Бентли Литтл - Письма, несущие смерть
Офис детектива находился поблизости, в Ньюпорт-Бич, на одном из верхних этажей высотки рядом с Фэшн-Айленд. Я позвонил договориться о встрече, и детектив предложил мне приехать немедленно. Я почувствовал себя марионеткой, которую дергают за веревочки, и, хотя я не разрешил Эдсону оплачивать расходы, был благодарен ему за участие. Каждая секунда неведения о Викки и Эрике казалась мне часом, проведенным в аду.
Детектив Патрик Скоулдер больше часа расспрашивал меня о жене и сыне, друзьях и родственниках, работе и отдыхе, пытаясь выудить как можно больше информации. В конце допроса я был совершенно измотан, но въедливость Скоулдера произвела на меня впечатление, внушила смутный оптимизм, и оставалось лишь молиться, чтобы парень не начал получать письма, которые заставили бы его отказаться от меня.
Придется и ему написать охранное письмо.
Я заплатил задаток и поспешил на стоянку за машиной. Вернувшись в дом Эдсона, я швырнул ключи на журнальный столик и прошел на кухню выпить воды…
Затрезвонил телефон.
Отключенный телефон.
Полный дурных предчувствий, я поднял трубку и осторожно сказал:
— Алло?
— Джейсон. — Голос слабый, почти шепот. Я не слышал его лет двадцать, но узнал мгновенно.
Голос моей матери. Никаких сомнений.
— Джейсон. — Меня пробрал озноб. Как будто говорила не мать, а персонаж из фильма ужасов. Да еще по неподключенному телефону. Бррр! Какая жуть! — Джейсон.
Что-то щелкнуло, и в трубке воцарилась тишина.
Я положил трубку на рычаг. Что это значило? Мать умерла? Совершенно очевидно, именно так я и должен был подумать.
Оставался только один способ это выяснить.
Я поехал к дому матери в Акацию. Несколько лет тому назад я проезжал по этой улице, но сейчас мне показалось, что прошло гораздо больше времени. Кроме того, тогда я просто ехал мимо, пытаясь понять, не переехала ли она, не умерла ли. На этот раз я на самом деле собирался вернуться домой, а потому чувствовал себя так, словно не был там двадцать лет. Вот угол, за который я обычно сворачивал, удирая из дома на велосипеде. Вот олеандровые заросли миссис Баумгартен, которые мы использовали как тайный тоннель, хотя знали, что олеандр ядовит.
Я припарковался перед домом рядом с пожарным гидрантом, посидел в машине, надеясь, что мать выйдет из дома. На нейтральной территории мне было бы легче разговаривать. Однако дверь не открылась, занавески не раздвинулись. В конце концов я заставил себя покинуть машину и пройти по подъездной дорожке к парадной двери.
Ничего хорошего я уже не ждал.
Я постучал, постоял, позвонил в дверной звонок, подождал.
Снова позвонил.
Подождал.
Может, ее нет дома.
Только я был уверен в том, что она дома. Я привстал на цыпочки, пошарил за фонарем, в конце концов обнаружил запасной ключ и открыл дверь.
— Привет! Мама? — Очень непривычно было слышать это слово из собственных уст. Я так и не вспомнил, когда последний раз произносил его. — Мама? Это я! Джейсон!
В доме было тихо. Слишком тихо. Я медленно прошел мимо нового незнакомого дивана, мимо старого знакомого стола. Теперь можно было свернуть на кухню или в коридор, ведущий к спальням. Из гостиной я видел часть кухни, и, похоже, там никого не было. Поэтому я выбрал коридор.
Это был правильный выбор.
Или неправильный.
Моя мать, скрючившись, лежала на полу в огромной луже свернувшейся крови. В ночной сорочке. Значит, ее убили вчера вечером или сегодня рано утром. Ей выстрелили в голову. Забрызганная кровью стена казалась абстрактной картиной. Брызги попали даже на потолок. Я видел только одну щеку и один глаз. Остальная часть ее лица была залита кровью, а тот единственный глаз открыт.
На полу перед трупом в луже крови валялся белый лист бумаги, видимо прежде сложенный втрое, а сейчас раскрытый.
Письмо.
Я нагнулся, попытался прочитать текст, но кровь пропитала бумагу и скрыла все слова.
Верховный затеял кровавую игру? Решил одного за другим уничтожить моих родных и друзей? Оставить меня на закуску? Я не знал, но укрепился в своем решении не возвращаться в дом Эдсона. Просто на всякий случай. Кто бы —
что бы
— ни убило мою мать, могло поджидать меня и здесь, с заряженным пистолетом с глушителем или с обнаженным ножом. Надо обязательно позвонить Эдсону, предупредить, что я на несколько дней уезжаю, сказать ему…
Он может быть следующим.
