Катерина Кириченко - Отстегните ремни
Уже собравшийся уезжать водитель озадачился. Глянул на часы на своем мобильном, провел рукой по лбу и неуверенно посмотрел по сторонам.
— Ну, это смотря сколько подождать.
Сколько мне понадобится времени, я не знала. Если предположить самый лучший вариант, что я быстро найду дом, и Макс окажется там, то машина мне вообще больше не нужна. Я представляла себе, как упаду к нему на грудь и долго-долго буду рассказывать обо всем случившемся, и, скорее всего, не обойдется без приличной порции виски, а потом Макс сам все придумает, и мы вместе, уже на его машине, поедем забирать Дашу. Если же его не окажется дома, то передать ему записку через чудом уцелевшую и даже не ведающую ни о чем домработницу, или, если и ее нет, то нацарапать записку и приколоть к двери, займет, наверное, не больше пятнадцати-двадцати минут. Деревня на первый взгляд показалась мне совсем небольшой.
— Минут двадцать-тридцать. Если я не появлюсь, то уезжайте.
— Деньги тогда оставьте за ожидание, — сказал водитель, которому не улыбалось торчать тут бесплатно.
Всунув в окошко несколько смятых купюр, я не спеша пошла вдоль заборов, пытаясь рассмотреть, какой же из домов — мой.
Заборы шли почти сплошной стеной, и все — выше меня. Приходилось то и дело припадать к каким-то щелочкам, чтобы рассмотреть участки. Запомнившегося мне каменного дома в бельгийском стиле с античной статуей у входа нигде не было.
Я завернула на другую просеку и опять пошла вдоль заборов. И тут вдруг посреди безлюдной деревенской дороги увидела черный припаркованный джип. И хотя джипы в России не редкость, сердце мое моментально опять ушло в пятки. Видно, на джипы у меня выработался уже нехороший условный рефлекс.
Джип стоял прямо у забора, а ворота были наглухо закрыты. Дурной знак. Если это машина хозяина дома, то почему он не загнал ее на участок? А если приехал ненадолго, то почему не оставил открытыми ворота или калитку? К тому же проселочная дорога на этом доме заканчивалась, и начинался лес. А я отчетливо помнила с прошлого посещения Максовского дома: у него крайний к лесу участок.
Сердце сжалось у меня в груди, подсказывая, что я нашла нужный мне дом.
Пригнувшись, я быстрым шагом обошла участок и джип и вошла в лес за каменным забором. Обогнула угол и пошла вдоль по узкой, удобно протоптанной кем-то (Максом?) тропинке, пока не увидала заднюю калитку в заборе.
Я была почти уверена, что за ней увижу постриженную лужайку и античную статую у парадной двери в дом. Я подергала калитку, и она оказалась открыта. Выглянув в образовавшуюся крохотную щель, я поняла, что не ошиблась и пришла прямо по адресу.
Максовской машины я нигде не заметила (может, в гараже?), и вообще никаких признаков человеческого присутствия в доме. Не было вынесенных по случаю жары кресел на улицу, все окна плотно закрыты, и сам дом, казалось, погружен в сон.
Я присела на корточки и закурила. Сердце выбивало в груди предательскую чечетку, и дурное предчувствие не оставляло меня — джип здесь припаркован не к добру. Выйти прямо на ищущих меня бандитов мне совершенно не улыбалось, но и уйти, не удостоверившись, что в доме нет Макса, я не могла. Не знаю, сколько бы я так просидела, но вдруг входная дверь дома распахнулась, и на крыльце показался тот, кого я уже отлично знала под именем Колян. Я вздрогнула и прикрыла щель калитки почти полностью, оставив себе лишь узенькую полоску обзора.
Колян покрутился на крыльце, покурил и поплевал на цветущие рядом кусты. Он негромко переговаривался с кем-то по телефону и механически пинал ногой, обутой во все тот же запомнившийся мне пумовский кроссовок, горшок с какими-то растениями, стоявший на ступеньках парадного крыльца.
Стало совершенно очевидно, что Макса в доме нет. Представить, что он позволил бы каким-то отморозкам вот так пинать его цветы и по-хозяйски бычковать окурки в горшки с растениями, было невозможно.
А раз Макса здесь нет, то и мне делать тут нечего. Мысль пытаться оставить записку прямо в руках бандитов мне решительно не понравилась. Не могла же я позволить себе попасться сейчас на глаза бандитам, сесть в тюрьму и бросить несчастного ребенка на руках у одинокой несостоявшейся преподавательницы французской литературы… План мой рухнул в одночасье.
Попятившись в кусты, я отползла с тропинки и в обход участка двинулась к ожидавшей меня «Волге».
