были. И я выяснил, что единственное, что по-настоящему вас интересует, — это ваш Дедушка и все, что связано с его жизнью, с памятью о нем. И тогда я придумал… В Латвии есть материалы на всех антифашистов, действовавших на их территории во время войны, ведь это — единственная страна, где антифашистов преследуют как преступников. И я подумал: возможно, там для меня добудут что-нибудь интересное… Я оказался прав. Но преподнести вам этот подарок пришлось при совсем других обстоятельствах, нежели я мог ранее предполагать…
Он запнулся и замолчал. Он сидел и просто смотрел на меня, сжимая мои руки в своих горячих, сухих ладонях.
Вообще-то мне не нравятся мужчины с темными глазами. У мужчины глаза должны быть светлые, очень светлые, как у моего Дедушки. Но черные глаза Алексея Ивановича мне всегда нравились. В их взгляде было достаточно жесткости и того холодного, фанатичного огня, который, по моему мнению, делает мужчину по-настоящему обаятельным. Мне нравится, когда от одного взгляда по коже бегут мурашки… Мне нравится ощущать силу. Бояться — и, вместе с тем, чувствовать себя в безопасности. Как это было, когда я находилась рядом с Дедушкой.