О, черт. Я вытащил сотовый и набрал номер Эдсона, но он не ответил; меня переключили на его голосовую почту. Пожалуйста, будь на собрании, взмолился я. Пожалуйста, будь жив.
Я оставил сообщение: объяснил, что моя мать убита и убийца, возможно, охотится за мной. Вполне вероятно, что и за ним.
— Не езди в тот дом, — предупредил я. — Не приближайся к нему. И будь начеку. Если получишь странные звонки по телефону, увидишь рядом странных людей, звони в полицию. Не открывай дверь незнакомцам. Все время держи дверцы машины запертыми. Твой сотовый должен быть всегда при тебе. Ради бога, будь осторожен. Я свяжусь с тобой, когда смогу.
Я попытался представить, как Эдсон отреагирует на это послание. Вероятно, не захочет иметь со мной никакого дела. Вероятно, вспомнит об убийстве моего отца. А если не вспомнит сразу, то получит кучу писем, обвиняющих меня в обоих преступлениях.
Если его не убьют в собственной постели.
— Черт! Черт! Черт! — Я хлопнул кулаком по стене. Я ведь ни капельки не любил свою мать. Я ненавидел ее всю свою сознательную жизнь. И все равно она не заслуживала такой смерти. Я понимал, что ее убили из-за меня, и чувствовал себя виноватым. Годы смягчили меня, и осознание этого факта оказалось слабеньким, но все же облегчением. Боль поутихла. Я становился более человечным и, может, со временем даже смогу простить ее за стервозный характер.
Я покинул коридор, стараясь не смотреть на страшный труп, стараясь не вдыхать отвратительный запах смерти.
Где-то на просторах Южной Калифорнии и Том, наверное, встретил такую же жуткую смерть. Или скоро встретит.
Я сел в свой дряхлый «фольксваген» и бесцельно заколесил по улицам. Часа через два стемнеет. Где мне провести эту ночь? Звериный инстинкт подсказывал сбежать, убраться как можно дальше, но вряд ли этот драндулет дотянет до Южной Калифорнии. И вряд ли расстояние станет преградой. Верховный уже доказал, что может выследить меня, где бы я ни был. В колледже, когда я отправился в путешествие по побережью, письма поджидали меня в случайно выбранных мотелях. В одном из писем было предсказано и детально описано свидание, о котором я тогда и не подозревал.
Действительно ли он всегда знает заранее, что я собираюсь сделать?
Если так, мое положение безнадежно. Я не смогу избежать своей участи.
Однако у меня появилось ощущение, что нынешняя ситуация необычна, если не абсолютно уникальна. Не знаю, что было в том путешествии или в последующих событиях, но он никогда больше не вторгался в мое сознание. Почему он перестал копаться в моих мозгах? Что случилось?
Случилась Викки.
Ну-ка, ну-ка. Как все было? Я отправился в путешествие, свободный как ветер, отрезанный от семьи, преданный только самому себе и своим письмам, и, в гораздо меньшей степени, колледжу и учебе. Потом ничего особенного не происходило… а потом я встретил Викки.
Не любовь правит миром, а письма, сказал Генри.
Но может быть, он ошибся.
Я понадеялся, что он ошибся.
Итак, куда мне деваться? Моя мать убита, а телефонным звонком меня просто известили об этом. Зачем? Была ли это угроза? Или попытка приструнить меня, вынудить написать письмо и попроситься обратно?
Написать письмо…
Я мог бы написать письмо Верховному, но не с извинениями, а просто послал бы его к черту. Я мог бы написать ему письма с угрозами, письма, дышащие ненавистью, письма с предсказаниями его смерти, я даже мог бы описать, как его потрошат. Я уже писал ему там, когда работал в фирме, но моя работа в том мире всегда казалась неэффективной, не такой результативной, как мои письма из реального мира. Меня забрали отсюда, когда мои письма стали препятствием для их писем, когда мои слова стали весомее слов Чарльза Диккенса. Именно здесь мое могущество было максимальным.
Может, в моих силах ослабить Верховного, причинить ему хоть какой-то вред?
У меня заканчивался бензин, и я остановился на автозаправке. Впервые после покупки мне пришлось заправлять «фольксваген», и, учитывая изношенность тарахтящего двигателя, возможности драндулета вызывали восхищение. Я заплатил за бензин, сунул наконечник шланга в бензобак и уставился на закат. Те, кто впервые приезжал в округ Ориндж, всегда путали стороны горизонта, полагая, что океан на западе, как следовало из карт Калифорнии. Однако береговая линия здесь изгибалась, и большинство наших пляжей выходило на юг.