— Обратно на Арбат?
Я кивнула, и машина тронулась назад в безопасность моего убежища в Староконюшенном переулке.
— Радио можно включить? — спросила я, боясь остаться наедине со своими растерянными мыслями.
— Чего ж нельзя? Вам какое?
— Не знаю. Любое.
— Ну тогда «Русское радио».
Конечно, русское! Какое же еще радио может отвлечь тебя от русских бандитов? Машина тотчас наполнилась довольно мелодичным женским голосом, с надрывом тянущим песню со смутно знакомыми словами:
…Сердце бьется все чаще и чаще,
И уж я говорю невпопад:
«Я такой же, как вы, пропащий,
Мне теперь не уйти назад».
Низкий дом без меня ссутулился,
Старый пес мой давно издох,
На московских изогнутых улицах,
Умереть, знать, судил мне Бог…
Вслушавшись в слова, я на минуту просто обалдела.
— А можно другое радио? — попросила я жалобно.
— Можно. «Серебряный дождь» пойдет?
— Давайте.
Из радио полился другой голос:
…Этот город самый лучший город на Земле.
Он как будто нарисован мелом на стене.
Нарисованы бульвары, реки и мосты,
Разноцветные веснушки, белые банты.
Этот город, просыпаясь, смотрит в облака.
Где-то там совсем недавно пряталась луна.
А теперь взрывают птицы крыльями восход,
И куда— то уплывает белый пароход.
Этот город не похожий ни на что вокруг,
Улыбается прохожий ни за пять минут,
Помогает человеку верить в чудеса,
Распускаются фонтаны прямо в небеса.
Я не знаю, где еще на этом свете
Есть такая же весна…
Я, пожалуй, отпущу попутный ветер
И останусь навсегда…
— А другое?
Что такое осень? Это ветер,
Вновь играет рваными цепями.
Осень, доползем ли, долетим ли до ответа?
Что же будет с Родиной и с нами?
Осень, доползем ли, долетим ли до рассвета?
Осень, что же будет завтра с нами?
Я вздохнула, и водитель покосился на меня с интересом.
— Ничего не нравится? Сейчас поищем еще…
Снова покрутил ручку радио.
…All you need is love,
All you need is love!..
Я посмотрела умоляюще:
— А еще другое? Последний раз?
На этот раз вместо песни мы нарвались на читаемые речитативом стихи:
…Мне осталась одна забава:
Пальцы в рот — и веселый свист…
— Ну вот. Есенин хоть годится? — спросил водитель.
— А давайте вообще без радио, в тишине поедем? Лучше уж с мыслями… — я сглотнула опять начинающиеся слезы.
Водитель равнодушно пожал плечами и выключил звук. Стало слышно, как урчит видавший виды мотор его старенькой «Волги».
— Ну, с мыслями так с мыслями. Как вам будет угодно. Только по мне — так уж лучше с радио. А то мысли — дело опасное, до нехорошего могут довести.
* * *С мыслями… Мыслями…
С мыслями («дело опасное») у меня было совсем плохо.
Ехать домой на Староконюшенный совершенно расхотелось. ЧТО я скажу Даше? Что не нашла ее папы? Что не имею больше ни малейшего представления, как и где его искать? Что мы с ней теперь будем жить вместе в противной полупустой чужой квартире до тех пор, пока у нас не кончатся деньги, а потом я пойду в милицию, сдамся и сяду в тюрьму, откуда, вероятнее всего, больше никогда не выйду, а Дашу отдадут матери, и Макс останется на полном нуле и начнет жизнь заново?
Пока мы доехали, в Москве уже начались красивые сиреневые сумерки. Попросив остановить машину, я вышла у метро «Киевская», и ноги сами повели меня в сторону недавно построенного стеклянного моста через реку. Облокотившись о каменный парапет набережной, я смотрела на уходящую куда-то воду, и мысли мои текли на грустный философский лад.
Вот так, думала я, нас рождают, забыв предупредить, что теперь со всем этим надо лет семьдесят делать, и мы, как палочки-веточки, соринки в безбрежных жизненных водах куда-то плывем себе по течению, и что нас ждет впереди — даже не догадываемся. Вернее, в самом-самом далеком будущем концовка у нас известная, но мы живем так, как будто именно этого мы и не знаем. Как будто мы вечные, и все это никогда не закончится. Пытаемся биться за место под солнцем, будто его можно забрать с собой.
Мимо меня по набережной проехал троллейбус. Прилипнув к окну расплющенным носом, на меня уставилась из него маленькая девочка. Я помахала. Она отлипла носом от стекла и, улыбнувшись, словно на минуту солнышко из-за туч вышло, тоже помахала мне.
